Потомок адмирала Ушакова служит священником на Псковщине

– Отец Георгий, расскажите о том месте, где сейчас служите. – В деревню Мельницы, что в 47 километрах от Пскова, я приехал в 1989 году. В то время здесь были красивые места. Старожилы вспоминают, что вдоль реки Миленки (рассказывают, что ее название произошло то ли от слова «молоть», то ли от слова «милая») росли роскошные деревья. Да и приход был большой – в родительские субботы поминальный стол занимал почти весь храм. Попал я сюда из села Богородецкое. Там был замечательный деревянный храм XVIII века. Входишь – он как инструмент звучит. Нынешний храм Архангела Михаила – каменный. С ним случилось прискорбное происшествие. В один из ветреных дней после вечерни, во время которой мы топили железную печь, огромную трубу раскачало и огонь проник на чердак. Выгорели весь верх и иконостас. Удалось восстановить только южный придел Божией Матери Мирожской, где сейчас и проходят службы. А весь остальной храм остро нуждается в ремонте и восстановлении. Я стараюсь, но сил на это у меня все меньше и меньше. – Сказываются последствия блокады? – Ну, возраст, во-первых. Да и детство у меня было довольно тяжелое. До войны мы жили в самом центре Ленинграда. Неподалеку размещался детский сад, который в блокаду поддерживал нашу жизнь. Это было весьма скудно. Представьте: суп – мутное варево и перловка (ее еще называли «шрапнель»), которую можно было пересчитать по пальцам. Еще питались столярным клеем. Его принес друг моего отца, архитектор. А спасались мы в подвалах Публичной библиотеки, которые использовались как бомбоубежища. Потом я учился в Петершуле, за протестантским храмом. Нам, мальчишкам, нравилось, что мы могли перейти Невский и сразу попасть в колоннаду Казанского собора, где стояли памятники знаменитым военачальникам – Кутузову и Барклаю-де-Толли. Мы там часто играли. – А теперь в нашем городе собираются поставить памятник и вашему предку – Федору Ушакову. Сохранились ли какие-либо воспоминания о нем? – Генеалогическое древо семьи собирал мой дед. Но в 1918 году он все бумаги сжег из-за опасения обысков, а своему сыну (моему отцу) наказал помнить. Отец мой рассказывал (и я на этом настаиваю!), что нашим предком является князь Редедя. Он пал в бою с князем Мстиславом. А тот захватил ставку поверженного врага, его жен, детей и выдал замуж за сына Редеди свою дочь. Сам Мстислав – это сын князя Владимира, крестителя Руси. Так что мы и с ними в родстве. От его потомков пошли многие русские боярские роды, в том числе и род Ушаковых, который появился уже в четвертом поколении. Точную степень родства с адмиралом я не знаю. У него не было прямых потомков, были только племянники. Флотоводец так и не завел семью – некогда было. А может быть, дело в другом. В нашей семье сохранилась одна легенда, ее даже Пушкин упоминал в своих записках. Там говорится о том, что Федор Федорович был доблестным адмиралом. Он ничего не боялся, кроме женщин и тараканов. Об этом частенько вспоминали в семье. Зато он сражался так, что Суворов сказал: «Я хотел бы быть мичманом при адмирале Ушакове!» – Любопытный и в чем-то знаковый факт: вы родились в день смерти адмирала Ушакова. – Да, 14 октября по новому стилю. В школе меня дразнили Ушак-пашой. А сам я потом много читал про своего предка. Он совсем не похож на тот образ, который создал в фильме артист Иван Переверзев. В кино он говорит с пафосом: «Мне турок надо бить!»  На самом деле Федор Федорович был кроткий человек, хоть и адмирал. Я люблю его и молюсь, чтобы он помог мне в восстановлении храма. – А как случилось, что вы стали священником? – Семья моя верующей не была, но среди знакомых отца были художники Владимир Стерлигов, Татьяна Глебова, ее сестра Людмила, которые много говорили со мной о вере. Они-то и положили начало новому направлению моих мыслей. Благодаря им я крестился в Печорах, начал ездить в Псково-Печерский монастырь, подолгу там жить, трудиться. И тогда появилось желание стать священником. В 40 лет в Псково-Печерском монастыре я был рукоположен в сан диакона, затем, в псковском Свято-Троицком соборе, – в сан священника. – Если бы не сложилась судьба священника, кем бы вы себя видели в жизни? – Художником. Только художником. Я ведь и родился в семье художника и архитектора Василия Васильевича Ушакова. Его отец, мой дед, был главным архитектором Старой Руссы. Мама, Нина Павловна, прекрасно пела. Дамы из Ленинградской консерватории говорили, что она совершенно готовая певица. Бабушка по отцу, Олимпиада Васильевна, профессионально играла на фортепиано. Так что мои детство и юность прошли среди людей искусства. Они-то и зародили во мне интерес к творчеству. Рисовать я начал довольно поздно. Уже после того, как отец вернулся с фронта. По настоянию художницы Анны Александровны Лепорской, преданной ученицы Малевича, я поступил в Ленинградское высшее художественно-промышленное училище имени Мухиной на факультет керамики и стекла. Но не с первого раза: помешала биография. В те времена шла борьба с космополитизмом. А мой отец, который там преподавал, очень любил импрессионизм, рассказывал об этом студентам. За это его и уволили. А те, кто увольнял, в приемной комиссии сидели. Потом я работал в Художественном фонде, преподавал в Строительном институте и в школе. Сейчас у меня совсем не остается времени на то, чтобы писать. Для этого надо быть отрешенным от всех забот. Хотя художническое видение у меня все же есть. Особенно люблю пейзаж. Первая выставка моих работ была в Пскове, знакомство прошло удачно. Многие посмотрели, я даже стал известен. Были выставки и в других городах, в том числе в Царском Селе и Петербурге. Пока я держу все картины у себя. Они готовы и запакованы. Никому не хочу продавать. Ну а потом, наверное, передам в музей.