Он перепутал похитителей

Критика Запада, уже который год остающаяся в России модой среди истеблишмента, докатилась до фрондирующей интеллигенции. Одна из столичных газет опубликовала «манифест» режиссёра Константина Богомолова «Похищение Европы 2.0». В нём поставлена задача «ясно и твёрдо сформулировать новую правую идеологию».

На первый взгляд ничего особенного. Критика западного идеала «мультикультурных гендерно-нейтральных чертей» звучит давно, но преимущественно из уст консерваторов, направляющих проклятия в адрес либералов. Но чтобы сами либералы в России хулили Запад...Требование «написать» новую идеологию тоже навязло в зубах, но чтобы к идеологии взывал богемный художник.

Что-то изменилось в нашем (в широком смысле слова – и мировом, и российском) идейном пространстве?

Нет. Не изменилось. Оформилось. Не только для официальных пропагандистов, уже несколько лет выступающих под лозунгом «Трамп – наше всё!», но и для «элитной» интеллигенции стало ясно, что пора предлагать альтернативу зашедшей в тупик неолиберальной модели капитализма. Но при этом предлагать нечто такое, что не затронет их привилегированное положение.

Посмотрите, на что обрушиваются отечественные критики США и Западной Европы и в их числе автор «Манифеста».

Первое – на «потерю человека как сложного, противоречивого и драматичного существа», для которого «главной ценностью является его индивидуальность».

Второе – на власть поддерживаемой интернет-гигантами «сетевой толпы», подчиняющей себе индивида, причём не только его мысли, но и эмоции.

Третье – на прикрывающийся «гендерной нейтральностью» отказ от.

От чего?

Секс вместо... секса

Вот, пожалуй, с последней – мало мне интересной, но очень популярной темы секса – я и начну критику «Манифеста». Его автор в качестве альтернативы самокопаниям погрязших во фрейдистских комплексах внесексуалов предлагает… всё тот же секс. Только в другом качестве: секс как «звериное в человеке», как «свободу» (от чего? От человеческого в человеке?), как «опасность» (чего? Потери человеческого облика?), как «самую витальную» часть человеческого бытия. Этакий вскрик молодого самца при виде переполненной «витальностью» самки. 

Спору нет – это звучит несколько оптимистичней, ибо здесь, по крайней мере, есть надежда на то, что в сём действе (в отличие от политкорректного союза «родителя № 1» и «родителя № 2») случится ещё и «зарождение жизни». Но… 

Убого это как-то. Примитивно. 

Итак: секс (сам по себе) – это удел (творческих) импотентов. Хотите настоящую страсть – любите! 

Я начал с этой темы потому, что любовь – это одна из важнейших альтернатив миру конкуренции, эксплуатации, отчуждения. Нет, я знаю, что рынок и капитал превратили это прекрасное, творческое чувство-действие-поступок в объект купли-продажи. Но это сделано именно вследствие имплементации правой идеологии – идеологии, где каждый сам за себя и всё – на продажу. И именно поэтому, если вы хотите не «звереть» и опускаться, но взлетать и возвышаться в страсти и нежности, вам надо научиться выдавливать из себя не только раба, но и животное – научиться любить. Только так обретёте не только культурное, но и удивительно глубокое эмоциональное, чувственное человеческое бытиё. Повторю: хотите любить – станьте человеком. Хотите стать человеком – выбирайте кредо левых «быть», а не правых – «иметь». 

А что взамен безразличию?

Но дело не только в этом. Дело и в том, что мечты о возврате к «настоящему» либерализму, к свободному индивиду, действующему в пространстве свободного рынка и либеральной демократии в XXI веке, – это, мягко говоря, иллюзия. А если не мягко – ложь. Когда автор «Манифеста» вслед за спикерами Давосского форума и ведущими токшоу российских телеканалов повторяет справедливые слова о подчинении современного человека сетевым стереотипам, он говорит только о верхушке айсберга – тоталитаризме мещански-обывательского «общественного мнения». Но при этом «забывает» не только о том, что господство лавочного мещанского духа порождает именно рыночно-капиталистическая система, но и о том, что того рынка, который когда-то, лет эдак двести назад, разрушал феодальный абсолютизм и косность, – этого рынка давно нет и быть не может. Есть власть корпораций и сетей. Они, как пауки, создают сети, из которых безуспешно пытаются выпутаться фрилансер и потребитель. Рынок сегодня – это тоталитарная власть манипулирующих человеком корпораций. Это пространство, где «мерой всех вещей» (истинности твоих идей, красоты твоих произведений, добра твоих поступков) становится их соответствие «трендам», сиречь стандартам «сбрендившей» экономики. 

Суммирую: «бурю и натиск» молодого и революционно-критичного либерализма Вольтера и Бетховена сегодня наследуют левые, не забывающие к лозунгу «Свобода!» добавить «Равенство!» и «Братство!», борясь не только с «гендерной нейтральностью», но и нищетой, не только с политическим, но и экономическим бесправием большинства, с «очастниванием», но не индивидуализацией человека. Ну а «новая» правая идеология в XXI веке может заменить всё ещё господствующее постмодернистское безразличие к истине, добру и красоте только на открытую власть корпораций, производящих ложь брендов-симулякров, зло политического манипулирования, и безобразие человека, подчиняющего жизнь погоне за финансовым миражом («счастье не в деньгах, а в их количестве»). 

Лишние люди

А теперь о главном – о том, в чём я почти согласен с автором «Манифеста», – о потере (процитирую вновь) «человека как сложного, противоречивого и драматичного существа», для которого «главной ценностью является его индивидуальность, выраженная не в том, как человек удовлетворяет свои инстинкты, а в том, как мыслит и творит». В отличие от банальных размышлений о витальности секса эта теза отражает реалии. Мир тотального рынка убивает в человеке умение мыслить и творить. Это большая потеря. Потеря того, о чём мечтал упомянутый мной юный либерализм эпохи «бури и натиска». Это потеряно.

Но вот вопрос: почему?

Как справедливо заметила профессор Людмила Булавка: если в XIX веке встала проблема «лишнего человека», то в XXI веке человек стал лишним. Человека, который мыслит и творит, современное общество потеряло. Но вернёт ли его «новая правая идеология»? Или иначе: кто сможет вновь «похитить» Европу (по большом счёту – мир, включая нашу страну)?

Ответ «Манифеста» сформулирован столь же красиво, сколь и неопределённо: это будут не «дремучие» ортодоксы, а «современные, весёлые и свободные люди, образованные и успешные, открытые новому, любящие жизнь во всём её многообразии». Самое смешное, что я почти (именно почти) согласен с этим.

Но разница в наших позициях есть, и принципиальная: автор «Манифеста» услышал звон, но не понял, где он, поставив неправильный знак: вместо новая левая идейная позиция он (не случайно, учитывая его прошлые театральные «манифесты») поставил – правая идеология.

Для него социализм ли, коммунизм ли – пространство «вертухаев и рабов». Он контужен диссидентской критикой СССР и не хочет видеть, что задача формирования сложного мира, опирающегося на свободного, творческого человека, – это классика не неолиберальной идеологии, а марксистской теории, доказавшей, что социализм – это движение к «царству свободы» (Маркс), процесс свободного гармоничного развития личности («Свободное развитие каждого как условие свободного развития всех» – К. Маркс и Ф. Энгельс), прогресс культуры («коммунизм = культура» – К. Либкнехт). Ну а что до меры воплощения этих идей в СССР, то и в современной Европе, кичащейся воплощением идей либерализма, автору «Манифеста», как я понял, далеко не всё нравится.

Так не пора ли вернуть левую Европу – Европу парижских коммунаров и испанских антифашистов, Европу мая 1968 года и «жёлтых жилетов», Европу, борющуюся за бесплатную медицину и общедоступное образование, за «демократию корней травы», инициативу снизу и отказ от интеллектуальной частной собственности?

Или кто-то, как и Константин Богомолов, боится такой Европы?