Президентской власти в России – 30 лет

12 июня 1991 года в Российской Советской Федеративной Социалистической Республике (РСФСР), входящей в состав Союза Советских Социалистических Республик (СССР), на всенародных выборах был впервые избран президент. Такой скачок к самостоятельности крупнейшей части Советского Союза стал юридически и фактически возможен после референдума, прошедшего тремя месяцами ранее: 17 марта значительное большинство жителей РСФСР парадоксальным образом проголосовали в одном бюллетене за сохранение СССР, а в другом – за учреждение должности президента РСФСР. В свою очередь, референдум по этим вопросам (включая первый) не состоялся бы без Декларации о государственном суверенитете РСФСР, принятой ровно за год до президентских выборов – 12 июня 1990 года. 

Поэтому превращение президента Советской России в главу нового государства – Российской Федерации, или просто России, а значит, и распад СССР – было, что называется, делом техники. За исключением, быть может, варианта, когда президентом не стал Борис Ельцин. Но это, как задолго до крушения советской власти говаривал красноармеец Сухов, вряд ли: именно Борис Николаевич поймал волну массовых настроений и решительно двигался в фарватере.

В Южной Корее удалось вовремя парировать и нейтрализовать главную опасность – непосредственное сращивание крупного капитала с госаппаратом. Фото stokuidegbe.blogspot.com

А большинство сторонников первого президента России (не все, но большинство) хотели, прежде всего, хорошего царя, который наконец воздаст всем по справедливости. Эти настроения стали основой и для России после Ельцина. А заодно – и пружиной, и фундаментом последующих событий. И главный тренд все 30 лет – усиление президентской власти, расширение и без того громадных полномочий главы государства.

Тенденция к самодержавной власти после кратковременного ослабления и даже отступления («перестройка, гласность, демократия») крепла с каждым годом. Но все же можно отметить несколько этапов движения к цели. Первый шаг сделан в августе 1991-го, пока еще в форме нарастающей разноголосицы, иногда граничащей с неуправляемостью и хаосом. Второй, следом, через четыре месяца, в декабре того же года, с подписанием Беловежских соглашений. Однако политические и экономические свободы частично сглаживали глубинную тягу к самодержавию.

Осенью 1993-го тенденция все-таки оформилась: уже стали делить крупную собственность (а значит, элите потребовался статус-кво). Большинство же, напротив, устало от сбоев в экономике и стало искать крепкую руку (опять «хороший царь», но без демократических странностей). В декабре 1993-го сверхпрезидентскую республику зафиксировали в Конституции.

Чуть позже, в 1995–1996-м, после залоговых аукционов, состоялись вторые президентские выборы. Состоялись таким образом, что, по мнению многих экспертов, тогда свободные, настоящие, реально конкурентные выборы главы государства в России закончились. Ситуацию дополнительно усугубили экономические потрясения типа дефолта 1998 года.

К началу XXI века, с приходом Владимира Путина, процесс двинулся быстрее, а после зиц-президентства Дмитрия Медведева, «обратной рокировки» осенью 2011-го, внешнеполитического кризиса 2014-го и особенно «обнуления» президентских сроков и «голосования на пеньках» летом 2020-го достиг скорости курьерского поезда. При этом выбор свелся к трем вариантам: либо вы находитесь в самом поезде, либо можете попасть под него, либо прозябаете на обочине. Впрочем, энергичным стало продвижение именно к политической автократии, режиму личной власти. Что касается социально-экономического развития, то ситуация чуть ли не противоположная.

В мировой истории такая ситуация досконально изучена и характерна для многих стран догоняющего развития, со слабыми институтами гражданского общества и, напротив, внушительным сырьевым потенциалом. Другое дело, что где-то (например, в Южной Корее или, с меньшим успехом, в ряде крупных государств Латинской Америки) удалось вовремя парировать и нейтрализовать главную опасность – непосредственное (именно непосредственное, персонифицированное) сращивание крупного капитала с госаппаратом. А где-то (не будем показывать пальцем) не удалось. В результате формируется мощная по ресурсам группировка, в чьих интересах «сохранять все как есть», провозглашающая такой курс патриотическим. Однако объективно такая группировка все-таки в численном меньшинстве, а главное – ее жесткая установка избегать принципиальных, глубоких перемен в сторону открытости постепенно (у больших стран сырьевой ориентации имеется запас прочности), но неуклонно увеличивает отставание от развитых стран.

В России царь, император, генсек, президент – по существу, разновидности самодержавия. Фото portal-kultura.ru

Впрочем, вернемся из глубин на поверхность. Согласно правдивой шутке еще советского времени, попытки нашей промышленности сделать что-нибудь для мирной жизни оборачиваются конфузом: неизбежно получается автомат Калашникова. В политическом варианте от Виктора Черномырдина какую бы партию мы ни пытались строить, получается КПСС. Так и с президентской властью. В России царь, император, генсек, президент – по существу, разновидности самодержавия.       

Отсюда нарастают сомнения – а должна ли высшая власть в России обязательно быть в одних руках? Не отговорка ли это для, опять же, сохранения статус-кво? Быть может, наоборот, России показан еще неведомый ей рецепт – парламентская или хотя бы президентско-парламентская республика? Краткий период с марта по октябрь 1917-го – не в счет, хотя и служит в качестве «страшилки» уже второе столетие: слишком уж специфической была тогда ситуация. А сейчас, кто его знает, может быть в самый раз. Хотя – время сейчас такое – с обязательным уточнением: конечно, только мирным, законным способом.

Юрий Пронин для ИА «Альтаир»