Незримое присутствие неба

Русская мысль. Альманах. – М.: АНО «Редакция «Литературной газеты», 2020. – 188 с. – 500 экз.

«Русских писателей на всех континентах связывает нечто большее, чем язык. Это «большее» и заставляет оставаться в своей литературе, развивать её в слове и образе и чувствовать себя причастными к литературной родине. Отечество – это место, где впервые слух души уловил глас небес. Это связь духовная, не всякому доступная. «Там русский дух» относится не к технике владения языком, а к таинству слова, настоянного не только на ароматах своей земли, но и своего неба. Именно незримым присутствием неба и пропитана русская литература в отличие от западной, где превалируют с давних пор ценности Просвещения и Возрождения, где упор делается на классовое неравенство, социальное устройство, бытовые коллизии и т.п.» – так пишет главный редактор журнала «Гостиная», поэт, прозаик, литературовед Вера Зубарева в эссе «Литература русского безрубежья». Этой работой открывается пилотный российский выпуск эмигрантского альманаха «Русская мысль». В нём представлены стихи русскоязычных авторов, живущих за рубежом, рассказы и эссе современных российских прозаиков – Игоря Англера, Бориса Евсеева, Валерия Попова, Евгения Попова, Алексея Сальникова, Романа Сенчина, Сергея Шаргунова, а также литературоведческие статьи отечественных филологов к юбилеям Иосифа Бродского, Александра Куприна, Сергея Есенина, Ивана Бунина.

Так, Игорь Сухих усматривает «странную символику» в том, что мир встречает 80-летие Бродского «в самоизоляции, пусть не в бараках, но в квартирах-одиночках, чаще думая не о поэзии, а о выживании».

Александр Панфилов рассуждает о поэзии Есенина и считает, что в основе его стихов – «метафизическая трагедия: очарованность смертью, ненадёжность красоты, невозможность любви, невозможность, вообще говоря, гармонии, прощание с исторической Русью как с Атлантидой, навсегда уходящей под воду».

Размышляя об особенностях произведений Куприна, Елена Осьминина, наряду с неподдельным интересом к человеку, называет внимание к природе и с горечью продолжает:

«Но в эмиграции… в эмиграции эти свойства таланта оказались для Куприна губительными.

Дело не только в том, что жили Куприны в Париже не просто бедно – почти нищенски: бывало, питались каштанами, которые собирали в Булонском лесу; устроили библиотеку, переплётную мастерскую и закрывали с большими убытками. Были должны всем: булочнику, молочнику, мяснику…

Дело в том, что чужбина, Франция, не могла дать Куприну тех впечатлений, которые давала родная страна, Россия».

«За редчайшим исключением произведения Бунина эмигрантской поры построены на русском материале, окрашенном в ностальгические тона», – отмечает Владимир Смирнов. Русский материал лежит и в основе вошедших в альманах произведений.

Мотив ностальгии по родине отчётливо прослеживается в поэтических строках Норы Крук («Мы лечились Парижем...»), Ирины Машинской («Возвращение»), Владимира Циникера («Развилка»), Кати Капович («Взлохмачен дым, и лес отговорит...»), Инги Даугавиете («Домой»).

Ощущением одиночества, бездомности, неприкаянности, пребывания на перепутье, оторванности от родных мест пронизаны стихи Юрия Вайсмана («Выбирая меж Раем и Адом, / Мы слоняемся на перепутье»), Феликса Чечика («добровольного изгнанья чёрно-белая тоска»), Евгения Минина («Всё меньше живых, с которыми было тепло...»), Залмана Шмейлина («Я в шкуре беглеца – поэта / В стране, которой я не сын»). Строками из его стихотворения «Выбор» хочется завершить эту рецензию:

Где-то в разных краях выбирают для сердца
Лето – жаркое, зиму – холодную и тихую грусть
Обревевшейся осени – в это верится.
И только Русь, хоть убей, выбирает для сердца Русь.