Мари Микоян: «Раньше пациенты могли увидеть улыбку доктора, теперь они видят только наши глаза»

О коронавирусе – с первой линии «фронта». Врач скорой помощи Мари Микоян, на днях сама ставшая ковид-пациентом, рассказала о том, как пандемия изменила ее жизнь, о госпитализации тяжелых пациентов и о своем первом вызове в квартиру человека с ковидом.

– По данным за конец ноября за время пандемии в Грузии заболели коронавирусом около 5 тысяч представителей медперсонала. Несколько дней назад вы тоже присоединились к ним. Так что в первую очередь я спрошу: как вы себя чувствуете? Знаете ли вы, где именно вы могли заразиться, или это уже особого значения не имеет?

– Скорее всего – исходя из того, где я работаю, а работаю я на скорой неотложной медицинской помощи, мы обслуживаем инфицированных – я больше, чем уверена, что заразилась там. Но на данном этапе уже не имеет никакого значения, кто и где заражается, потому что мы поднялись на такие цифры, что заразиться можно везде – и в магазине, и на улице, и в семье… Но я, скорее всего, заразилась на работе.

– Врачи ведь используют специальное обмундирование, какие-то средства защиты, но они все-таки не дают 100% гарантию?

– У нас всегда все было под рукой и сейчас есть – и обмундирование, и комбинезоны… Но проблема в том, что, когда я знаю, что я еду к инфицированному, то я одеваю обмундирование полностью, но бывает, когда дают обыкновенной адрес и мы приезжаем не полностью экипированными – это маска, это щит, перчатки – то, что мы уже и в обычной жизни используем… Когда звонят пациенту и спрашивают о наличии температуры и наличии вируса, и он отвечает, что у него действительно это есть, то мы одеваем все полностью. Но бывали моменты, когда мы приезжали на адрес без остальной экипировки и потом узнавали, что мы у инфицированного. Естественно, ты врач и ты не можешь бросить пациента, выбежать из квартиры и пойти одеться, и снова зайти. Ты уже там остаешься. От этого и возрастает риск нашего инфицирования. К сожалению, часто бывает, что пациенты утаивают реальную причину вызова. Наверное, они думают, что, если они не скажут, что они инфицированные, к ним приедет бригада, а если будут говорить, что инфицированы – не приедет. Это не так. Мы обслуживаем абсолютно всех.

– Я хотела бы затронуть вопрос госпитализации. Есть разные группы Фейсбуке, есть различные кейсы – люди рассказывают, что бывает очень сложно найти место в больнице. В одной из популярных групп такого толка «Медгиди» я не раз читала призывы о помощи людей, которые утверждали, что им сами врачи скорой помощи советовали попробовать самостоятельно поискать место в больнице. В то же время министр постоянно говорит, что коечный фонд располагает свободными койками. И это не очень понятно – если эти места есть, то почему людям бывает так трудно определить родных в клинику?

– Бригада скорой помощи, которая приезжает на адрес, сама не решает, как везти, куда везти, к кому везти. Когда приезжает бригада, она оценивает пациента и звонит в центр госпитализации – есть специальные менеджеры по госпитализации, которые решают куда везти пациента и как везти пациента. В группах очень много чего пишут. Есть моменты, когда пишут правду, есть моменты, когда, наверное, немного… Когда это касается члена твоей семьи, и когда моему отцу было плохо и я сама вызвала бригаду скорой помощи, мне казалось, что она год не могла доехать, хотя прошло три или четыре минуты. Я не могу и не хочу комментировать слова министра насчет фондов, мест, клиник и т.д., но я знаю одно – я не могу припомнить случая, когда моему пациенту было нужно попасть в больницу и он туда не попал. Да, я могу сказать, что может быть в ту клинику, в которую хочет попасть пациент – я не могу его определить, потому что сейчас, к сожалению, все везде переполнено, обыкновенные клиники уже также стали гибридными... Но, чтобы мой пациент умирающий остался дома – такого я точно не могу припомнить.

– Вы можете описать ваш один рабочий день и насколько он отличается от вашего рабочего дня, скажем, год назад?

– Конечно, он отличается. Мы – то поколение врачей, которым довелось работать в пандемию. Это бывает, наверное, в сто лет раз. Само заболевание, коронавирус, оно очень интересное и интеллектуальное для врачей, которых интересует этот профиль. В принципе, это заболевание, которое все профили затронуло. Естественно, все изменилось. Изменился темп нашей работы, изменился подход, изменились протоколы. Вообще все изменилось. Коронавирус и эта пандемия установили свои правила. Установили правила общения с сотрудниками, общения с членами семьи, общения с пациентами. Если раньше они нас узнавали в лицо и могли с нами поздороваться на улице, то теперь наши пациенты видят только наши глаза. Раньше они могли увидеть улыбку доктора, сейчас же они видят только наши глаза, которыми мы смотрим через щит. Вы можете себе представить, я два месяца не брала на руки своего ребенка. На сегодняшний день единственное, что нас может спасти до появления вакцины – это социальная дистанция и те минимальные правила, которые всем абсолютно надо соблюдать. В противном случае риск инфицирования очень высокий, инфицируются врачи, инфицируется медперсонал в клиниках. Если это так будет продолжаться, нам будет все сложнее и сложнее обслуживать наших пациентов.

– Вы помните ваш первый вызов к ковидному пациенту?

– Помню, очень хорошо помню. Помню его адрес, помню, как он сидел. Потому что во время первой волны все это было настолько непонятно, не было определенных протоколов, мы не знали, как себя вести с этими пациентами, вирус был новым… А это был первый мой пациент, которого я перевела с коронавирусом в клинику. И я очень хорошо помню даже те ощущения, которые я испытывала тогда.

– А что это были за ощущения?

– Знаете, это был в чем-то момент жалости, мы пытались его как-то подбодрить, мы с ним разговаривали. Пациент был очень напуган. Сейчас в той или иной степени я это испытала на себе. Шок – несмотря на то, что я врач, я была готова – даже шутила на эту тему в социальных сетях, что, мол, ребята, круг сужается и я чувствую, как подходит моя очередь… Но, когда мне позвонили и сказали, что я инфицирована, был этот первый шок. Ты начинаешь бояться за членов своей семьи, с кем у тебя были отношения, потому что я была дома, как раз пришла с работы… И эти ощущения, они, естественно есть. Когда ты врач, ты это осознаешь, а представьте, когда ты пациент, не знаешь, что с тобой, когда не то, что ты – в мире еще было не известно, что за вирус, как он работает, что происходит…

– А сейчас? Человек, вероятно ко всему привыкает… Наблюдая за вашими пациентами, вы можете сказать, что люди в какой-то степени уже свыклись с мыслью, что этот вирус рядом с нами со всеми и останется здесь еще какое-то время? Вы сами привыкли к этому темпу и образу жизни?

– Я уже сказала, что коронавирус – это заболевание, которое установило нам свои правила. И хотим мы этого или нет нам нужно придерживаться этих правил. Здесь речь не только о самом заболевании, а еще о множестве проблем, связанных с ним. О проблеме с семьями – у нас в семьях у всех хроники, не дай Бог, кто-то заразится. Я все время нервничала об одном – не о том, чтобы заразиться самой, а о том, чтобы не дай Бог, не заразить кого-нибудь другого. Я надеюсь, от меня никто не заразился – мы делаем ПЦР-тест каждые 72 часа… Но мне все равно пришлось идти домой, к ребенку, к родителям… Население, я думаю, понемногу свыклось с вирусом… Все привыкли носить маски. Хотя все мы видели, что происходило в «черную пятницу» – люди кинулись к магазинам. Видимо, не совсем правильное восприятие того, что может произойти. Поэтому я бы хотела попросить всех, зная, что 24 числа опять все откроется, люди опять выстроятся в очереди – нельзя этого делать. Вакцины нет. Не только Грузия – ни одна страна в мире не смогла противостоять пандемии, а тем более, такая маленькая страна с такими ограниченными ресурсами. Мы, к сожалению, должны дистанцироваться друг от друга – это единственное, что нас спасет до появления вакцины.