Рождество всегда с тобой

Подвал студии, отданный на откуп вахтанговской молодёжи, преобразили в чердак: новый спектакль так и называется – «Рождество на чердаке».

Дешёвое жильё под крышами в малопрестижных кварталах, далёких от Пятой авеню Нью-Йорка, – вот среда обитания героев рассказов О. Генри, взятых режиссёром Анной Горушкиной для постановки. Пусть локация в каждом из выбранных театром сюжетов американского писателя разная, но среда обитания героев схожа: эти люди живут от зарплаты до зарплаты, копят на подарок к Рождеству. Мечтают об атласном платье, гребне для волос, цепочке для часов и откладывают центы из нехитрого жалованья весь год, чтобы исполнить свои робкие желания. Оттого понятно, что их апартаменты скромны (сценография Елены Кирковой).

Подвал у вахтанговцев О. Генри – большое препятствие для метаморфоз с пространством, да и бюджеты спектаклей здесь весьма ограниченны: сценография обречена на минимализм. Ставка руководством театра делается на актёров, большинство из которых недавние выпускники, и многим из них ещё предстоит овладевать мастерством.

Через небольшое круглое окно в скошенной чердачной стене мы видим, как идёт снег. Слышим, как гудит улица, свистит ветер.

Декорации в спектакле – лёгкие, подвижные, быстро сменяемые, чтобы обозначить то улицу, то магазин, то трамвай, то парикмахерскую. На пути этих ничем не примечательных маршрутов, так связанных с внешне заурядной жизнью персонажей, тем не менее случаются примечательные встречи, события.

Вера в чудо есть сердце любого цикла рождественских рассказов у любого писателя: от Ч. Диккенса до О. Генри. У первого рождение сострадания в очерствелых душах накануне сочельника есть божественное пробуждение человека, у последнего – способность к жертвенности, причём когда во имя другого отдаётся последнее. Эта жертва у героев О. Генри приносится про-сто, естественно, без примеси сказки или фантастики. Нужно только уметь любить, что и есть главное чудо человеческой натуры для О. Генри. А коли любишь, то и жертвуешь без труда, без пафоса, без усилий, становясь притом счастливее.

Анна Горушкина сама написала инсценировку для спектакля, проявив литературный вкус и драматургическую догадку: она сложила рассказы, написанные в разные годы писателем, в свой цикл (не все из них о сочельнике), а Рождество в спектакле случается не только под Новый год. Чудо растворено в самой жизни, если ты сам готов сотворить, а не получить его.

Можно назвать это новым сентиментализмом, который возникает не на пустом месте. Тут не оправдаешь этот чувствительный театр женской природой. При всей скромности сценического языка, впрочем, продуманной и оправданной, посыл режиссёра категорически свободен от желания услужить модным веяниям. Все мы видели-перевидели адептов Р. Туминаса, Э. Някрошюса, Ю. Бутусова, так что тошно становится от заимствований: масок вместо лиц, музыки на полную катушку, когда актёру ничего не остаётся, как перекричать работу звукоцеха, неврастенического, а порой и психопатического бега по сцене, что впору всем гулять во дворе Канатчиковой дачи. А главное, в отличие от своих театральных кумиров, у плагиаторов теряется человек.

Чтобы спектакль задышал по-человечески, скажу трюизм, необходим актёр, способный к перевоплощению, а вот тут пока получается не всё. Пожалуй, в этом отношении можно назвать трёх артистов, которые в большей мере смогли присвоить образы, оживить их: первым номером назовём Евгения Кравченко – запомним это имя, уверена, что он ещё удивит публику и станет её любимцем, а также Василия Цыганцова, сыгравшего Малыша Бреди, и его партнёршу Екатерину Жаркову в роли Молли Мак-Кивер (рассказ «Тщеславие и соболя»).

Две последние актёрские работы пока даны контуром, и не всё освоено в ролях. Да, В. Цыганцов схватывает уголовное прошлое своего героя, он даже наделяет своего персонажа стыдливостью за прежнюю бандитскую жизнь. Его персонаж обаятелен, но вот эти краски затушёвывают любовь к Молли. Сцена разоблачения Малыша Бреди, что русские соболя, купленные им для своей любимой, вовсе не русские, сильно дешевле, не сыграна так, чтобы мы поверили: он лучше сядет снова в тюрьму, нежели Молли увидит его разоблачительный позор. Екатерина Жаркова, напротив, как раз играет свою влюблённость и несказанную радость, что муж не вор. Она с ещё большим восхищением смотрит на своего Бреди. Не хватает пока азарта, что особенно заметно в роли Джонси («Последний лист»), в которой пока не найдено главное: пробуждение умирающей к жизни.

Анна Горушкина предложила актёрам студийный способ существования. Здесь каждый мог бы сыграть по несколько ролей. Этот приём и придуман для молодой компании, которая радуется возможности преобразиться то в одного, то в другого персонажа. Любая роль тут – счастливый билет, а подмостки – пространство для сотворения своего театрального чуда, возможности стать другим.

В большей мере это удаётся Евгению Кравченко, сыгравшему в этом спектакле и Джима («Дары волхвов»), и портного Шлегеля («Алое платье»), и полицейского Коуна («Тщеславие и соболя»), и Доктора («Последний лист»), и, наконец, Автора. Актёр уловил приём режиссёра и с удивительной лёгкостью и с тем самым необходимым азартом брался и за эпизодические роли, включая, где надо, характерность, а где – особый лирический юмор О. Генри, не говоря о главной роли Автора.

Последнее и было припасено на финал спектакля. Автор не только вёл представление, растворяясь то в том, то в другом персонаже, но в конце выходил к публике. Все персонажи словно предстали перед ним в последний час, чтобы сказать, что жизнь писателя была сродни его героям. Он не выше и не ниже их. «Я – Уильям Портер, – представлял актёр из хора действующих лиц Автора О. Генри его настоящей фамилией, – пил, сидел в тюрьме и любил».