История одного банкротства,
По официальной статистике, в 2019 году в России обанкротилось 14 500 компаний, а в прошлом количество фирм-банкротов увеличилось в два раза. И дело не только в пандемии. Неуютно у нас малому бизнесу. Даже Фемиде он не интересен. В этом убедился на собственном опыте разорённый «по закону» владелец небольшой строительной фирмы «ССК-68» Василий Привалов.
Осенью 2001 года приваловская компания заключила с ОАО «Газпром» договор о строительстве и ремонте в деревне Зайцево Одинцовского района школы-лицея, гостиницы и детского сада для НОУ «Московская экономическая школа». Но уже весной следующего года «Газпром» вдруг перестал финансировать стройку. Почему – про то и сегодня неведомо. Как неведомы и нюансы взаимоотношений «Газпрома» и МЭШ, точнее – тогдашних начальника ХОЗУ «Газпрома» Валерия Сонина и президента МЭШ Юрия Шамилова.
– Мы могли сразу расторгнуть договор, получить деньги за уже построенное плюс 5 процентов неустойки и уйти с объектов, – рассказывает Василий Привалов. – Но нас заверили – деньги будут, и мы остались...
Оно и понятно: любое малое предприятие мёртвой хваткой вцепится в такие большие контракты. Да ещё с самим «Газпромом»! – там ведь и деньги немалые, и перспективы большие. Только вот порой большие контракты оборачиваются для малых предприятий большими проблемами.
В то время на объектах МЭШ «сидел» Андрей Цай – соучредитель ССК-68, заместитель и друг Василия Привалова. И этот соучредитель, заместитель и друг заключил с президентом МЭШ Юрием Шамиловым два договора целевых беспроцентных займов на 1 миллион 200 тысяч долларов США в рублёвом эквиваленте. Зубры строительного бизнеса утверждают, что такие соглашения – не редкость: между строителями и заказчиком заключается вроде как договор займа, который на самом деле – договор инвестирования, и «заёмные» деньги вкладываются в объект, после чего заказчик отказывается от претензий к строителям по «договору займа».
– Все «заёмные» деньги мы до копейки вложили в строительство объектов для МЭШ, фактически это был договор инвестирования, – вспоминает Василий Привалов. – Однако формально он считался договором займа – вроде как мы занимаем у МЭШ, чтобы построить объекты для МЭШ, а потом вернуть эти деньги МЭШ. Но это же абсурд! Я бы никогда не подписал такой договор!
Привалов его и не подписывал. Но ни судьи, ни следователи не обратили внимания на то, что на договорах стоит фамилия «Привалов», а подпись – Андрея Цая. И договоры не были признаны юридически ничтожными, хотя по действовавшему тогда уставу МЭШ не могла заниматься подобными операциями, а Андрей Цай не был уполномочен подписывать кредитные договоры от имени ССК-68. Постановление правительства от 27 декабря 2004 года № 855 вежливо квалифицирует такие сделки как «не соответствующие рыночным условиям и обычаям делового оборота». А юристы называют их «голыми» – сумма займа более чем в четыре раза превышала стоимость всех активов ССК-68, оценивавшихся тогда в 8,6 миллиона рублей.
«Вишенкой на тортике» этих чудесных договоров стал такой пунктик: построив для МЭШ объекты на как бы взятые в долг у МЭШ средства, ССК-68 должен был не только вернуть деньги, но и выплачивать МЭШ 0,3% от суммы займа за каждый просроченный день!.. Впору выдавать Шнобелевскую премию за экономическое остроумие.
После завершения строительства МЭШ выставила ССК-68 судебный иск на сумму займа в 35 млн рублей и на 35 млн рублей штрафных санкций «за просрочку». Служба судебных приставов успела взыскать со строителей 1,7 млн, а затем суд скостил «штрафные» санкции до 17,8 млн. Далее события развивались следующим образом. По мировому соглашению между «Газпромом» и ССК-68 всё, что начал-таки платить гигант приваловской фирме по договору 2001 года, автоматом переводилось на счёт МЭШ «для покрытия суммы займа и штрафных санкций». В результате экономическая школа получила и сумму долга, и солидные проценты (19,5 млн), а приваловская фирма – многолетнее балансирование на грани банкротства. Всё, что она планировала заработать, ушло в МЭШ. Научно выражаясь, шиш без масла получила фирма Привалова от этой «сделки века».
Что нашло на Андрея Цая, подмахнувшего кабальные для своей компании договоры с МЭШ, и не пахнет ли тут мошеннической схемой, пытался разгадать целый сонм прокуроров, следователей и судей, когда по иску Привалова прокуратурой СВАО Москвы в отношении Андрея Цая было возбуждено уголовное дело. Второй подписант, Юрий Шамилов, фигурировал в деле как свидетель, хотя инициатором и выгодополучателем разорительных для ССК-68 «договоров займа» была МЭШ. Но дело Цая так и осталось неподъёмным для суда и следствия, а там его и вовсе закрыли «за давностью».
По логике следствия, компанию Привалова кто-то обманул, но кто именно – чёрт его знает. То есть ограбленный есть, а грабителей – нет. Следователи пятнадцать (!) раз закрывали «дело Цая», а потом открывали его по требованию прокуратуры, чтобы потом опять. закрыть.
– Но это же не по закону! – удивлялся Привалов, пока один большой начальник не объяснил ему, что «следователь может действовать по внутреннему убеждению». Следователи же почему-то многозначительно поднимали палец к потолку.
Быстро растаяли и надежды Привалова на арбитражный суд. Изучением обстоятельств заключения злополучных договоров судьи себя явно не утруждали, логика у них была простая: раз есть договор займа, значит, компания Привалова – должник МЭШ. Тут в дело вступал ещё и принцип преюдиции: если первый суд решил, что договоры ССК-68 и МЭШ – договоры займа, то и другие суды считали их таковыми. Вот в этот процессуальный капкан и попал Привалов.
– Нас просто доводили до банкротства, чтобы не платить за выполненную работу, – уверен Василий Александрович. – Был случай, когда накануне очередного суда мы перечислили МЭШ 5 миллионов рублей в счёт уплаты долга по займу, а МЭШ возвратила эти деньги как «ошибочно перечисленные». Тогда же налоговая инспекция заблокировала наш счёт, хотя за пару дней до этого сама выдала нам справку об отсутствии задолженностей по налогам. Видимо, кто-то очень хотел добиться судебного решения о признании нас банкротами и распродажи наших активов.
Он ещё надеялся на справедливость, пока ему не открыла глаза повидавшая виды дама-следователь:
– У тебя в фирме нет государственного капитала, а значит, ты никому не интересен. И связей у тебя нет, и денег кот наплакал. Сожрут тебя, Василий Александрович, и не подавятся, и ничего никому за это не будет.
Как в воду глядела тётенька – сожрали, и ничего никому за это не было.
Нет, законы-то в России хорошие, а вот как доходит до исполнения – тут и случаются всякие-разные пертурбации-импровизации. То ли воздух у нас такой, то ли прокурорский надзор хромает, то ли ещё что– то не так в отечестве нашем свободном.
Сколько ни говорим о социальной справедливости, а её нет как нет. Или есть, но не для всех. В действиях Цая суд злого умысла не нашёл, ну, ошибся человек, с кем не бывает? Ну, поработали строители бесплатно – не повезло. Несправедливо? Да. Но закон и справедливость, как известно, совсем не одно и то же.
20 февраля мир будет отмечать День социальной справедливости. Мы привыкли воспринимать это понятие как декларацию честного распределения благ и поддержки бедных и слабых. Но учредившая этот памятный день Международная организация труда декларировала не подачки сирым, а главным образом справедливость в трудовых отношениях, внутри бизнес-сообщества и в обеспечении занятости. Малое предприятие Василия Привалова от удара так и не оправилось: давно свёрнуты все программы развития, от 150 рабочих мест сегодня осталось только три, а от веры в закон и справедливость и вовсе ничего не осталось.
Кстати, годовое обучение в 10-11-х классах той самой школы, которая «обула» строителей, стоит 1 млн 345 тысяч рублей. Тот, кто хочет, чтобы на занятиях его ребёнка сопровождал педагог-психолог, должен раскошелиться ещё на 940 тысяч. Будущих акул бизнеса готовит и соответствующая «зубастая» школа, и понятно, что о равных правах граждан страны на образование в этом случае речь не идёт.
Вот такая история.
В ТЕМУ
В США около 17 миллионов малых предприятий, создающих более 40 ВВП. В Германии 2 миллиона таких фирм производят 50 процентов ВВП, обеспечивая 66 процентов занятости. У нас малые предприятия дают от силы 10-12 процентов ВВП.