Ориентир - поле тюльпанов

Просыпаюсь. Ставлю ноги на холодный пол. Туго заплетаю длинные волосы. Над кроватью фотография моих дедушки и бабушки. Бархатный мужской голос из рекламного ролика повторяет, что это тяжелые времена, но пока мы вместе - мы непременно справимся. Смахиваю ладонью влево, заставляя его замолчать. Миллион развёрнутых вкладок на экране, большую часть из которых я уже даже и не читала, снова начинает мозолить мне глаза. «Моя страна 20 лет назад» - к теме моего проекта в интернете оказалось бесчисленное множество сухих сводок, написанных чересчур заумным языком. Я слишком быстро теряю концентрацию. Глупо. Это могут сделать другие. К чему мне делать то же самое? Как я должна быть заинтересованной? Искренней? А стоит ли?

 

Я достаю большой белый лист бумаги и пишу на нем первым попавшимся маркером, ничего не обдумывая. Неровным почерком. Моим неровным почерком. Так, как считаю нужным.

«Двадцать лет назад? Все пятнадцать лет своей жизни я не видела неба. Я не видела солнца. Все вокруг меня искусственное и фальшивое. Вокруг всех нас, но это, кажется, никого не волнует. Кажется, лишь одна я чувствую себя хоть немного обделённой. Хоть немного обеспокоенной. Но, в общем и целом, я считаю этот проект бесполезным в силу того, что сколько бы сил мы ни потратили на изучение дат, графиков и событий того времени, которые все равно ни о чем нам не скажут, все они, как ни крути, будут забыты через полнедели, в лучшем случае, в то же время ни я, ни кто-либо из нас, никогда не узнает, каково это - выйти на улицу без баллона с воздухом и защитного костюма, сплошь и поперёк покрывающего тело. Потому что двадцать лет назад все изменилось. И теперь сможем ли мы однажды хоть на малую толику понять, в каком темном месте мы находимся? И можем ли мы на это повлиять? Хотя мне греет душу осознание того, что по крайней мере молодость моих отца и матери была чем-то иным. Чем-то, что я едва ли когда-то прочувствую. Но, если вы хотите знать, что я думаю? Я думаю, что немногим более чем двадцать лет назад, пока не было болезней, вирусов, что сменяют один другого, а мы лишь придумываем им названия пострашнее, вынужденные строить над своими головами железные купола... да, я думаю, что тогда девушки в легких ажурных платьях и вовсе ни о чем не беспокоились, имея возможность свободно кружиться в цветочном поле, позволяя солнцу себя согревать. Юноши собирали свежие фрукты, выросшие не искусственно, а под голубым небом, поливаемые летними дождями. Под небом, вероятно, позволяющим чувствовать себя свободным, не давящим на тело и сознание, как холодный серый потолок. И, верно, все они были влюблены в свою жизнь, даже не осознавая ценности и величины собственного везения проживать ее. Я не могу их за это обвинить. Но иногда мне кажется, что все было бы куда проще, лишь вейся и мои волосы до самой земли полей, в который они танцевали одинокими ночами. О, я не знаю, что они чувствовали, но я бы стала, безусловно, смелее, посмотри я хоть раз на ту же луну, которую видели они. По-настоящему».

Мою злость сменяет непонимание. Мое непонимание сменяет тоска. Мою тоску сменяет безразмерное желание уйти в размышления с головой. Я проживаю целый цикл чувств, подобный отдельной жизни по своей насыщенности, выводя слова; пока не ставлю точку и мои размышления сменяет усталость. Обычная. Человеческая. Я лишь часть огромного бессмысленного механизма, работающего ради собственного выживания. Но, по большому счету, это ни к чему не ведёт.

Я бегу по безмерному полю тюльпанов. Я ощущаю стопами росу, а рассветное солнце слепит меня. Кто я? Откуда я? Зачем я? Мое тело ощущается легким, практически невесомым, настолько, что резкий, холодный ветер едва ли не сбивает меня с ног. Эту красоту невозможно описать ни одним из существующих выражений. Мне не хватит слов, чтобы рассказать, насколько безупречным было беспечное цветочное поле, находящееся во власти солнца. Мне кажется, словно я чувствую так много, что мои эмоции смешиваются, вместе давая белый. Сплошное белое ничего и ни одной мысли в моей пустой голове. Я вдыхаю ледяной воздух, стараясь делать каждый новый вдох все глубже, стараясь ощутить его как можно отчетливее, запомнить его, запомнить его навсегда, пока протестующее тело содрогается от холода. Голова идёт кругом и, то ли от ветра, то ли от неспособности совладать с таким новым, чистым, ранее неизведанным, мои глаза пеленой застилают слёзы. Все, что я более способна отличить, это лишь яркие цветочные пятна. Ещё немного, и я неизбежно падаю в изнеможении, не в силах далее предпринимать хоть какие-либо попытки подняться. Я могу только чувствовать. Я могу только смотреть. Смотреть, на небо, на взошедшее солнце, что ещё едва ли грело меня, но ощущалось жаркими лучами на щеках. Щеках, по которым катились слёзы, катились вне зависимости от моего желания и я, кажется, совсем теряю контроль, раз плачу впервые за столько лет. Легкое платье из хлопка, от росы вымокшее практически насквозь, от чего неприятно прилипает к телу - последнее, что я ощущаю, перед тем как окончательно прекращаю сопротивляться, позволяя своему разуму слиться с этим полем. Позволяя всему своему существу уже под практически палящим солнцем забыться, исчезнуть, отпустив каждую из своих мыслей, тревог и даже, вернее всего, надежд, потому что все те уже были воплощены в виде обессиленного ребёнка на поле тюльпанов.

«Доброго утра, дорогие друзья. Мы переживаем тяжелые времена, однако пока мы вместе - мы сильны, а пока мы сильны, у нас нет оснований полагать, что мы не сможем этого преодолеть. Спасибо вам за вашу поддержку и веру в наше светлое будущее. Не забывайте, что мы - опора друг для друга. Мы и есть - будущее».

Просыпаюсь. Ставлю ноги на холодный пол. Туго заплетаю длинные волосы. Над кроватью фотография моих дедушки и бабушки. Бархатный мужской голос из рекламного ролика сегодня кажется мне чуть менее навязчивым, чем обычно, поэтому я позволяю ему договорить до конца. Что-то в глубине моего сердца ноет, словно разбитая коленка.

Несколькими часами позже я с не присущей мне уверенностью читаю свои записи перед аудиторией, заполненной людьми.

«Тяжело говорить о том, что было двадцать лет назад с осознанием того, как редко мы видим солнце, как редко мы видим небо. И вы не одни, когда чувствуете себя обделёнными и обеспокоенными. Но, каким бы тернистым ни казался пусть, из любого тёмного места всегда находится выход. И я знаю, что сегодняшними нами гордились бы, как двадцать лет назад, так и двадцать лет спустя. Потому что в каждом из вас есть рвение найти этот выход. В каждом из вас есть сила, выражающаяся в стремлении приблизиться к «нормальной» жизни. Я не буду пытаться внушать вам бессмысленные надежды, говоря об абстрактном «завтра». Сегодня. Сегодня мы есть друг у друга и сегодня мы можем гораздо больше, чем думаем. Посмотрите наверх. По-настоящему».

Молчаливая аудитория наполняется сначала робкими, а позже громкими и уверенными аплодисментами. В качестве моего школьного проекта потолки купола окрашены в цвет неба. Это первые слёзы счастья в моей жизни, пролитые наяву. Мы назвали это смелостью жить сегодняшним днём.

Кажется, я начинаю понимать, что они тоже были частью большого механизма, стремясь, скорее всего, сами не помня к чему. Однако же они дали силу верить в то, что мне подвластно что-либо изменить. Они, а именно мой дедушка в несуразной соломенной шляпе и бабушка с огромным букетом тюльпанов, которые сегодня как будто улыбаются мне немного искреннее, чем обычно, пока я шепчу им слова благодарности.

Автор: Ученица 8А класса Рижской Золитудской гимназии