Литвинович — о давлении ФСБ, бездействии ОНК, выборах в Госдуму и переговорах с Кремлем

Общественная палата Россия объявила о решении исключить из состава ОНК правозащитницу Марину Литвинович. Она состояла в комиссии с осени 2019 года. За это время Литвинович успела стать одной из самых известных членов ОНК. Например, она регулярно посещала в СИЗО экс-губернатора Хабаровского края Сергея Фургала, бывшего корреспондента Коммерсанта и Ведомостей , советника главы Роскосмоса Ивана Сафронова. После уличных акций в поддержку Алексея Навального этой зимой именно Литвинович первой подняла вопрос о том, что спецприемники переполнены из-за большого количества задержанных участников этих акций. Формальным поводом для исключения Литвинович из ОНК стало то, что правозащитница якобы разгласила некие данные следствия по делу Любови Соболь, позднее ее обвинили в нарушениях этики. В ответ на это Марина Литвинович заявила, что намерена баллотироваться в Госдуму по одному из округов Москвы (выборы состоятся осенью) и уже в парламенте заниматься тем, чем ей не дали заниматься в ОНК. В интервью Znak.com правозащитница рассказала, как в ОНК Москвы работает группа охранников , о давлении со стороны ФСБ, сотрудничестве с Кремлем и общении с Сергеем Кириенко. Жалобы на меня поступали именно от следователей ФСБ - За ваше исключение из ОНК проголосовали 22 члена комиссии из 32, то есть подавляющее большинство. Почему так произошло? У вас был конфликт? - Надо мысленно вернуться в октябрь 2019 года, когда состоялось первое заседание только что избранной ОНК Москвы. На том заседании избирали председателя, я тоже баллотировалась, получила только девять голосов в свою поддержку. И уже тогда стало понятно, что в комиссии есть сплоченная группировка примерно из 22-23 человек, которые управляются извне. И вот они избрали своего председателя, своих заместителей. Тогда же они сделали попытку изменить устав ОНК, правила посещения арестантов, но это им сделать не удалось. Я потом смотрела, все эти люди так или иначе связаны с охранными структурами: они либо работали (и работают сейчас) охранниками, либо как-то участвовали в организации ЧОПов. Группа этих членов ОНК действует организованно. И конфликтные заседания комиссии, которых было несколько, тоже это показали: эта группа голосует организованно, у них полное единомыслие. Поэтому понятно, что эти люди управляются структурами извне, и понятно, что не ОНК Москвы мной недовольна. - Кто вами был тогда недоволен? - Скорее всего, это небезызвестная организация из трех букв. - У нас таких три: ФСБ, СКР и МВД. Кто именно? - ФСБ, конечно. Именно ФСБ ведет множество дел людей, которые сидят в Лефортово . И, конечно, основные претензии ко мне были именно по работе в СИЗО Лефортово . [ФСБ] казалось, что я слишком много рассказываю об этих людях. Идеальная ситуация для следователей ФСБ, когда все происходит в тишине: вот они сажают человека в Лефортово , лишают его переписки, звонков, дальше осуждают человека. ФСБ не нужно, чтобы к сидельцам приходил правозащитник, что-то рассказывал потом еще публично: следователи заинтересованы в полнейшей тишине. Поэтому понятно, что мешала я в основном ФСБ. - На вас ранее выходили представители ФСБ, пытались с вами общаться, просили снизить активность? - Нет. Просто я знаю, что жалобы на меня [в ОНК] поступали именно от следователей следственного управления ФСБ. - Руководство ОНК после таких жалоб как себя вело по отношению к вам, проводились беседы, может быть? - У нас проводились совещания, на которых рассказывалось, что в адрес ОНК поступила такая-то жалоба. - Изначально вас обвиняли в том, что вы разгласили некие данные по делу Любови Соболь, потом обвиняли уже в нарушениях этики. Вы с секретарем комиссии, членами ОНК как-то пытались прояснить этот момент? - Понимаете, это формальные претензии, в ОНК искали повод лишь бы меня в чем-то обвинить. Никаких данных по делу Соболь я, естественно, не разглашала, никакой подписки я следователю не давала. Цеплялись уже к любым поводам, чтобы меня выкинуть из ОНК. В ОНК есть монолитная группа людей, которые просто занимают места, чтобы на них не попали нормальные правозащитники - Как изменилась работа в ОНК с того момента, как вы пришли в комиссию, и до того момента, как вас исключили? - Произошла довольно серьезная вещь: после того, как несколько арестантов из Лефортово сказали нам, что они недовольны своими адвокатами (потому что адвокатов им предоставляли следователи), членам комиссии просто запретили говорить на эти темы. То есть люди просто просили нас помочь найти им независимого адвоката, который бы помогал, а не закапывал еще глубже, и арестанты имели на это право согласно Конституции. Нам запретили эти темы поднимать, и как только речь заходила про адвокатов, диалог с арестантами прерывали. Это теперь такая традиция: всем, кто попадает в Лефортово , адвокатов дает следователь, и потом они работают в паре. В 90% случаев эти адвокаты закапывают сидельца. - Вы ранее публиковали статистику посещений учреждений ФСИН членами ОНК, так вот согласно этой статистике, вы ходили к арестантам чаще других. Сейчас в ОНК Москвы остались те, кто будет вообще заниматься правозащитой с заключенными? - В комиссии остались буквально 4-5 человек, которых я считаю независимыми, которые часто ходили к арестантам. Сейчас угроза исключения висит над Евой Меркачевой и Любовью Волковой, они уже получили замечания и предупреждения, их личные дела уже тоже разбирались на заседании ОНК. Сейчас произойдет серьезное снижение посещаемости членами ОНК учреждений принудительного содержания, раньше эту статистику делала я и еще пара человек, над которыми нависла угроза исключения. В ОНК есть монолитная группа людей, которые просто занимают места, чтобы на них не попали нормальные правозащитники. В ОНК же, например, не попала Зоя Светова, но попали те, кто не известен в правозащите вообще ничем. И это во всех регионах так происходит: нормальных правозащитников выдавливают, а их места занимают люди, так или иначе связанные с силовыми структурами. - Работая в ОНК, что вы можете сказать о системе ФСИН в России? Какая она? Как она изменилась за ваши годы работы в ОНК? - В Москве, а я могу говорить только за этот город, ситуация в СИЗО не такая плохая, особенно если речь о тех учреждениях, которые напрямую подчинены именно московскому управлению ФСИН. И условия содержания улучшаются, и начальство тут адекватное. Сложности, конечно, существуют в Лефортово , потому что там следователи фактически берут в заложники сидельцев, не дают им возможности нормально защищаться. Были у нас проблемы со спецприемниками и ИВС, которые подчинены МВД. Сложности у нас и с психиатрическими больницами, куда совсем недавно стали пускать членов ОНК. Мы (вот буквально три человека из ОНК) стали ходить по таким больницам, у врачей там, конечно, взгляд уже запылен, они не видят очевидных нарушений прав людей. Если ты хочешь участвовать в выборах, ты должен быть готов сесть в тюрьму - С начала и до середины нулевых вы активно занимались политтехнологиями, после занимались политической деятельностью, расследованиями, но сами при этом в выборах не участвовали. Почему решили пойти в Госдуму именно сейчас? - Во-первых, у меня уже были попытки баллотироваться в Госдуму. Первая попытка, незаконченная, была в 2003 году. Я давно уже об этом думала, сейчас просто хороший повод. Мне не дают работать в ОНК, попробую заниматься тем же самым в Госдуме. Я неплохо разбираюсь во многих темах, не только связанных с исполнением наказаний, в образовании много чего понимаю, умею писать законы. Сейчас для участия в выборах нужно немного - смелость. Поэтому приму участие. - Все-таки еще нужны деньги, и немаленькие. - Конечно. Но в нынешних условиях деньги уже не так важны. Сейчас важно взвесить все риски. Опыт 2019 года нам показывает, что если ты хочешь участвовать в выборах, ты должен быть готов сесть в тюрьму. Поэтому я и говорю, что главное - смелость, а деньги уже к ней приложатся. - А вы готовы сесть в тюрьму? - Да, конечно, готова. В моей жизни много чего было, я пережила два нападения, столько угроз было. - А в Госдуме в ее нынешнем виде, где нет самостоятельности, где все законы спускают из АП или правительства, вообще реально заниматься тем, чем вы хотите? - Если не заниматься политикой, не участвовать в выборах, то когда появится возможность реформирования, тебя не окажется среди политиков. Политикой надо заниматься в любой ситуации, даже когда кажется, что никакой политической конкуренции не существует. Если что-то поменяется, надо к тому моменту уже быть политиком, а не сидеть и ждать, когда будут идеальные условия. Когда каждая из партий так или иначе имеет отношение к Кремлю, надо выбирать наименее плохой вариант - Вчера вы сказали мне, что уже сегодня начнете переговоры по поводу выдвижения в Госдуму. С какими политическими силами вы намерены вести эти переговоры? - Это те силы, которые имеют право выдвигать кандидатов по одномандатным округам без сбора подписей. - Таких очень много. - Список на самом деле не очень большой, поговорю со всеми. Понятно, что Единая Россия мне точно не подойдет. - То есть с КПРФ, ЛДПР, Справедливой Россией - За правду вы готовы общаться? - Ну, нет, конечно! КПРФ и ЛДПР исключен, ну куда? - Справедливая Россия - За правду ? - И она тоже исключена. Все системные партии вообще никак не годятся. - Яблоко ? - Конечно, я буду говорить с Яблоко . Выбор на оппозиционном фланге не так велик. - По поводу Яблока . Вы работали в штабе Ксении Собчак перед выборами президента в 2018 году. У Яблока к той выборной кампании Собчак отношение негативное, они считают ее участие спойлерством. Как будете преодолевать это разногласие? - Это вопрос переговоров и взаимного интереса. У меня сложные отношения с Яблоком с 2003 года. Но политическая ситуация не стоит на месте, партия уже другая, я другая. Разговаривать надо со всеми, попробовать это согласовать. - Будете ли вы обращаться в Кремль за поддержкой? Например, к тому же Сергею Кириенко, с которым работали в конце 90-х? - Мы с ним не общаемся с 1999 года. Это было уже в прошлой жизни. - Когда работали у Собчак в штабе, с Кремлем какие-то отношения поддерживали, общались с чиновниками АП? - Нет, у меня и у штаба как таковых отношений с Кремлем не было и быть не могло. Мы многократно заходили за красные флажки в этой кампании. - А вообще готовы переговоры начать с Кремлем о своем выдвижении? - Конечно, нет. Кремль вообще не субъект выдвижения. Идти туда надо, если бы я собралась выдвигаться от ЕР, а этим я заниматься не буду. А смысл? Я человек несистемный, зачем мне обращаться в логово? - Кремль здесь все-таки субъект. Все партии ходят туда на поклон, согласовывают свои списки, одномандатников. - Вы все правильно понимаете, но тут все просто: есть вариант не участвовать или пойти и попытаться собрать подписи самой, а потом все равно получить отказ. Поэтому в нынешних политических условиях, когда каждая из партий так или иначе имеет отношение к Кремлю, надо выбирать наименее плохой вариант.