Сергей Рудницкий: О незаконченном и незавершённом

Между тем, официально заявленные цели инициативы приобретают дополнительное звучание, а также проявляются серьёзные возможности для нефтедобывающей отрасли. В начале декабря ряд отраслевых СМИ сообщили о развитии событий по правительственной инициативе по формированию фонда незавершённых/незаконченных скважин (НЗС). СМИ сообщают о том, что утверждение программы формирования фонда на правительственном уровне (что предшествует передаче соответствующего законопроекта в Думу) отложено до конца года в связи с отсутствием консенсуса между Минэнерго и Минфином, причём источники указывают на то, что Минфин не удовлетворила степень проработанности документа. Прежде чем продолжить рассмотрение этой многогранной темы, автор считает нужным оговориться, что все последующие его рассуждения основаны исключительно на информации, находящейся в публичном доступе, и не опираются на внутреннюю информацию любого рода. Для Минфина и Минэнерго программа НЗС важна прежде всего с точки зрения бюджетных доходов, связанных с налогообложением добычи нефти, поэтому логично предположить, что вопросы к степени проработанности могли относиться к обоснованию эффекта для бюджета, связанного с датой «икс», а именно, 30 апреля 2022 года, когда истекает срок текущего соглашения об ограничении добычи нефти (т.н. ОПЕК+). Даже если автор заблуждается относительно предмета разногласий, исключительная важность этого вопроса очевидна, а тема сама по себе заслуживает серьёзного внимания. Скорость, с которой может быть восстановлена российская добыча нефти в объёме 1,5 млн б/с (75 млн тонн в пересчёте на годовую добычу, т. е. 13% от суммарного по стране), определяет объём выпадения бюджетных доходов. Несложно посчитать, что если восстановление добычи в полном объёме потребует, к примеру, шести месяцев вместо трёх и будет происходить равномерно, то объём «выпавших» доходов бюджета может превысить 150 млрд рублей (при текущей налоговой нагрузке и текущем уровне нефтяных цен). Налицо проблема: российская нефтяная отрасль обладает крайне ограниченным набором средств для быстрого реагирования на резкое сокращение спроса. Масштабная система хранения нефти и нефтепродуктов отсутствует; развитие нефтепереработки и нефтехимии — варианты долгие и очень дорогие. Меры по расширению внутреннего спроса по большей части относятся к среднесрочной перспективе. Опыт США указывает на действенность инструмента незаконченных скважин (DUC, drilled uncompleted wells): в кризисном для американских «сланцевиков» 2016 году их доля в общем количестве пробуренных «сланцевых» скважин достигала 75%, затем стабилизировалась на уровне около 50%. Осознавая проблему, в апреле 2020 года Минэнерго вышло с инициативой, поддержанной через поручение президента, сформировать фонд аналогичных скважин, на том этапе имея в виду незаконченные скважины, то есть скважины, строительство которых прошло стадии бурения и цементирования, но не вступило в стадии заканчивания и освоения (включает установку внутрискважинного оборудования и вызов притока). Были обозначены оценки как по объёму программы (300-400 млрд рублей), так и по количеству скважин (2700), после чего работа перешла в стадию проработки и межведомственного согласования. В сентябре следующей итерацией стали заявления официальных лиц о высокой степени готовности программы, которая была представлена Минэнерго под наименованием «Незавершённая скважина». Для автора этих строк изменение термина с «незаконченной» на «незавершённую» подразумевает выпадение стадий заканчивания и освоения, суммарную долю которых в общей стоимости скважины можно оценить ориентировочно в 15-25% (верхняя часть диапазона относится к горизонтальным скважинам; их с недавних пор среди новых скважин большинство). Таким образом по цепочке встают вопросы о количестве скважин, их конструкции, ожидаемых дебитах скважин и уровне добычи и — что и должно интересовать Минфин — об оценке ожидаемых бюджетных доходов. Такая оценка является крайне нетривиальной, поскольку должна учесть целую гамму факторов, в том числе мало прогнозируемых. К примеру, часть заранее пробуренных «незавершённых» скважин в ожидании часа «икс» придётся глушить, что означает высокий риск не восстановить их первоначальную (до глушения) продуктивность. Кроме того, ожидаемо возникнут вопросы по соблюдению требований законодательно установленных правил технической безопасности. Минэнерго, между тем, судя по заявлениям, настроено на то, чтобы довести программу НЗС до реализации, и при этом имеет основания считать ситуацию в целом контролируемой. Бурение: отрасль приспособилась (но не вся) Пока на правительственном уровне работали над программой формирования фонда НЗС, призванной компенсировать сокращение объёмов бурения, нефтедобывающая отрасль приспосабливалась к новой реальности и предпринимала действия, которые в немалой степени снимают остроту проблемы для ключевых (но не всех) участников процесса. В ХМАО (крупнейший по объёмам добычи нефти субъект федерации: 42% от суммарной по стране в 2019 году) объём эксплуатационного бурения в период ограничения добычи (с мая по октябрь) непрерывно рос, превысив в этом октябре по объёму проходки показатель октября 2019 года на 7%. Стоит отметить, что средняя длина пробуренных в 2020 году (январь–октябрь) скважин выросла по сравнению с предыдущим годом на 20% при том, что количество скважин за тот же период сократилось на 15%. Это означает продолжение роста числа горизонтальных скважин, а также увеличение средней длины горизонтальных секций более чем в 1,5 раза по сравнению с 2019 годом. Для сравнения, рост средней длины скважин за период с 2012 по 2019 год составил 6%. Таким образом бурение развивается не числом скважин, а их технологической сложностью и ростом продуктивности. Отметим, что подавляющая доля бурения нефтяных скважин приходится на аффилированные с ВИНК и три крупнейшие частные буровые компании — их суммарная доля составила более 80% от всех эксплуатационных скважин, пробуренных в 2019 году. Из свежих новостей: в прошлом месяце «Роснефть» объявила о контрактовании до 100 буровых установок для строительства скважин в рамках проекта «Восток Ойл». При этом «РН-бурение», дочка «Роснефти», — самая крупная по объёмам работ буровая компания в отрасли. Таким образом, нефтяные компании свои задачи по бурению и добыче способны решать — и решают — самостоятельно, что делает содержательно и юридически недоформированную программу НЗС уже не настолько актуальной. Однако независимым буровым компаниям придётся непросто. Вероятна консолидация (простыми словами — скупка), но на «достойных условиях» она коснётся наиболее эффективных; перед остальными встанет во весь рост перспектива продавать основные средства, но не бизнес — и этот процесс уже пошёл. Поддержка нефтесервису — на паузе В связи с пробуксовкой программы НЗС на паузу становятся вопросы, о которых стоит сказать отдельно: (а) возможности, связанные с изменением регулирования строительства скважин; (б) поддержка нефтесервиса. Начнём с нефтесервиса. Программа НЗС изначально декларировала среди двух ключевых целей «поддержку нефтесервисных компаний». Здесь стоит отметить, что наименование «нефтесервис» в российских условиях зачастую употребляется конъюнктурно и не отражает современных отраслевых реалий. Принятая в июне 2020 года официальная Энергетическая стратегия до 2035 года (ЭС-2035) вообще не использует этот термин, видя в качестве объекта управления в целях повышения эффективности производителей оборудования. В прогнозе НТР ТЭК до 2035 присутствует более 100 упоминаний оборудования и ни одного упоминания «нефтесервиса», которые бы имели прямое отношение к РФ. Такой подход можно понять в той части, что он отражает логику развития современной нефтедобывающей отрасли, равно как и множества других отраслей, в которых оборудование во всё большей степени реализуется через технологический сервис, то есть продаются не изделия (буровые долота, погружные насосы, автомашины), а функциональные возможности и услуги (по удельным ставкам), то есть разрушение породы (на единицу длины скважины), подъём жидкости (на единицу времени или объёма) или мобильность (на единицу расстояния или времени). При этом с точки зрения зон ответственности за условные долота, как за оборудование, отвечает Минпромторг, а за разрушение породы, как за сервис, — Минэнерго (а прежде всего за добычу нефти в целом). Теперь же поддержка нефтесервису в рамках программы НЗС отложена до весны-лета 2021 года, а с учётом сложившейся практики оплаты услуг подрядчиков реальные деньги они получат ближе к концу следующего года. При этом действуют (с возможным расширением) другие меры, которые слабо учитывают структуру этой отрасли: речь в основном о финансовой поддержке «системообразующих» нефтесервисных предприятий, имеющих годовой оборот более 1 млрд рублей. Сказанное выше подчёркивает положение нефтесервиса в качестве объекта, но не субъекта в отношениях между участниками нефтедобывающей отрасли. Оговоримся, что это в большей степени относится к общестрановому уровню, поскольку на уровне ряда ключевых нефтедобывающих регионов — выделим Татарстан и ХМАО — применяется более комплексный подход, в рамках которого интересы всех сторон-субъектов гармонизируются в большей степени. Однако следует учитывать и то, что значительная часть предприятий «нефтесервиса» (особенно сочетающих производство оборудования и технологический сервис) расположена за пределами регионов нефтедобычи, что не позволяет сделать такой подход целостным. Законодательное оформление программы НЗС повлечёт за собой изменения в регулировании строительства скважин, что открывает перспективы обретения скважинами правовой и управленческой «субъектности», причём в отдельных вариациях для полностью и частично построенных скважин. Открывается целый спектр возможностей для инновационных управленческих и технологических решений, включая опирающиеся на риско-ориентированный подход. Одним из наиболее очевидных примеров является оптимизированное конвейерное бурение, то есть бурение разных интервалов одной скважины несколькими БУ, каждая из которых оптимально подходит для интервала. Это лишь один локальный пример, полный спектр возможностей гораздо шире. Такое расширение состава субъектов, имеющих свои специфические интересы, не должно заслонить целостный взгляд на взаимосвязи — качественные и количественные — между всеми участниками нефтедобывающей отрасли. Пока что нефтесервис здесь является слабым звеном, и в основных своих параметрах он даже не измерен, а управлять неизмеренным, как известно, — дело ненадёжное. Лишь один красноречивый пример: оценки количества рабочих мест в этом секторе разнятся от 150 до 600 тысяч человек, в зависимости от источника (Минэнерго, правительственная межведомственная комиссия, ТПП). Потенциал бездействующего фонда Отдельно стоит обратить внимание на то, что динамика бурения указывает на значительное количество скважин (в основном низкодебитных), которые нефтяные компании в настоящее время перевели в бездействующий фонд. Как следствие, возникает проблема с падением спроса на сервис и оборудование в областях текущего и капитального ремонта скважин, промысловой геофизики и ряде других сегментов. Вместе с тем, формируется достаточно уникальное окно возможностей для задействования этого фонда для испытания и внедрения технологических инноваций — отметим, что о важности этого потенциала прямо говорится в ЭС-2035. В этой связи стоит обратить внимание на свежую законодательную инициативу правительства по соглашениям о сервисных рисках. Здесь могут открываться возможности для независимых (малых и средних) нефтяных компаний, а по цепочке — и для поставщиков инновационных технологических решений. Как известно, инновации наиболее активно внедряют тогда, когда нет другого выбора. При всех сложностях с принятием программы НЗС эта правительственная инициатива потенциально имеет для участников российской нефтяной (не только нефтедобывающей) отрасли значимость, выходящую за рамки конкретных целей, которые были перед ей изначально поставлены. Затяжка с принятием программы НЗС может иметь тот плюс (довольно распространённый на практике), что в результате будут отрефлексированы и в дальнейшем реализованы те возможности, которые сделают отрасль более эффективной и конкурентоспособной в условиях нарастания неопределенности и турбулентности в мировой энергетике.