Впервые выборы. Как Россия голосовала в 1906 году

Появление всенародно избираемой Государственной думы стало результатом начального этапа Первой русской революции. Первый манифест о намерении созвать «законосовещательное установление» был издан 6 августа 1905 года. Впрочем, из четырёх наиболее известных и популярных демократических норм — всеобщие, прямые, равные и тайные выборы — в России оказалась реализованной только одна — тайная подача голосов.

Выборы не были ни всеобщими, ни прямыми, ни равными. Избиратели сортировались по имущественному цензу. Выборы проходили разновременно. Кроме этого, действовала куриальная система, ранее апробированная на земском и городском самоуправлении: избиратели распределялись по куриям, в которых было разное число ступеней выборов. В итоге один выборщик на 2 тысячи населения голосовал в землевладельческой курии, один на 4 тысячи — в городской, на 30 тысячи — в крестьянской, на 90 тысяч — в рабочей.

Противоречия в избирательной системе, а также в целом новизна института Думы и явления выборов, привлекали внимание современников. Ход выборов был отражён в их воспоминаниях современников. VATNIKSTAN приводит самые интересные отрывки из мемуарной литературы того времени.

Николай Езерский, депутат-кадет. О выборной кампании 1906 года

К началу избирательной кампании, приблизительно в середине февраля, страх перед всеобщей революцией значительно ослабел, красный призрак побледнел от времени и от собственных неудач. Напротив, произвол правительства стал расти пропорционально уменьшению опасности. Очевидно было желание вернуться на старый путь, обратить в мёртвую букву Манифест, принципы которого начали уже проникать в сознание народа и из партийного лозунга обращаться в национальный символ веры. Свежо было ещё предание о Дальнем Востоке; по мере увеличения сознательности росло недовольство старым порядком, который не хотел умирать.

Всё это создавало ярко оппозиционное настроение. Даже у тех, кто был запуган революцией, рождалось сознание, что предотвратить её можно только путем своевременных реформ, а их-то и не желало правительство. Вместо амнистии и умиротворения после победы оно стало сводить счёты с противником за все грехи эпохи освобождения. Чем больший круг лиц захватывали репрессии, тем шире становился и круг оппозиции. Не традиционный студент и интеллигент подвергался теперь преследованию, а рядовой рабочий, подлинный пахарь: народ почувствовал на себе самом всю тяжесть политического бесправия.К предстоящим выборам. Журнал «Буря». 1906 год

Таким образом, широкие слои населения были если не революционизированы, то отброшены в оппозицию, когда открылась выборная кампания.

Сообразно этому настроению избиратель стал оценивать и партии, выступавшие перед ним. Все крупные партии более или менее заявляли своё недовольство правительством; можно было опасаться, что обыватель запутается в их противоречиях, что он потонет в море программ, наконец, что личные симпатии будут руководить им больше, чем принципиальные соображения. Можно было думать, что кампания пройдёт на лицах, а не на партиях. Некоторые, например, г[осподин] Локоть, находят, что оно так и было.

То, что нам приходилось наблюдать, свидетельствует о противоположном: в довольно глухом городе Пензе, в центре земледельческой России, в выборщики проходили самые разнообразные, далеко неодинаково известные жителям, а между тем они получали почти одинаковое число голосов только потому, что все были включены в один список — в список Партии народной свободы. Напротив, очень почтенные и известные в своей местной сфере люди терпели поражение потому, что шли под знаменем другой партии, а это знамя тогда ещё имело некоторый престиж — это был Манифест 17 октября.

Николай Кареев, кадет, социолог. О выборах в Петербурге

Признаюсь даже, что не в памяти своей, а в газетах весны 1906 года мне пришлось искать даты тогдашних петербургских выборов в Государственную думу. Тогда в обеих столицах выборы были двухстепенные: 20 марта были призваны к урнам избиратели, а через три с небольшим недели, 14 апреля, происходили выборы и самих депутатов, всего за двенадцать дней до открытия Думы. После этого население ещё три раза призывалось к избирательным урнам, и вторые, третьи, четвёртые тоже заслонили собою те, которые были весною 1906 г.

Память может смешивать разные мелкие и чисто внешние подробности этих выборов, но существенное, то, чего не было и не могло быть во время последующих выборов, особенно после акта 3 июня 1907 г., так и остается в памяти прочно приуроченным к выборам 1906 г. Прежде всего, впоследствии не было той относительной свободы предвыборной агитации, которая довольно беспрепятственно пользовалась тогда внешним «оказательством». Партийные комитеты мобилизовали значительные силы, между прочим, из учащейся молодежи, украшавшейся партийными значками и исполнявшей разные второстепенные функции агитации.

Первичные выборы 20 марта чувствовались на улицах города как в праздничный день, но лично я с утра и до вечера провёл в актовом зале университета, куда со своими бюллетенями являлись избиратели Васильевского острова. Говорю больше понаслышке и на основании того, что писалось в газетах. Позднее выборы уже не вызывали такого оживления на улицах города, и дни, когда они происходили, оставались для обывателей простыми буднями, так как административные мероприятия уже не давали места прежнему оказательству.Предвыборная фильтровка избирателей. «Волшебный фонарь». 1906 год

Мне вспоминается актовый зал университета, где, как я только что сказал, подавали свои голоса василеостровцы, белый, высокий, в два света зал с колоннами, видавший в своих стенах немало всяких собраний: и торжественных университетских актов, и заседаний учёных обществ, и съездов, и бурных студенческих сходок, и не менее бурных митингов в быстро промчавшиеся «дни свободы». Этот зал, носивший ещё на себе некоторые следы только что пронесшегося шквала, имел необычный вид: перегороженный направо и налево от остававшегося посредине свободным прохода барьерами, за которыми стояли большие картонные коробки, на урны совершенно не похожие, и находились члены подкомиссий, проверявших документы избирателей, отмечавших их в списках, бравших из их рук и опускавших в урны их избирательные документы. Я был в числе членов одной комиссии и впоследствии исполнял не раз такую же должность, так что бывшее тогда и бывшее после слилось в моей памяти в одну общую картину.

Могу только сказать, что потом у меня не было такого настроения, как во время этих первых выборов. Дело было не в одной новизне, непривычности, дело было в сознании торжественности момента, когда Россия фактически сделала первый шаг к осуществлению народного представительства, в важности того, кому на этих первых выборах отдаст свои голоса столица государства, и в вопросе, какая судьба постигнет тот список кандидатов в выборщики, в котором, между прочим, стояло и моё имя.

Известно, что на этих выборах победа досталась кандидатам Конституционно-демократической партии, за которую во всех двенадцати частях города было подано большинство голосов, самое меньшее — в 57 процентов — в Адмиралтейской части, самое значительное — в 68 процентов — в Нарвской части, средним числом для всего города в 62 процента. С «кадетскими» списками конкурировали списки блока четырех тоже конституционных партий, но максимум голосов, поданных за его кандидатов, везде оказывался ниже минимума, полученного последними.

Фёдор Родичев, депутат от кадетской партии. О выборах в Весьегонске (Тверская губерния)

Захотелось ему посмотреть выборы. От нас до Устюжны 70 вёрст. (Город этот знаменит тем, что некогда в нем произошла история, давшая повод Гоголю написать «Ревизора»). Дорога была из неудачных. Верст 20 до Устюжны нам чуть не ежеминутно приходилось разъезжаться с подводами устюжских избирателей, возвращавшихся с выборов. Мы скромно уступали им дорогу и сворачивали в снег.

Приехав в Устюжну поздно и, не ночуя, продолжали путь на Весьегонск (54 версты). Погода испортилась, и приехали мы усталые и унылые. Я был за предводителя дворянства, и мне пришлось председательствовать в собрании, почти сплошь мужицком. Мужики были взволнованны, внимательно слушали, но стеснялись ещё ораторствовать. Разговорились на другой день во время крестьянских выборов. Всем хотелось попасть в выборщики. Очень уж было соблазнительно обещание выборщику прогонов. Но всех больше хотелось попасть в выборщики какому-то питерскому лавочнику, который, щупая почву, ошибся и стал произносить черносотенные речи. Его поддержал один старый выжига из волостных старшин, но кончилось тем, что провалились оба. Оба интриговали один против другого. Никто же не был в состоянии отказаться и не попытать счастья. Все баллотировались, и все провалились.Выборщики в деревне. Журнал «Нива». 1906 год

Начали выборы сначала. Опять всех пробрали, но сколько надо выбрали, не помню кого. Потом, кажется, уже на следующий день, стали выбирать выборщиков от всех. Выбрали П. А. Корсакова, А. С. Медведева, председателя управы Пояркова, меня и ещё не помню кого. Господа избиратели не очень хорошо понимали свою роль, и один так усердно поздравлял Корсакова, что тот дал ему пятишницу на чай.

Вечером, взволнованные, мы рано легли спать, чтоб выехать не позже двух часов и поспеть на железную дорогу, за 86 верст к одиннадцати часам.

Отправились вовремя, в санях-розвальнях. Я сладко спал и проснулся только, когда взошло солнце. Было великолепное теплое, солнечное утро. Медведев командовал нашим поездом, ямщики с возбужденным любопытством, весело везли нас с пожеланиями всего хорошего.

Попили чаю в доме у старого, умного мужика, который очень радовался провалу черносотенцев. На станции встретили кашинских судей, которые недоумевали, какую ноту им взять, радостную или огорченную.

Мы были весьма веселы и верили в успех. Вот и Тверь. От землевладельцев всюду были выбраны старые знакомые. А крестьяне были terra incognita.

Губернский предводитель Головин пробовал распропагандировать старицких мужиков, но это ему не удалось. Головин жаловался: «Кого прислали из Старицы? — Мошенников».Предвыборная агитация. Журнал «Вампир». 1906 год

Начались совещания в гостинице. Официальные собрания выборщиков в доме гимназии начались уже после выборов в Государственный совет. Выборы эти не состоялись. Открыл земское собрание губернатор Слепцов — элегантный господин, друг Михаила Стаховича, безмолвный свидетель и попуститель избиения чёрной сотней тех лиц, которые вечером 17 октября 1905 года собрались в губернской управе для обсуждения положения.

Левая земского собрания прочила в Государственный совет Е. В. де Роберти. Считали голоса. Много неясных. Но другого кандидата, запасного, мы не выставляли. Слепцов произнес коротенькую речь и ушёл.

Председатель Головин пошел проводить Слепцова до двери, вернулся, сел на своё место и открыл рот, чтоб произнести приветствие. В эту минуту раздался взрыв, потрясший все стекла в доме.

Головин не докончил слова и бросился к дверям.

— Что такое?

— В губернатора бросили бомбу, его разорвало на части, и на стенах дворянского собрания куски его мяса и мозги.

Головин заявляет, что не может председательствовать. Что делать?

Нужно, чтоб его место занял тверской уездный предводитель дворянства, да тот не хочет. По настоящему, законному порядку, председательство должно перейти к новоторжскому уездному предводителю М. И. Петрункевичу. Да как осуществить это? Как оформить?

Правые ушли. Собрание не состоялось.Голосование в деревне. Журнал «Нива». 1906 год

На утро выборы в Думу. Пошли выборщики в зал гимназии совещаться.

Черносотенные ораторы очень надеялись на впечатление убийства губернатора. Мы тоже боялись, что избиратели метнутся вправо. Никакого впечатления. Мне даже жутко стало от такого равнодушия. Предложение осудить убийство вообще успеха не имело: «не наше дело».

Проиграв эту карту, черносотенцы стали с негодованием говорить о проекте принудительного отчуждения даже церковных земель.

— А то как же? — послышалось из крестьянских рядов.

Вечером на собрании в гостинице языки развязались. Наибольшее сочувствие встретила Партия народной свободы. Знали по имени Ивана Ильича и меня. И мне пришлось поддержать В. Д. Кузьмина-Караваева признанием, что Партия демократических реформ, это всё равно что Партия народной свободы.

Интересен был новоторжский крестьянин Карандашев, который заявил: «Главное — свобода. Будет у нас свобода, будет и земля, а не будет свободы — на что нам земля?».

Легли спать поздно, утром в соборе подписывали присягу, архиерей говорил речь с предостережениями — никто его не слушал. Из собора пошли в собрание. Начали с выбора крестьянского депутата, кончили довольно скоро. Выбрали страхового агента Субботина, студента технического училища, с умным, симпатичным лицом. Образование, очевидно, импонировало крестьянству.

Фёдор Крюков, писатель, депутат Государственной думы от Войска Донского

Не без труда добрался до родного своего угла — Глазуновской станицы: по весенним грязям, через игравшие степные балки и ерики пятьдесят вёрст от станции железной дороги ехал два дня. Однако до выборов в окружном избирательном собрании времени ещё было довольно — кажется, дня четыре оставалось. За эти дни у меня в гостях перебывали все цензовые выборщики, станичные обыватели, платившие земские сборы: лавочники, владельцы ветряных мельниц, кирпичных заводов, называемых у нас просто сараями, кожевник, овчинник. Приходили за советом: нельзя ли как уклониться от исполнения высокого гражданского долга? Очень уж труден путь до окружной станицы: через две реки переправляться надо, а переправы у нас — не дай Господи! К тому же и время рабочее, каждый час дорог.

— Ну, как она будет, эта Государственная дума? — отдалённо, дипломатическим путём начинал каждый посетитель.Голосование в деревне. «Нива». 1906 год

Поначалу я принимал этот вопрос за искренний интерес к новому государственному строю и очень усердно просвещал иного собеседника касательно сущности конституции. Он слушал с непроницаемым видом, вздыхал, говорил иногда:

— Дай, Господи… Пошли, Господи… Дело неплохое, как видать…

Потом осторожно закидывал вопрос:

— Ну, а ехать-то как? надо, стало быть?

Я, разумеется, менее всего был склонен поощрять абсентеизм и отвечал твердо:

— Надо!

— А ежели не поехать?

— Нехорошо. Гражданский долг…

— Так-таки на шесть месяцев и присундучат?

— Почему? то есть… за что?

— А вот… тут сказано.

В повестке, которую совал мне в руку обладатель новых гражданских прав, точно был указан на оборотной стороне размер кары за незаконное присвоение избирательных прав…Урна для голосования. Журнал «Огонёк». 1907 год

Овчинник Василий Митрич, почтенный, богомольный, правильный старик с библейской бородой, смирный, очень боявшийся всяких начальств и учреждений, вздыхая, говорил:

— Я в ногах у атамана елозил, просил: ослобоните, ваше благородие! — «Не могу, говорит, там для тебя во дворце царском кресло приготовлено, сто рублей не зря заплачены…». Вроде смеху это ему…

Мой сотоварищ по выборной курии, о. Иван, жизнерадостный иерей, присутствовавший при нашей беседе, тоже прыснул. Смех хлынул из него неудержимым фонтаном, засвистел, зашипел, забурлил и заполнил всю маленькую горенку, где мы сидели.

— Ух-ху-ху-ху-ху… у‑ух-ху-ху-ху-ху… — стонал батюшка, мотая чёрной гривастой головой. Отдохнул слегка и, сквозь слёзы глядя на унылую фигуру старого овчинника, он с трудом выговорил:

— Да‑а, братище… Василий Митрич… это тебе, друг, не овчинные квасы… Ух-ху-ху-ху-ху… А что ж ты думаешь? Очень просто… сядешь и в кресло…

— Сиденье-то у меня грубо для этого кресла, батюшка, — смиренно возражал овчинник.

Иван Лаврентьев, депутат от крестьян. О выборах в Казанской губернии

С этой чудной, славной поры прошло десять лет — долгих, унылых, мрачных… Но не забыла и долго не забудет деревня первую Государственную думу — «Думу великих народных надежд». Она стоит в памяти простонародья как милая мечта юности — чистая, светлая, прекрасная. С ней, первородной, у народа такое богатство отрадных переживаний и впечатлений.

Простой деревенский народ великие надежды возлагал на нравственный авторитет своих первоизбранников. Чуть ли не с постом и молитвою, как к святому таинству приступал он к выборам в первую Государственную думу…

Время шло, росло и ширилось сознание мужицкое. Не все понимали, конечно, чего это ещё хотят там в городах, но мужики пограмотнее уже стыдились теперь своих речей, что были в августе. А тут ещё приехал наш сельский из Кронштадта, речей новых, горячих, газет интересных привез. О Крестьянском союзе, о партиях социалистов-революционеров и социал-демократов узнали мужики, но организоваться и примкнуть — пороху не хватило.

Всё-таки дружным натиском сделали переворот в своем сельском самоуправлении. Десятидворников переизбрали, сельского старосту и волостного старшину новых выбрали «помягче» — старые были слишком властные и гордые люди, чуяли за собой власть земского начальника и не уважали «миру». Горячие головы земского даже все собирались арестовать, да более ровные и выдержанные уговорили, а были они поразвитее, и не слушать их было нельзя: «Напутаешь на свою голову, опосля и не разберёшь». Общественный приговор составили 6 декабря 1905 года с требованиями «земельного надела», равноправия и политических свобод…Мужик в Думе. «Вампир». 1906 год

В воскресенье 5 марта 1906 года весь двор волостного правления и часть улицы были покрыты народом. Члены волостного схода — десятидворные, запоздавшие придти пораньше, с трудом пробивались внутрь правления. Были присланы пятеро стражников и урядник. Они не знали, как поступить с народом, который набился в сени и в первое отделение правления. Когда началась перекличка десятидворников и они едва могли выбиваться в чистую половину правления, в писарскую канцелярию, двое стражников задумали было выпроводить постороннюю публику из комнаты в сени. Почуяв это, из сеней хлынула народная волна.

— Не сметь выгонять! Здесь, может быть, судьба наша решается, а вы гоните, не даете посмотреть, послушать.., — крикнули из толпы.

Треснула перегородка, заскрипели, затрещали стулья, столы, а из сеней напирают всё сильнее и сильнее. Стражников стиснули, что и рукой не отмахнуть. Шум и крик невообразимые. Напрасно старшина упрашивал толпу держать себя потише и очистить волостное правление. Мужики тянулись к стражникам и что-то зловещее и жуткое напирало оттуда.

— Катастрофа получится, — испуганно, и с какой-то укоризной заметил мне писарь, — попробуйте вы, может быть послушают.

Я метнулся к дверям. Поднял руки, чтобы вызвать внимание, и сразу со всех сторон послышались призывы:

— Ти-ше! Тише! Ш‑ш-ш!

В минуту стало так тихо, что мурашки пробежали по телу и затуманило отчего-то в глазах.

— Послушайте, старички и… товарищи, что я вам скажу: стражники сюда не самовольно приехали и обижать их не следует; есть приказ, чтобы полиция никого из посторонних на выборы не допускала…

— Как это можно? — кто-то закричал от порога.

— Тише! Погоди! — дай послушать! Тише! — закричали на него сразу десятки голосов.

— Я понимаю, что всякому желательно посмотреть, поэтому и предложил бы остаться здесь и вам, и стражникам, только с условием — не кричать, не прерывать хода выборов. Согласны ли так?

— Согласны! Согласны! — загудела толпа.

Приступили к выборам.

А. Бейлин, социал-демократ. О выборах на Ижорском заводе

В начале 1906 года царское правительство назначило выборы в I Государственную думу. Петербургский генерал-губернатор уведомил начальника Ижорского завода о том, что нужно составить списки ижорцев, которые, согласно Положению о выборах в Государственную думу, имеют право принять в них участие. Начальник завода генерал-майор Гросс был зол на рабочих, которые в течение всего года беспокоили генерала забастовками и категорическими требованиями. Прочитав уведомление губернатора, Гросс закричал:

— Не допущу их к выборам!Журнал «Борцы». 1906 год

И настрочил свой генеральский ответ, в котором не было и капли здравого смысла и лишь дикая злоба сквозила в каждом слове:

«Уволенные после забастовки, они все работают только один месяц и потому участвовать в выборах не могут».

По царскому избирательному закону, предусматривавшему для рабочих тысячи ограничений, участвовать в выборах по рабочей курии могли только те рабочие, которые проработали на предприятии не менее одного года. Гросс был доволен — он отомстил рабочим за всё. Он их всех лишил права выбирать в Думу. Но торжество генерала было преждевременным.

Нелепость такого решения была очевидна, и во избежание обострения конфликта губернатор повторил своё распоряжение и назначил выборы на 5 марта. В назначенный день трубная мастерская заполнилась колпинскими рабочими. Как только рабочие стали появляться в мастерской, на станок взобрался неизвестный колпинцам агитатор, приехавший из города большевик, и обратился к рабочим с речью. Он говорил, что царская Дума не сможет быть выразительницей интересов народа, что черносотенная Дума будет верной прислужницей царя, капиталистов и помещиков.

— Долой, долой, — взревели черносотенцы, — бей агитатора! — и в говорившего полетели гайки и куски жести. Рабочие пытались утихомирить черносотенцев, но те не унимались.

В это время от трубной мастерской через двор к заводоуправлению быстро шли сыщики, подосланные на собрание полицейским надзирателем Шилейко. Полицейский надзиратель не дремал. Он заблаговременно подготовился к выборам. Воинская команда была приведена в боевое положение.

— Избиратели — народ ненадёжный, — говорил Шилейко, — нужно быть готовым к тому, что придётся вмешаться в ход выборов.Журнал «Борцы». 1906 год

Шилейко был наготове. Получив сообщение сыщиков о том, что на собрании выступают с революционными речами, он взял с собой воинскую команду и стремительно отправился в трубную мастерскую. При появлении полицейского надзирателя неизвестный агитатор пытался скрыться, но, окруженный со всех сторон черносотенцами, был передан в руки полиции. Во время обыска у него не нашли ничего, кроме проездного билета. Назвать свою фамилию большевистский агитатор отказался.

На этих выборах не присутствовали многие революционно настроенные рабочие. Часть из них была уволена после забастовки, часть не была включена в избирательные списки. Довольный исходом выборов, начальник Гросс писал в Петербург, что мастеровые Ижорского завода избрали трёх уполномоченных: один октябрист, один монархист, а один — так, «средней партии».

Б. Глебов, М. Мительман, А. Уляновский. О выборах на Путиловском заводе

Завод напоминал брошенную войсками крепость. Густые январские снега засыпали все пути на заводском дворе, улеглись сугробами у стен. От мастерской к мастерской протянулись узкие тропинки. Всего 149 человек числилось на заводе в первые дни нового 1906 года. Остальные 12 с лишним тысяч рабочих были рассчитаны.

Начальство с помощью черносотенцев составило списки рабочих, которых решено было не принимать обратно на завод как «беспокойный элемент». У заводских ворот толпились рабочие. Наем рабочих проходил медленно. Каждого принятого ощупывали десятки глаз смотрителей и полицейских, его проверяли по многочисленным спискам. Многих прямо из проходной отправляли в участок.Иллюстрированное приложение к газете «Новое время». 1906 год

В мастерской каждый вновь поступивший путиловец получил отпечатанный в типографии список рабочих своего цеха. От рабочего требовалось, чтобы против фамилий революционеров он делал пометки, а затем опускал список в особый ящик. Но этот провокационный план, разработанный директором Белоножкиным, потерпел полный крах: рабочие или вовсе уничтожали списки, или возвращали их с отметкой «крамольник» против фамилий отъявленных черносотенцев.

Черносотенцы, полиция, начальство ничем не могли сломить боевого настроения путиловцев. Вся страна была охвачена революционным брожением. Пушки царских усмирителей не успевали громить баррикады в одной части России, как они вновь возникали в другой. Революция ещё не была разбита, и новый, ещё более мощный подъем мог начаться в самом ближайшем будущем.

В такой обстановке происходили выборы в I Государственную думу, закон о которой был издан 11 декабря 1905 года. Путиловские рабочие по призыву большевиков бойкотировали выборы в I Думу.

В день выборов 5 марта 1906 года по всем мастерским проходили собрания. Это были легальные, дозволенные властями собрания, но полиция и администрация сильно беспокоились. Рабочие собрания напоминали бурные митинги 1905 года. «Почтительно» проведенные на завод кадетские профессора повсюду терпели поражение. После речей тайно пришедших большевиков кадетам не давали говорить. Кто-нибудь заводил мотор, и профессор, но привыкший к такой обстановке, сбивался и замолкал.

В лафето-снарядной мастерской раздавались голоса:

— У нас уже есть выборный, да его в тюрьму упрятали!

— Отдайте нам Полетаева, тогда будем с вами разговаривать!

В помощь семье своего депутата т[оварища] Полетаева, избранного в Петербургский совет рабочих депутатов и арестованного царскими властями, лафетчики ежемесячно собирали сумму, равную его месячному заработку. И здесь во время избирательного собрания один из большевиков взял шапку и начал обходить товарищей. Все заговорили, опускали в шапку деньги в помощь товарищу и вовсе перестали обращать внимание на кадетского оратора.Журнал «Букет». 1906 год

На заводе единодушно принимались большевистские резолюции об активном бойкоте Думы. На митингах шли сражения большевиков с меньшевиками. Предатели революции — меньшевики вели пространные речи о том, что революция разбита, растут бесчинства чёрной сотни и даже больше того, — будто черносотенцы чуть ли не начинают захватывать позиции в среде рабочих. Этой наглой клеветой на рабочий класс меньшевики пытались запугать массы, спровоцировать их и совлечь на путь поддержки контрреволюционной черносотенной Думы. В пушечной, новомеханической, паровозомеханической и других крупных мастерских большевики призывали рабочих к единодушному бойкоту Думы, разоблачали предательскую линию меньшевиков. Массы шли за большевиками.

В день выборов к избирательным урнам пошли единицы. Огромная масса путиловских рабочих с пением революционных песен вышла из мастерских. Во дворе их ждало необычайное зрелище. Группа рабочих соорудила из тряпок и соломы уродливое чучело, одела его в рваную блузу и штаны, повесила на шею дощечку с надписью: «Наш депутат». Под хохот и свистки чучело было поставлено на телегу, привязано к ней и собравшиеся покатили это сооружение к конторе — вешать и отпевать «депутата». Но там их встретила полиция. С песнями и смехом рабочие направились к воротам. 6500 человек — больше половины путиловцев — ушло в этот день с работы. Это была первая забастовка в 1906 году.

Борис Назаревский, консерватор. О выборах в Москве

Мне вспоминается день первых выборов в Государственную думу в Москве. Не знаю, как у других, но у меня от этого дня остался какой-то смутный и горький осадок на сердце. Я видел, как люди суетились, старались показать, что этот день должен быть особенно торжественным, особенно радостным для всей России, и, тем не менее, я сознавал, что на самом деле это не так, что на самом деле люди только настраивают себя на этот лад, а в глубине души чувствуют что-то совершенно другое.Голосование в Москве. Агитаторы. «Нива». 1906 год

Прежде всего надо отметить, что коренная народная масса осталась глубоко равнодушной к выборам. Если в Москве на выборы явилось сравнительно с другими городами очень много народу, то в провинции, наоборот, в дни выборов большинство сидело дома, как будто совершенно не отдавая себе отчёта, к чему назначены эти выборы и зачем нужна будет впоследствии сама Государственная дума.

Теперь можно смело сказать, что крестьянство почти совсем не сыграло никакой роли в распущенной Государственной думе: от одних областей оно совершенно не было представлено, от других, если и были крестьяне в Думе, то они молчали и только прислушивались, что в Думе говорили другие. А ведь голос-то русского крестьянина был наиболее нужным, был наиболее ценным. Вековой молчальник так и не высказался, так и не услышали его ни Россия, ни царь…

От имени крестьянства брались говорить очень многие, некоторые из них, вроде Аладьина, Жилкина, Аникина — даже крестьяне по происхождению, но только по происхождению, по паспорту и не больше. Все эти мнимые крестьяне давным-давно оторвались от матери сырой земли, давно позабыли, да, наверно, и не знали никогда, каковы настоящие, насущные нужды крестьянства, в чем легла его вековая печаль, его бесконечная тоска о лучшим будущем. Возьмем хоть Аладьина — что он из себя представляет? Учился в гимназии, был исключен, примкнул к революционерам, надолго уехал из России за границу — там окончательно на улицах Лондона потерял свой русской облик и свою русскую душу, вернулся в Россию и какими-то неисповедимыми путями попал в выборные от земли Русской в Думу. О чём же он мог говорить там, как не о требованиях той революционной партии, к какой он принадлежал и которая ничего общего с русским народом не имеет.

Во всяком случае, этот день должен быть днем полной свободы совести каждого гражданина — его дело нелицеприятно, по строгому обсуждению подать свой голос за того, кто, как ему кажется, лучше представит интересы народа перед царем. Никакого внешнего давления на совесть подающего голос быть не должно, иначе выборы будут недействительны.Голосование в Москве. «Нива». 1906 год

Что же мы видели на выборах?

Длинная вереница молодых людей, барышень, разных господ перед входом… Они в буквальном смысле пропускают сквозь строй избирателей. Избирателю протягивают пачки бюллетеней с напечатанными именами, во многих местах у избирателей вырывали из рук их бюллетени и заменяли своими.

«Бюллетени народной свободы!», «Граждане, подавайте же голоса за выборщиков Партии народной свободы!», «Помните, что вы совершаете преступление, если вы не подадите голос за Партию народной свободы»!Голосование в Москве. «Нива». 1906 год

Перед каждой избирательной комиссией стояла огромная толпа этих «агитаторов» Партии народной свободы. Другие партии были представлены значительно слабее. От одной избирательной комиссии к другой летали на лихачах лучшие ораторы Партии народной свободы и произносили то там, то здесь самые горячие речи. Иной раз между агитаторами «народной свободы» и агитаторами других партий или просто избирателями вспыхивали перебранки, завязывались сначала споры, потом эти споры переходили прямо в ругань, глаза наливались кровью, на лицах отражалась самая неподдельная злоба, сжимались кулаки. Говорят, кое-где даже были драки.

— И это-то и есть всенародное святое, дело?

— Это что! — утешали сведущие люди, — вон, в Америке, говорят, дело на выборах обыкновенно кончается револьверными выстрелами.

В некоторых избирательных участках чрезвычайно успешно агитировали в пользу Партии народной свободы красивые барышни, очень ловко подсовывавшие избирателям свои бюллетени.

— А вот в Париже, — передавали сведущие люди, — так прямо за большие деньги нанимают в качестве агитаторов самых красивых кокоток, и дело идёт очень успешно.Как голосовали в Москве. «Огонёк». 1906 год

Когда после долгого стояния на улице входишь наконец в дом, чтобы подать свой голос, то видишь прежде всего огромные плакаты, наклеенные на стене: эти плакаты повторяют то же самое, что говорят агитаторы данной партии. Больше всего плакатов, конечно, от Партии народной свободы. Написаны эти объявления огромными буквами, и почти каждое такое объявление начинается словами «Царь и народ». Дальше идёт программа партии или, вернее, целый ряд обещаний: равенство всех граждан перед законом, всевозможные свободы, земля крестьянам и так далее, и так далее.

Но, странно, вся эта обстановка напоминает отнюдь не всенародное святое дело, а какое-то громадное торжище, какую-то ярмарку, где торговцы на разные лады выкрикивают свой товар, расхваливают его всячески, стараются заманить покупателя только к себе и отвлечь от соседей. Это базар, и, глядя на происходящее, слыша, как та же Партия народной свободы усиленно восхваляет себя и ожесточенно ругает других, невольно приходишь к заключению, что здесь кто-то кого-то хочет обмануть.Рисунок журнала «Водоворот» к открытию Думы

Большинство в Думе первого созыва получили кадеты. Их было 179 депутатов, «трудовиков» — 97, октябристов — 16 депутатов, социал-демократов — 18. От национальных меньшинств — 63 представителя, от беспартийных — 105. Дума носила оппозиционный характер. Неудивительно, что долгожданный законодательный орган был вскоре расформирован. I Государственная дума просуществовала меньше трёх месяцев — с 27 апреля по 9 июля 1906 года.

Сергей Лунёв
https://vatnikstan.ru/archive/first_election_1906/