От замалчивания имени оппозиционера № 1 властная машина перешла к массированной чистке его симпатизантов и дрессуре всех остальных.

В последние пару дней большой и даже, пожалуй, чрезмерный интерес вызвала статья Григория Явлинского, воспринятая как продолжение антинавальновских декламаций всех прочих наших «системных оппозиционеров», от Геннадия Зюганова до Захара Прилепина.

Не сомневаюсь в искренности этого текста, хотя и не уверен в его добровольности. Ведь без таких отмежеваний «оппозиционным» партиям и отдельно взятым политикам будет очень трудно или даже совсем невозможно получить допуск к депутатским креслам любого уровня.

Навальный и навальнисты борются за власть. И здесь проходит черта, которая отделяет их от любых дозволенных «оппозиционеров», которые за власть не борются. Раньше это подразумевалось как бы само собой, по умолчанию. Но теперь от них требуют публичной присяги в виде ритуального отречения от Навального, уличных протестов и особенно от выборного сотрудничества с навальнистами в форме «умного голосования».

Старые «оппозиционные» зубры, проведшие на арене по тридцать лет, исполняют свои роли с присущей им органичностью. Их коллеги второго ряда иногда упрямятся — как зюгановский внутрипартийный соперник Валерий Рашкин или саратовский депутат-коммунист Николай Бондаренко, задержанный и оштрафованный за присутствие на антипутинском митинге.

А муниципальных депутатов кое-где винтили чуть ли не целыми коллективами.

 

Задача явно ставится так, чтобы даже мельчайший винтик в системе законодательной власти как черт от ладана шарахался от любой уличной активности и всех прочих форм навальнизма. Образцом делаются старорежимные советы народных депутатов, идеологическая безупречность которых всегда была абсолютной.

Возможно ли такое в двадцатые годы XXI века? Надеюсь, что нет. Но замах именно такой.

Не меньший, если не больший воспитательный нажим прилагается к администрациям областей и городов. Их главы, за несколькими исключениями, играют достаточно жалкие кукольные роли, подчиняясь потоку малоосмысленных приказов из центра. Если случаются волнения, неравнодушные граждане не особенно к региональным властям и обращаются, понимая, насколько узка их самостоятельность.

Но не все областные администраторы, среди которых тоже попадаются люди с умом и сердцем, довольны своим положением. В дни январских протестов их обычно даже и не спрашивали, сколько охранителей вывести, где и как разгонять, скольких взять и т. п. Некоторые местные начальники решались поэтому на робкое фрондерство — ускользали из своих городов под предлогом воскресного отдыха, не обращались к жителям с различными угрозами и т. п.

В ответ на это в АП сейчас обновляют список индикаторов, по которым станут отчитываться главы регионов. Цель та же — не дать им отсидеться, заставить отвечать за любые уличные казусы, даже если у них нет полномочий влиять на ситуацию. Пусть губернаторы и мэры трясутся еще больше.

Само собой понятно, что профессорско-преподавательский состав и учительство должны неустанно ловить и душить крамолу, сотрудничая со специально обученными воспитателями-контрнавальнистами и передавая неисправимую часть учеников и студентов в руки компетентных органов. Не брезгуя и позитивными делами. Ведь есть молодежь и молодежь. Набрать массовку для флешмоба «Президент у нас один, вместе всех мы победим!» — не так уж трудно и стоит недорого.

С госучреждениями и окологосударственным бизнесом особых проблем не возникнет — легкость дрессуры личного их состава многократно доказана. Хуже обстоит дело с менее зависимыми предприятиями современного сектора, часть менеджеров которого брюзжат по поводу репрессий и покрывают арестованных сотрудников, вместо того чтобы их уволить. Но и тут ведь полно рычагов. Обычно хватает пары проверок — и до болевых приемов дело даже не доходит.

Что касается пропаганды, то хотя опыт борьбы с Солженицыным и Сахаровым в 1970-е толком не изучается, те же самые ходы сами собой приходят в головы нынешним работникам казенного экрана и клавиатуры. Тут и театрализованный патриотический гнев, и обильные слезы жалости к жертвам врага, и высоконравственные обличения его аморальности, и неподкупные репортажи о роскоши, в которой он купался до заключения в тюрьму.

Мы присутствуем при грандиозной попытке разыграть в новых декорациях советскую борьбу с диссидентами 1960-х — 1980-х годов. Признаваемую, видимо, успешной, поскольку система десятки лет ее выдерживала, сохраняя контроль над абсолютным большинством подданных.

Режим ради своего выживания производит над страной один эксперимент за другим, и это не первый.

Но получится ли?

Сахаров не стремился править. Солженицын стремился, однако сильно преувеличивал свой авторитет в руководящем классе, реалистичность собственных рецептов, а также и способность данного класса этими рецептами заинтересоваться. Стоит перечитать описание им своей беседы с Михаилом Сусловым, проникнутое надеждой на какой-то преобразовательский потенциал, якобы таившийся в этом деятеле.

Навальный куда менее наивен и гораздо более близок к нынешней нашей номенклатуре. В средних и низших, а возможно и в довольно высоких ее слоях многие ему сочувствуют. Вычистить всех нереально. Можно только на какое-то время заставить замолчать.

Нет сегодня и народных масс, безвариантно подключенных к казенному телевизору. Пятьдесят лет назад советская держава была наглухо законопачена, к общению с внешним миром допускались только немногие и доверенные. А Россия 2020-х, при всех усилиях режима, открыта по стольким направлениям, что их не законопатить.

В 1970-е говаривали: кто прочитает «Архипелаг ГУЛАГ», тот уж точно потеряет веру в СССР. Когда теперь напоминают, что это был миф, то упускают, что крупицу истины он в себе все-таки нес.

«Архипелаг» в брежневском СССР прочитали, максимум, сотни тысяч. А фильм о «дворце Путина» в Геленджике посмотрели несколько десятков миллионов. Согласно опросу «Левада-центра» (не зря объявленного в России иноагентом), расследование Навального про золотой ершик и аквадискотеку видели 26% взрослых, а еще 42% имеют о нем хоть какое-то понятие. Потеряли ли они веру в режим? Если взять всех опрошенных, то 12% из них сообщили, что изменили отношение к президенту к худшему, а 2% — что к лучшему. Пусть каждый взвесит эти перемены на своих весах, но ясно, что при Брежневе никакой Солженицын о таком воздействии даже и мечтать не мог.

Отсюда и предварительный прогноз. Весь нынешний год будут прикладываться огромные усилия, чтобы загнать любых оппозиционеров, претендующих отобрать у режима власть, в этакую изолированную диссидентскую клетку, будь они навальнистами или нет. Но попытка реставрировать брежневско-андроповскую систему зайдет в тупик.