Бунт лиха. Кого на самом деле разбудили декабристы?

195 лет назад, 26 декабря (­14 – по старому стилю) 1825 г., на Сенатскую площадь Санкт-Петербурга вышли те, о ком Ленин впоследствии напишет: «Страшно далеки они от народа». Эта формула стала чуть ли не единственным определением движения декабристов. Самым распространённым – уж точно. Кто-то видит в декабристах масонов и английских шпионов, которые закладывали под стройное здание Российской империи страшные мины. Кто-то – персонажей кинокартины «Звезда пленительного счастья», этаких благородных воинов в мундирах с эполетами, которые хотели хорошего, а «злая власть» их казнила и ссылала. Но и те и другие в общем и целом согласны с ленинским высказыванием. От народа недалеко Однако, при всём уважении, эта чеканная формулировка реальности соответствует мало. От народа декабристы были далеки лишь по своему сословному состоянию. А вот о том, что народ хочет, в чём нуждается и что может натворить, если не предпринять каких-то усилий по улучшению его положения, они знали превосходно. Тот же князь Сергей Трубецкой, несостоявшийся «диктатор» декабристов, был уверен, что военные поселения – это зло. А ситуация, там сложившаяся, близка к критической и чревата новой пугачёвщиной. Его прогнозы сбылись спустя несколько лет, когда в 1831 г. волнения в военных поселениях Новгородской губернии переросли в полноценный бунт с убийством и истязанием генералов, офицеров и даже священников. И если бы не энергичные меры властей, всё могло закончиться очень худо. Однако меры были приняты. И не только меры кнута, но и меры пряника. Спустя несколько месяцев император Николай I провёл масштабную реформу, фактически приравняв военных поселенцев к государственным крестьянам и ликвидировав ту опасность, о которой предупреждал Трубецкой. И это не единственный случай, когда император, вешавший и ссылавший мятежников, по­ступал ровным счётом так, как когда-то хотели декабристы, выступая в роли исполнителя их требований. Если угодно – в роли «главного декабриста». Здесь нет никакого противоречия. Почему-то принято считать, что Николай I, заявляя участникам восстания на личных допросах: «Господа, я сочувствую вашему плану и вашему делу», лукавил и притворялся. На самом деле всё обстояло сложнее. «Много дельного» Историк Оксана Киянская заметила: «Анализируя образ мысли и образ действий исторических деятелей тех лет, практически невозможно отделить декабристов от их следователей – тех, кого вешали, от тех, кто вешал». Замечание не только остроумное, но и точное. И его можно справедливо отнести к императору Николаю I. Ещё в процессе следствия по делу декабристов он поручил делопроизводителю След­ственной комиссии Александру Боровкову составить записку о мнениях участников восстания «по поводу внутреннего состояния государства». Через полгода записка была предоставлена императору, который, по свидетельству близкого окружения, «часто просматривал сборник и черпал из него много дельного». По сути, это были предложения о коренном пересмотре государственного устройства и управления – своего рода «наказы» декабристов царю. И он старался их исполнять во что бы то ни стало. Даже в таком сложном вопросе, как крестьянский. Считается, что декабристы мечтали об отмене крепостного права. «Могу ли видеть порабощение народа, моих сограждан, печальные ризы сынов отчизны, всеобщий ропот, боязнь и слёзы слабых, бурное негодование и ожесточение сильных и не сострадать им?» – писал Владимир Раевский. Ему вторит Николай I: «Крепостное право – зло для всех ощутительное и очевидное, оно не может далее продолжаться. Необходимо приготовить пути для постепенного перехода к другому порядку». И приступает, начиная, между прочим, с себя. Проводится глубокая реформа, касающаяся государственных крестьян. Они получают широкие права самоуправления, им увеличивают земельные наделы, для них создают банки и кредитные кассы с низким льготным процентом, Министерство госимуществ строит для них 100 тыс. кирпичных домов... Словом, есть все основания утверждать, что реформа Николая I стала образцом для реформы его сына, Александра Освободителя. Здесь есть ещё один важный момент, на который редко обращают внимание. Предшественники Николая I тоже хотели отменить «рабство», но не могли – в противном случае стали бы волноваться дворяне, а это чревато переворотами и даже смертью монархов. Николай же, «задушив свободы» и закрутив гайки почти до срыва резьбы, сделал государство идеально послушным аппаратом, благодаря чему стало возможно отдавать самые сумасбродные приказы и точно знать, что их выполнят. Верной дорогой Декабрист Михаил Лунин в своих «Письмах из Сибири» отмечал, что император, в общем-то, следует заданному курсу: «Правительство, свирепствуя против членов Тайного общества, вместе с тем отдало ему достойную дань, усвоив и развив некоторые из его основных идей». Дальше скрупулёзно перечисляются, какие именно. 1832 г. Создание Свода законов Российской империи «как первого условия порядка и общественной безопасности». 1833 г. Реформа армии: «Произведена, главным образом, согласно плану Пестеля, который доказал необходимость увеличить число батальонов в полках, уменьшив число самих полков, а также необходимость сократить срок военной службы». Правда, Николай пошёл ещё дальше. Сократив срок службы с 25 до 20 лет, он также значительно облегчил наказания. Норматив по количеству ударов шпицрутенами был уменьшен втрое, а фухтели – так называли избиение солдат плоской стороной клинка – отменил вовсе. То же самое касается остального – того, что историки называют «поворотом к буржуазному развитию России»: «Требование свободы торговли и промышленности привело к полезным распоряжениям относительно торговых компаний, патентов на изобретения, устройства мануфактур, авторского права, закладных обязательств, коммерческих банков, размежевания общинных земель... » Другое дело, что Лунин не мог не вставить императору шпильку, отметив как совершенно нежелательный ход следующее: «Учреждение собственной канцелярии императора, разделённой на несколько отделений, одно из которых ведает секретными делами». Имеется в виду знаменитое Третье отделение и корпус жандармов при нём. Но фокус в том, что другой декабрист, князь Сергей Волконский, не менее авторитетный и статусный, учреждение тайной полиции не только приветствовал, но и был когда-то одним из инициаторов проекта по его созданию. На пару со своим другом Александром Бенкендорфом, «как человек мыслящий и впечатлительный, он увидел, какие услуги оказывает жандармерия во Франции. И полагал, что на честных началах, при избрании лиц честных, смышлёных, введение этой отрасли соглядатайства может быть полезно и царю, и Отечеству... ». Словом, кажется вполне умест­ным продолжить ленин­скую цитату о декабристах: «Узок круг этих революционеров. Но их дело не пропало... » Ещё бы этому делу пропасть, когда его обеспечивает весь бюрократический аппарат империи с самим императором во главе.