Резонанс Резо

Сегодня универсализмом не удивить. Запустил в электронный самиздат стишок — ты поэт. Опубликовал там же пару-тройку нерифмованных страниц — прозаик. Пристроил свои живописные почеркушки в инстаграм — зовись художником. Снял на телефон домашнее застолье — полку режиссеров прибыло. Принцип «я везде и нигде» стал своего рода менталитетом. Где вы, великие профессионалы-универсалы, мастера всех дел? Их нет и неизвестно, как говорят в Одессе, городе, который Реваз Габриадзе любил и где стоит его скульптурная композиция «Памятник герою одесских анекдотов Рабиновичу».

Сам батони Резо был воплощением гениального всезнания-всеумения. В нем одном жил огромный мир, познавать его и наслаждение, и работа. Сценарист (тексты «Мимино» и «Кин-дза-дза» давно ушли в народ), драматург, романист, режиссер, художник, скульптор, архитектор, книжный график. Наверняка здесь упомянуто не всё, к чему он приложил руку и сердце. Счастье, что почти все эти таланты можно было прочувствовать на представлениях тбилисского Театра марионеток — его он основал и руководил до последнего дня. Для него писал пьесы, лепил декорации, рисовал костюмы и афиши, оживлял кукол, сконструировал часовую башню с фигурой ангела — дважды в день тот бьет в колокол, приглашая на представление.

Резо Габриадзе был счастливым человеком — имел дело, которое любил, и это дело любили люди, ради которых оно было создано. Его спектакли без каких-либо нравоучений учат любви. К большому и малому. К букашке, травинке и бессловесной твари. Его слова: «Я христианин, православный, и вы не найдете ни частицы, самой мелкой, без Божества. Всё — он. Даже притяжение и законы Ньютона. А кто еще? Больше некому всё это сделать».

В Театре марионеток не было безразмерного репертуара. Гонкой — даешь премьеру! — он никогда не занимался. Пять спектаклей в афише — оптимальное количество. Потому что при разных сюжетах игрался по большому счету один спектакль, где все персонажи — живые и неживые — были с душой. Паровозы, птицы, лошади, муравьи, повозки и даже Эйфелева башня жили и чувствовали, как люди. Или люди жили и чувствовали, как они. Разницы не было. Все созданное Богом или человеком должно быть едино и неделимо. Раз Господь создал мир таким — значит, примем его, не спрашивая и не возражая.

Нельзя сказать, что он жил только своим театром. Просто театр был повсюду, куда ступала его нога. Кукла Святослав Рихтер целовалась с куклой Ириной Антоновой. Такое приношение «Декабрьским вечерам» он подготовил к открытию персональной выставки в ГМИИ им. Пушкина. Кукла Георгий Товстоногов, дымя сигаретой, рассказывала о театре — этот подарок Габриадзе сделал БДТ на празднование 100-летия режиссера.

А его портреты? В каждом был театральный сюжет. Изображение Солженицына отсылало к Андрею Рублеву, в Жванецком прорастал Марк Шагал. Памятник Чижику-Пыжику на Фонтанке тоже получился о любви. Едва его установили, появилась традиция: если жених опустит с моста привязанную на бечевке полную рюмку и чокнется с клювом чижика — будет молодой семье счастье.

У критиков со спектаклями Габриадзе были сложные отношения. Невозможно, не приврав, написать о них что-то познавательно-просветительское, иными словами, дать наводку, о чем спектакль и что, собственно, хотел сказать автор. Взять, к примеру, «Бриллиант маршала де Фантье». Габриадзе поставил его в 1980-е, а потом восстановил.

Вроде бы речь идет о бравом генерале, князе Вано Пантиашвили, в сопровождении друзей отправившемся в Париж получать нежданное наследство в виде огромного, более чем в 8000 карат, бриллианта. В то же время — а было ли путешествие? Не привиделось ли оно князю после обильного возлияния? Накрытый стол, торжественно выезжающий на сцену в начале действия, косвенно об этом свидетельствует.

Сказать, что «Бриллиант...» — история о последней в жизни князя любви, тоже затруднительно, хотя есть там и рыжеволосая маркиза, и фраза о пожаре сердца. Но почему-то, отправившись на судьбоносное свидание, князь вместо заветного бульвара попадает на могилу Наполеона, а маркиза (нет чтобы чуть-чуть подождать) находит воздыхателя в лице мсье Эйфеля, создателя знаменитой башни.

Если «Бриллиант маршала де Фантье» — продолжение «Ханумы», то уж очень нечасто появляется и сваха, и счастливые молодожены Кето и Котэ. А если это посвящение великим актерам Эросу Манджгаладзе, Рамазу Чхиквадзе, Верико Анджапаридзе и Саломе Канчели, чьи голоса звучат в спектакле, то с равным правом постановку можно считать посвящением актерам сегодняшним, тоже наговорившим достаточно.

И тем более не стоит принимать на веру слова одного из персонажей, что показанное и рассказанное — грузинские народные стихи о французском импрессионизме. Да, мы узнаем, как тяжело работалось Моне и Ренуару в условиях капитализма, и маркиза рожает мальчика по имени Пабло Пикассо, и в финале под сентиментальную скрипку появляется плетеная Эйфелева башня. Но на сцене всё же не Париж — пусть в грузинском народном толковании, а самый настоящий Кутаиси, хорошо знакомый поклонникам Резо по его картинам и скульптурам.

В общем, куда не кинь, концы с концами не сходятся. А всё потому, что постановкам мэтра описания противопоказаны. Режиссер, сказавший: «В глупостях вся сладость жизни и смысл ее», что хотел, то и говорил, что считает нужным, то и показывал. Умом его спектакли не понять, в них нужно верить. Как верили в старину историям, рассказанным марионетками на рыночных площадях. Да и смотреть их по большому счету нужно на площади или в небольшом помещении. Залы, где представление смотрит не 80 человек, как в Тбилиси, а, скажем, 250 — главный враг спектаклей Габриадзе. Нет возможности потрогать куклу, сесть у помоста со стаканчиком вина или просто заказать другое продолжение истории. То есть существенно снижается шанс по полной прочувствовать глупости, а, следовательно, и сладость.

Напоследок цитата из фильма «Не горюй!: «А, кстати, кто скажет надгробную речь? Я хочу при жизни услышать то, что будут говорить обо мне после смерти». Батони Резо уже услышал все мыслимые хорошие слова, так что над гробом можно и помолчать. Пусть лучше ангел на башне ударит в колокол и выйдут на сцену куклы. Если театр жив, значит, жив и его создатель.

Автор — доктор искусствоведения, профессор, редактор отдела культуры газеты «Известия»

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции