Его петербургские пальто

80 лет исполняется в апреле известному петербургскому литературоведу, культурологу и писателю, постоянному почётному гостю Нобелевского комитета в Стокгольме Евгению Белодубровскому.

Несколько лет назад в Петербурге вышла удивительная книга под оригинальным названием «Тринадцать петербургских пальто». Её автор – известный в городе на Неве всем любителям литературы Евгений Борисович Белодубровский, взявший в качестве спутника по лабиринтам памяти все свои пальто, которых оказалось числом ровно тринадцать. Мысленно облачаясь в них по очереди, он предложил читателям вместе с ним пройтись по его родному Невскому проспекту – от Мойки и Желябки до «Сайгона» и далее, где в разные времена – от блокадных лет до наших дней – на каждом углу с ним встречаются, здороваются и беседуют многочисленные знакомые и друзья разных возрастов, занятий и судеб.

«Эта книга, – говорилось в издательской аннотации, – несомненно, заразит энтузиазмом всех любителей Серебряного века, книжников, а также тех, кто скучает по атмосфере послевоенного Ленинграда, которую Евгений Борисович старается воссоздать, отдавая должное всем, кто любил литературу».

Конечно, «заразила» – её моментально смели с прилавков. Тем более в наши, не лучшие для книг времена, «Тринадцать петербургских пальто» вышли небольшим тиражом, а потому до сих пор известны лишь немногим. И о её авторе – удивительном энтузиасте книги, замечательном стилисте, утончённом мастере слова, увы, тоже знают пока лишь посвящённые. Что ж, юбилей – хороший повод, чтобы рассказать об этом «литературном старателе», как Евгений Борисович сам себя называет, подробнее.

Мечтал стать писателем с детства

В своём биографическом очерке Белодубровский писал так: «Дворовый мальчик, я с самого детства мечтал быть писателем или учёным. Ибо родился и вырос в самом центре, в нобелевском доме на самых углах Большой Конюшенной, Невского и Мойки, вблизи «Демутова трактира», Конюшенной площади, Шведского переулка, Эрмитажа и того самого дома, где в снятой наспех квартире окнами на грязный каретный двор и на сарай, весь в долгах и малых детях, на чужом протёртом топчане, среди любимых книг умер великий Пушкин и где (бывают, бывают, ещё и как «бывают странные сближенья!») в верхних этажах жили-были по коммуналкам мои закадычные друзья и одноклассники... Там же на тех же углах, берегах и каналах жили сверстники, поклонники, друзья и недруги Ахматовой и Зощенко, Тынянова, герои Гоголя, Герцена, Достоевского, Константина Вагинова и бессмертного Осипа Мандельштама (все вкупе мои будущие герои, мои арлекины...).

А ранее хаживали туда-сюда, от Марсова Поля к Фонтанке-реке и на Аничков (ударение на «и», чтоб не путали) мост (и тем же макаром обратно) – бритые невские щёголи пушкинского не слишком далёкого времени в штрипках, зеваки витрин и гостинодворских лавок и – прямиком в кондитерскую «Вольфа и Беранже» (где в мои детско-юношеские годы в приделе существовала добротная бочковая ленинградская пивная).

Много лет занимался (и с успехом – продолжаю) поиском, изучением, атрибуцией документов, рукописей, редких книг на русском и украинском языках конца XIX – начала XX века. Как в наших главных книгохранилищах, так и в Библиотеке Конгресса, в университетских библиотеках Беркли, Станфорда, Мадисона (США); в Библиотеке Британского музея, в Королевской библиотеке Стокгольма, в библиотеке Carolina Rediviva (Уппсала), в знаменитой библиотеке Slavika в Хельсинки и АБО Академии в Турку.

Активно печатаюсь с 1967 года. Автор публикаций и статей в «Новом мире», «Звезде», «Неве», «Вопросах истории», «Русской литературе», «Байкале», «Памятниках культуры.», «Дне и Ночи», «Новом Журнале» (США), «Знамени», «Вестнике РАН РФ», «Роднике знаний», «Уральском следопыте», «Вестях», «Пламкъ», «Антени» (Болгария, София) и мн. др.

Составитель сводного тома «Нобелевские премии по литературе. Лекции. Биографии». Автор и ведущий публичной литературно-мемуарной программы «Былое и думы» (1987–2013). Работал для театра, есть скромные попытки документальной и житейской прозы.»

Рядовой войск ПВО СССР

Евгений Борисович не просто коренной петербуржец, он – житель блокадного Ленинграда. Его отец – Борис Семёнович, экономист, умер в осаждённом городе в феврале 1942 года. Сам он по малости лет на фронте, конечно, не был, однако свой долг родине отдал. Воинское звание – рядовой запаса войск ПВО СССР, с гордостью вспоминает писатель.

Окончил Литературный институт им. А. Горького, преподавал литературу в средней и высшей школе. А ещё – член Координационного совета Санкт-Петербургского союза учёных, член Союза писателей Петербурга и международного Мандельштамовского общества.

С 1985 по 2005 год Белодубровский по личному приглашению академика Дмитрия Лихачёва работал руководителем программ Ленинградского отделения Советского фонда культуры, чем, по собственному признанию, очень гордится. Участник международных конференций, посвящённых жизни и творчеству Ломоносова, Пушкина, Грота, Достоевского, Блока, Набокова, Мандельштама, Струве, Анциферова, Бианки и др. В 1997, 1999, 2001, 2003, 2007 и 2011 годах по приглашению Нобелевского комитета присутствовал на церемонии присуждения Нобелевской премии в Стокгольме. Кстати, чем не повод для попадания в Книгу рекордов Гиннесса? Мало кто не только в Петербурге, но и в России может похвастать таким редким «достижением».

Главным своим литературным трудом Евгений Борисович считает участие в работе над словарём «Русские писатели. 1800–1917» (М.: Большая российская энциклопедия. – Т. 1–5). В этом издании Белодубровский является автором 50 статей. Его настольные книги – «Словарь псевдонимов» И.М. Масанова, «Палеография и текстология» профессора С.А. Рейсера и ещё тройка (как костюм тройка – шутит наш герой): «Ни дня без строчки» Юрия Олеши, «Другие берега» В.В. Набокова и «Шум времени» Осипа Мандельштама. «И все его стихи», – добавляет Белодубровский.

Божий промысел

«Я не могу представить себе человека более далёкого от теории прозы и литературной моды, – пишет о Белодубровском Андрей Комов. – И в то же время я не могу представить, чтобы он как-нибудь иначе выражал свои мысли, не нарушая все правила литературной речи, границ предложения, пунктуации, ритма текста и даже пренебрегая законами построения образа ради своей внутренней правды. Форма эта не придумана, а совершенно органична. Это, конечно, свой неповторимый, уникальный литературный стиль, неразделимый с личностью автора. Он весь тут, в этой невиданной расстановке слов, по которой тут же узнают этого живого, неуёмного, лёгкого и глубокого, весёлого человека, никогда не помещающегося в одну линию, а занимающего сразу всё пространство. Он узнаваем в прозе, как лицо на фотографии, и все не понимают, что это за стиль. Когда-то я назвал это речевым автографом, надеясь, что такой намёк на известную журналистам расшифровку всегда неправильной устной речи поможет его понять.

Но это не так. Поэзия – а именно о ней и речь – не только узнаваемое лицо автора, она не только глуповата и свободы торжество, она ещё не помещается в книгах и журналах, на литературных страницах в Сети, в стихах и прозе. Она в том, что вокруг автора, в его обычной жизни, в том, как меняется эта жизнь рядом с ним. В том еле уловимом значении слова, которое не помещается ни в приставку, ни в корень, ни в суффикс, ни в лексическое поле и может быть названо, наверное, Божьим промыслом, но на самом деле так и остаётся непознаваемым».

Редкий знаток города

Белодубровский – редкий знаток не только литературы и биографий петербургских писателей, но и самого города на Неве. Евгения Ительсон вспоминает: «Однажды ехали мы вместе в автобусе холодной зимой по Невскому. Случайно вместе, в направлении СПБГУ. И Евгений Борисович стал рассказывать про некоторые дома на Невском... Ехали люди... Слушали... Они проехали свою остановку («Эрмитаж»), и потом им надо было возвращаться через Дворцовый мост. Но они были счастливы... Им рассказали про их город».

В детстве у юбиляра было прозвище – Пушкин. Так называли его за кудрявую голову, жизнерадостную непоседливость и любовь к стихам. Но поэтом он не стал, зато оказался замечательным «литературным старателем», глубоким исследователем, страстным комментатором и неутомимым пропагандистом русской литературы и всего, что с ней связано.

Владимир Малышев