Короткевич обдурил милиционера, а Бородулина приняли за своего узбеки: как белорусский язык помогал нашим писателям

«Альбо-альбо»

Еврейский поэт Рыгор Рэлес был знаком со многими белорусскими писателями 1930-х годов. Помнил, например, Змитрока Бядулю, который вырос в белорусской среде и неплохо знал белорусский язык. И хотя продолжал писать на иврите, однако печататься в «Нашай Ніве» начал по-белорусски. Янка Купала, узнав о «двуязычии» Бядули, сказал ему однажды: «Альбо-альбо». В результате Бядуля выбрал белорусский. Так, по сути, благодаря Янке Купале и появился белорусский писатель Змитрок Бядуля.

Как латышский петушок спас Короткевича

1957 год. Владимир Короткевич и латышский поэт Ероним Стулпан на Фестивале молодежи в Москве. Оба приняли по чарке и оба уже «веселые». Как вдруг к ним подходит милиционер, и тогда Короткевич неожиданно для самого себя вспоминает слова латышской народной песни о петушке, которую они только что пели вместе со Стулпаном:

- Kur tu teci, gail ti mans? - говорит он милиционеру, что значит: «Куда идешь, мой петушок?».

- Kur tu teci? - повторяет за Короткевичем Стулпан.

- Извините, товарищи, - милиционер тут же ретировался. - Не знал, что вы иностранцы.

Двойная буква

1966 год. Рыгор Бородулин, Никифор Пашкевич и Анатоль Вертинский приглашены в Узбекистан на празднование 525-летия Алишера Навои. Сразу по прибытии гостям вместе с программой и талонами на питание были выданы, говоря современным языком, бэйджи, на которых было написано имя гостя и откуда он. Бородулин почему-то был написан с двумя «л»: «Бородуллин».

Это двойное «л» позже сыграло свою роль. Когда белорусские гости уже собрались уезжать, каждого ждал в гостиничном номере свой подарок. Самый роскошный был у Рыгора Бородулина - огромное блюдо с изображением Алишера Навои и набор для чая: чайник, блюдца и пиалы. Увидев такое богатство, сосед по номеру предложил разделить подарок между всеми, так сказать, по рангу, но Бородулин отказался, поскольку на подарке лежала бумажка, на которой было четко написано: «Бородуллин».

Версия у дядьки Рыгора была лишь одна: узбекские писатели приняли его за земляка.

В соавторстве с народом

Вышел «Вушацкі словазбор» Рыгора Бородулина. Спрашиваю:

- Дзядзька Рыгор, ці правільна разумею: нельга назваць «Вушацкі словазбор» фальклорным зборнікам у чыстым выглядзе - лепш гаварыць пра ваша сааўтарства з землякамі?

- Калі нешта не так клалася, дык даводзілася падпраўляць, але, вядома, у межах, - отвечает Бородулин.

- Гэта значыць стылізавалі?

- Крыху стылізаваў, але так, каб не было заўважна. Да таго ж, калі ў галаву прыходзілі нейкія прыказкі і прымаўкі, я часам не ведаў: ці гэта вушацкае, ці я сам сачыніў?

- І тады думалі: хай будзе вушацкае?

- Так, хай будзе вушацкае!

«Привет из Донбасса!»

Рассказ Василя Быкова в записи Нила Гилевича.

Было раннее утро, когда в дверь быковской квартиры позвонили. На пороге стоял широкий в плечах здоровила лет сорока.

- Товарищ Быков, Василий Владимирович? Привет из Донбасса!

- А-а-а, из Донбасса! - смягчился Быков, думая, что речь идет о привете от его двоюродного брата Ильи.

Пригласив нежданного гостя в комнату, Быков скоренько поставил на стол колбасу и сыр, а чем еще угостить - водкой или коньяком? Нет, водку этот шахтер и дома выпьет. Так на столе появилась бутылка молдавского «Белого аиста», а к ней и соответствующие рюмочки. Налив ровно до краев, Быков сказал:

- Ну, давайте за знакомство.

- За такое знакомство с таким человеком! Если б не хотел, то все равно выпил бы. Ваша доброе здоровье!

И, чуть-чуть не донеся рюмку до губ, гость буквально вбросил ее содержимое в рот. Но рюмку на место не поставил, а покрутив в руках, неожиданно спросил:

- Вы, извиняюсь, всегда наливаете в эти малюпашечки? Как для нашего брата-шахтера, так это на издевательство похоже.

- А это, извините, по привычке, - Быков был смущен. - Мои друзья, знаете, за исключением одного-двух, питоки небольшие, поэтому и не подумал... Это мы сейчас исправим.

И, достав приличных размеров фужер для вина, налил туда коньяк.

- Если бы мы, шахтеры, пили из таких стопочек, - говорил тем временем гость, - черта лысого имела бы страна уголек! Наши масштабы и мерки знаете какие... Ну, ваше здоровье! - На этот раз он уже не вбросил, а кульнул налитое. - Вот это совсем другой, как говорят, коленкор. Мы обычно стаканами куляем, - в слове «стаканами» ударение он делал на третье «а». - Два-три стакана обернешь, и ты - человек. И душа на месте.

- Ну, конечно-конечно, - охотно согласился Быков.

- А квартирка ваша, смотрю, не очень... Коридорчик - тесненький. И, судя по дверям, всего три комнаты?.. Я представлял, что увижу совсем другое. Такой писатель, такой знаменитый на весь мир человек далжон иметь по заслугам!..

И темы разговора, и пафос гостя Быкову начинали не нравиться, поэтому он спросил о другом:

- Ну, так как там мой брат? Жил-здоров?

- Какой брат? - гость смотрел непонимающе.

- Вы же от брата привет передали?

- Не знаю я никакого вашего брата. А привет от героического Донбасса, от славной шахтерской гвардии! Я в Минске проездом, имею семь часов до поезда, ну и решил посетить знаменитого писателя, познакомиться, поговорить. Это же не часто случается, можно сказать, счастливый случай - побыть в гостях у самого Быкова!

- Ну, понятно-понятно, - улыбнулся Быков и, взяв бутылку, налил коньяку едва не до самых краев фужера. Оставшееся сцедил в свою рюмочку. - Ну, тогда за здоровье Донбасса! Тем более - героического!

А минут через пятнадцать, когда гость поднял тему писательства, дал понять, что его ждут неотложные дела. На том, собственно говоря, попрощались.

Услышав эту курьезную историю, Нил Гилевич сказал Василю Быкову:

- Твая памылка мовазнаўчага, так бы мовіць, паходжання. «Прывет» перадаюць ад некага, а для вітання пры сустрэчы кажуць ці «Добры дзень!», ці «Здароў!», ці «Здрастуйце!». Вось і ты папаўся на гэтым. Раз «Прывет із Данбаса!», значыць, ад некага. Ад каго? Напэўна, ад брата. Спрацавала сваё, даўняе, беларускае. Шкада толькі, што ў цэлую бутэльку «Белага бацяна» абышлася памылачка.

«Давайце ўстрымаемся»

Нил Гилевич рассказывал, как в 1953 году его принимали в Союз писателей.

Обсуждение его стихов шло довольно вяло, пока слово не взял печально известный литпогромщик Айзик Кучар. Спокойно он никогда не говорил, вот и теперь со свойственным ему пафосом столк, как говорят, молодого автора «на горкі яблы». После чего присутствовавший на обсуждении Петрусь Бровка наклонился к гостю из России - поэту Николаю Рыленкову и тихо спросил:

- Как, Николай Иванович, поддержим?

Гость скривил губу:

- По-моему, надо воздержаться.

Это все и решило - Бровка объявил:

- Здольны паэт, але ад прыёму давайце ўстрымаемся.

Так случайный гость из России, не прочитав ни строчки Гилевича, решил его литературную судьбу.

Ученики

Писатель Борис Саченко, рассказывая о встречах с братом классика белорусской литературы Максима Горецкого, говорил, что наиболее впечатлило его знакомство не с самим Гавриилом Ивановичем Горецким, а с его учениками. Саченко вспоминал:

«Я вяртаўся з Балгарыі і, калі зайшоў у вагон, павітаўся з двума незнаёмымі мне адносна маладымі людзьмі. Прывітаўся па-беларуску:

- Добры дзень!

Мне адказалі таксама па-беларуску, вельмі, дарэчы, ветліва.

- Вы з Беларусі? - спытаў я.

- Не, - адказалі мне. - Але беларускую мову трохі ведаем, чулі...

І незнаёмыя мне дзецюкі пачалі расказваць пра свяцілу навукі Гаўрылу Гарэцкага, які ім калісьці чытаў лекцыі ў Ленінградзе.

- Мы яго так любілі, - прызналіся былыя яго вучні, - што, каб зрабіць яму прыемнае, кожны з нас вывучаў беларускую мову. Гэта сапраўдны вучоны, такіх у Савецкім Саюзе няма, ды і ў свеце... Вы яго ведаеце? Як яго здароўе?

І мы некалькі гадзін гаварылі пра Гаўрылу Гарэцкага і яго брата Максіма, гаварылі пра Беларусь.

- Хто ж вы самі будзеце? - урэшце спытаў я.

Вучні Гарэцкага аказаліся дактарамі навук, яны працавалі ў Балгарыі і вярталіся разам са мною ў Савецкі Саюз, ехалі ў свой родны горад Ленінград...»

Приглашение

Осень. Яблоки в саду Рыгора Бородулина можно собирать мешками. Ежедневно к поэту приходят школьники из Ушачей, которые говорят только по-русски, даже тогда, когда хозяин в ответ на просьбу насобирать яблок, приветливо отвечает: «Калі ласка».

Услышав в очередной раз русскую речь в ответ на свое «калі ласка», Бородулин неожиданно отвечает по-русски и нарочито саркастически:

- Приходите еще! Будем с нетерпением ждать!

О родном языке

Историк и археолог Михась Чернявский вспоминал. Середина 1960-х. В Академии наук проходит нейкая научная, а скорее политическая дискуссия. С трибуны высокопоставленный руководитель языкознания, с трудом говорящий по-белорусски, гордо заявляет:

- А у меня два родных языка - русский и белорусский.

В этот момент звонкая реплика из зала от Владимира Короткевича:

- Гэта ў змяі «два языка». У чалавека ж «язык» адзін - яго родная мова.