Геополитика: в бой идут одни старики, или Новый запрос на старую авторитарность
Все же маятник качнулся. Была у меня когда-то передача на ТВ «Маятник Фуко». Эпиграфом к ней были слова моего поэтического друга Александра: «Нет, Исаакий, не ветры качают Фуко». В том смысле, что не случайные внешние, а глубинные коренные силы управляют многими знаковыми явлениями.
Так вот, когда к власти в различных странах стали приходить «ветрянЫе политики» — легковесные, скороспелые, молодящиеся, я только молча улыбался. Смотрел с иронией на всяких Макронов, Зеленских, Пашинянов и знал, что рано или поздно политическая «природа возьмет свое» — маятник качнется в другую сторону. Так оно и получилось. Правда, не думал, что амплитуда будет такой большой. Видимо, «маленькие» так далеко задрали размах своего аверса, что обратный ход реверса вышел неожиданно большой.
В принципе, так колеблются все страны. Только небольшие чаще, с короткой амплитудой — тык-тыгдык. А великие — величаво, неспешно — тыыык — тыыыгдыыык. Ну и средние — так себе. Вообще, закону рекуперации подчиняются не только трамваи. Стоит стране затормозить в своем развитии, как высвобождающаяся энергия устремляется в механизмы смены правящих элит. (Законные и не очень.)
Забуксовал, например, диссидент-младореформатор Эльчибей в свое время, и его тут же сменил старший и более опытный земляк и однофамилец Гейдар Алиев. Или остановил развитие страны красноречивый и пламенный демократ Гамсахурдиа — и тут как тут бывший член Политбюро Эдуард Шеварднадзе… Молодые и красивые приходят и уходят, старые и опытные всегда в засаде. Старая власть — это вам не старый анекдот, а скорее — старое вино. Ее ценность часто пропорциональна возрасту.
Существует некая явная обратная связь между яркостью, красочностью облика политика, молодым его задором и уверенной командорской поступью зрелых политических тяжеловесов. Когда-то, еще на рубеже девяностых, матерая райкомовская партократка рассказывала мне, как у них «на районе» взяли власть бойкие неформалы. И когда один из новых руководителей неожиданно умер, вся новоиспеченная рать не знала, как его похоронить: где взять деньги на катафалк, цветы и прочие ритуалы. Тем более не представляли, каким образом уговорить кладбищенских землекопов выйти на работу в выходной и пр. Пришлось обращаться к бывшей власти, которая все это мгновенно провернула.
У меня еще тогда возникло подозрение, что либералам лучше не умирать: могут возникнуть проблемы и при уходе из жизни, и при погребении… Хотя, может, это все частные и нехарактерные случаи. Типа того, что мне рассказывал тот же Гейдар Алиев. Когда я прямо спросил у него, сложно ли было забрать власть у демократических оппонентов, он просто рассмеялся: «Они же делать ничего толком не умели».
Примерно так же ответил мне и Шеварднадзе. Точнее, за него среагировал его ближайший соратник — профессор и вор в законе Джаба Иоселиани. Поглаживая висевшую на боку «сучку» (автомат АКСу) и поправляя кинжал на животе, он просто подавился смешком: «Дурилки картонные. Они даже стрелять не научились». Да, демократия — это вам не лобио кушать…
И вот, когда я смотрю, как настырно протискивается во власть семидесятивосьмилетний Джо Байден, как уверенно группирует оппозицию вокруг себя семидесятичетырехлетний Вазген Варданян, как громко заявляет о своей особенной политической позиции восьмидесятивосьмилетний Витольд Фокин, я думаю: тенденция, однако. Отнюдь не случай.
Вопрос: а что же такого есть в этих и многих других пожилых персонах в политике, чего нет у их более моложавых, продвинутых, отфейсбученных конкурентов? Да, старый конь «борозды не испортит». Да, про глубокую вспашку мир уже и забыл, но должны все же быть какие-то экзистенциальные причины этого массового призыва в строй ветеранов.
Некоторую подсказку мне подали искусствоведы. Они утверждают, что кинематограф перестал рождать героев первого плана. Тех, в ком переплетались харизма, талант, дерзость, масштаб личности. Обмельчавшее современное искусство просто не способно сформировать запрос на выдающуюся персону. Похоже, что современная политика тоже скатилась в своих запросах с великих героев на мелких чиновников. Но тоска по великому сохраняется. Точнее, пробуждается в критические времена.
Может, где-то в недрах американского истеблишмента думают, что если Байден в юности общался с великим «товарищем нет» — Громыко — и даже с «красным технократом» Косыгиным, то подхватил бациллы их непоколебимости и компетентности. А армяне надеются, что Варданян нахватался недюжинной креативности в аспирантуре Новосибирского Академгородка. Как украинцы «богатеют думкою», что Фокин впечатал в себя фундаментальные матрицы советского Госплана…
Вообще я делю историю на эпохи «решений» и эпохи «обещаний». Так вот, вся старая железная гвардия — из времен решений. Это когда политической воли хватало и пообещать, и сделать. Помните ответ на вопрос «в чем сила мафии?» из незабвенного «Крестного отца»? «Мафия говорит и то же делает. Если вы сказали и не сделали, вы об этом пожалеете».
А мир устал от вожаков, которые говорят, но не делают. И не жалеет их. С другой стороны, очевидна опасность и тех, кто делает не говоря, т.е. без предупреждений. Поэтому так желанны лидеры, умеющие принимать решения, объяснять и реализовывать.
Возможно, есть латентная тоска простых людей по «поколению победителей»? Причем неважно — победителей в Великой Отечественной или Глобальной Холодной. Лишь бы личность несла в своих генах, в кровяных тельцах не только стойкие антитела от ковида, но и могучую память восторга Победы. Вон Ильхам Алиев аж светится, когда говорит про новый День Победы в новой Отечественной войне.
Да, всем нужна «одна победа». Хоть простому человеку, хоть лидеру, хоть народу. А победить может только тот, кто обоснованно полагается на себя. Тот, кто иллюзорно полагается на других, потом именуется лузером…
Итак, неторопливость в оценках и суждениях побеждает молодой экзистенциальный дриблинг. Заторможенность выглядит привлекательнее суетливости. Равнодушие кажется мудрее наглости. И в этом плане сильно ошибся моторный и неистовый Трамп. Ему нужно было доказывать избирателям не то, что он более молодой и активный, чем «сонный Джо», а наоборот — педалировать свою устоявшуюся зрелость. Быть ближе к Будде, чем к коммивояжеру…
Наверное, это был именно тот нечастый электоральный случай, когда «мои года — мое богатство». Даже возрастная немощность может стать достоинством, а не изъяном. Помнится, претенденты на папский престол преувеличивали свои недуги, чтобы поднять шансы избрания. Дони бравировал своей мощью, победившей саму корону за два дня. Джо косил под маразматика, забывающего имена близких. И кто победил? Победила демократия! Ну, в нынешней ее форме — как любовь слабых, но наивных к немощным, но уверенным.
Хотя, конечно, подсознательные мотивы избирателей в пользу геронтократии, конечно, глубже. Это все же надежда найти лидеров, уже переживших свои мелочные страстишки и соблазны. Тех редких уже лидеров, кто помнит старые песни о главном.
Таких, например, как легендарный Примус — Евгений Максимович Примаков. Когда старого разведчика и маститого академика назначали в почтенном семидесятилетнем возрасте премьером, он сказал: «Мне столько лет, что нет времени заниматься личными делишками. Остается решать только государственные дела». И он таки решал! Чуть не доведя Ельцина до инфаркта восстановлением суверенитета страны.
Наконец, жива еще у простых избирателей вера, что пожилым политикам ближе классическое понимание милосердия и помощи, чем постмодернистское — «гуманизма» и «толерантности»…
Правда, старик старику рознь. Недаром вспомнилась японская загадочная пословица «если пожилой человек хорошо танцует, значит, он подлец». Я ее расшифровываю таким образом, что зрелость, как правило, отторгает пошлость, вульгарность, китч, чем так грешат политики помоложе, в которых еще бурлят дрожжи мелочных амбиций, банальных страстей, инфантилизма и нарциссизма. Но случаются исключения. Иначе б Байден не сломал себе ногу, когда плясал от восторга «собачий вальс»…
С другой стороны, я знавал одного весьма пожилого джентльмена, который неплохо танцует, не вызывая при этом сомнений в своей порядочности. Разве что с внучкой у него какие-то мутные отношения. Впрочем, это их семейное дело. Зовут его Дедушка Мороз. Он скоро к нам придет. И все наладится!