Архиепископ Владикавказский и Аланский Леонид: "Мы – русские. Нам ничего не страшно"

Юрий Пронько: Владыка, регион, где вы правящий архиерей, очень специфичен, свободолюбив, имеет свои глубокие традиции, это один из моих самых любимых регионов России. Северный Кавказ – это нечто большее, чем просто регион. Можете мне объяснить, с точки зрения правящего архиерея, самую большую проблему, которая там существует?

Отец Леонид: Я могу сказать только о РСО-Алании. У нас 80–85% населения – это крещёные православные люди. Край удивительный. Удивительный этнос, со своими глубокими традициями, со своим историческим ракурсом. Этнос, который мог вообще на рубеже XII–XIII веков перестать существовать. Но он не просто выкарабкался. Он выжил, сохранил самоидентичность, культуру, язык. Он взращивает потрясающих людей – художников, спортсменов, деятелей искусств. Он даёт нашему Отечеству прекрасных воинов. И это та нация, которая, единожды присягнув Российской Империи, никогда нож в спину не воткнула. И нельзя, чтобы сейчас удались те попытки, которые последние годы интенсивно осуществляются в плане написания какой-то новой религии. Я всегда говорю, что не надо путать традиции и обычаи народа, которые этнос сохраняет, и религию.

– Но попытки дезорганизации есть.

– Совершенно верно, есть. Они были и будут. Людей настраивают на новые скифо-сарматские, "новые старые" какие-то арийские корни. Вносится турбулентность в ряды молодёжи. Пытаются сыграть на национальных чувствах, так или иначе оторвать часть людей от этой исторической, духовной, территориальной, географической пуповины с большой Россией, с большой Империей. Но сия пуповина должна быть неразрывна. Потому что через неё питательная среда идёт, в обоих направлениях.

Почему русские уходят с Кавказа?

– А вы не думаете, что русские оттуда уходят?

– Я не только думаю, я знаю, что это происходит. К сожалению, статистика удручающая по этому вопросу. И тут мы должны задаться целью, что нам делать, как нам быть дальше. Потому что отток русскоязычного населения идёт даже из Осетии. Мы не говорим о находящихся рядом республиках, мы говорим сейчас именно об Осетии-Алании.

– А причины связаны с экономикой, с финансами, с бытовыми вопросами?

– Да, с экономикой, с финансами, с бытовыми вопросами. Но это не мне давать оценку. Я не хочу влезать в чужую сферу деятельности, в чужую епархию. Есть государственные структуры, которые это всё должны отслеживать. Мы лишь можем помочь в тех или иных своих изысканиях, когда мы говорим, что вот эти люди вносят деструктив в развитие республики. А вот эти люди порочат не просто честь своих предков, они идеологически разрушают всё то, что столетиями было создано. Нам бы, конечно, хотелось, чтобы эти процессы были под особым надзором соответствующих органов.

– На мой взгляд, мы имеем самую настоящую "русскую катастрофу", к сожалению. Те цифры, последний прогноз правительства по демографии, по смертности – он меня выбил из колеи. Там ужасающие цифры, которые в разы даже больше, чем, например, в 2019-м году. Молодые люди не имеют детей, не венчаются. На Ваш взгляд, где выход? Патриарх постоянно об этом говорит. И видна его боль, когда он произносит эти слова. Но, мне кажется, Церковь могла бы…

– И могла, и должна, и нужна, и нужно это делать. И мы все стараемся. У нас колоссальные нагрузки несут отделы по благотворительности, по работе с молодёжью. Но я всегда говорю, что нужно самому быть примером. Не собеседник тебе должен быть интересен, а ты должен быть интересен собеседнику. Покажи, что ты можешь в этой жизни. Покажи своё целеустремление, хобби, то, что ты делаешь. Покажи свой здоровый образ жизни, как ты развиваешься. А человек должен развиваться неустанно. И тогда это будет идти в плюс всему и всем. Мы очень много после 90-х годов потеряли. Нужно планомерно работать вот в этом направлении. Но, вы знаете, я тоже, когда есть возможность, посещаю спортзал, и вижу и молодых людей там, и вижу людей, которые конкретно занимаются на какие-то результаты. Вспомните нашу молодость, в Советском Союзе. Были кружки. В каждой школе были кружки. Были Дома пионеров, спортзалы. Где везде были секции, баскетбол, волейбол. Я в своей жизни долго очень, семь лет, занимался пулевой стрельбой. Где зрение себе подсадил немножко. Дальше стал увлекаться авиаспортом. До сих пор пытаюсь держать себя в форме. До сих пор подлётываю, когда есть возможность, на нашем легендарном самолёте Як-18.

Только примером

– Вы, наверное, счастливый человек, не смотрите телевизор. Или смотрите?

– Вы знаете, нет. Я в основном читаю то, что мне пресс-служба моя даёт. Ну, что-то, конечно, смотрю. Но не основные какие-то направления.

– А там помои самые настоящие.

– Это вызывает сожаление. На мой взгляд, надо, возможно, меньше контекста уделять вот этой развлекаловке и больше проповедовать здоровый образ жизни и созидание. Но, опять же, не бить по рукам, не отрубать их. Что-то надо давать людям, чтобы они видели, что есть что-то иное, понимаете. Я разговаривал с вашей коллегой Анной Шафран, и мы затронули тему ЛГБТ-сообществ. Знаете, меньше всего Церкви хочется лезть кому-то в шкафы и за диваны. Меньше всего.

–  Но вы же понимаете, что это…

– Мы понимаем, что это угроза демографии, да. И мы расцениваем это как угрозу демографии. Всё это вызывает глубокую озабоченность и глубокое сожаление. И нам бы, конечно, хотелось больше видеть молодых семей. Но это, вы понимаете, звенья одной цепи. Прежде всего, это государственная поддержка. Есть материнский капитал, есть же очень много. Но, опять же, я всё-таки священнослужитель. И мне бы хотелось заниматься именно тем, чем занимаемся мы.

– Владыка, очень часто слышу: как вы, образованный человек, можете ходить в церковь? Я не могу без церкви, я это откровенно признаю. Но вижу, что не так много наших с вами соотечественников посещают церковь. Я видел одно из исследований Польской католической церкви, где чуть ли не в набат стали бить, что поляки не идут в костелы, не идут на службы, на мессы. Я посмотрел – 42% поляков ходят на мессы. И это вызвало просто ошеломляющую тревогу среди священноначалия Польской церкви. Мы же прекрасно с вами понимаем, что у нас не то что 42% нет в воскресенье, но даже на Святую Пасху и на Рождество мы такие цифры не увидим. Стоит ли посыпать голову пеплом по этому поводу? Стоит ли разворачивать ситуацию в век вот этих информационных технологий, гаджетов, телевидения и множества соблазнов?  Как только ты начинаешь говорить что-то иное, тебе говорят: слушайте, это мракобесие, это морализаторство, не учите нас жить, мы сами всё поймем. Вот что вы, как архиерей, скажете на этот конгломерат вопросов?

– Конечно, нам бы хотелось, чтобы каждый человек имел, прежде всего, в душе Христа. Но даже те люди, которые не ходят в храм, или бывают там крайне редко, или, как мы говорим, невоцерковлённые, бывают там, допустим, на крещение своих сродников, близких. Они крестятся, они ставят свечи. Когда кому-то из них становится плохо – они приходят к священнику. Многие из них исповедуются, многие остаются в лоне Церкви, многие уходят. И многие ищут Христа. Душа человека – это потёмки, понимаете. И задача Церкви – эти потёмки осветить. Ещё раз говорю: многое будет зависеть в будущем от того, когда Церковь, когда мы с вами будем служить сами примером того, как нужно поступать и как нужно действовать в тех или иных моментах. Какими бы мы программами ни озадачились, включая гаджеты, включая какие-то информационные блоки, – это всё хорошо. Это будет говорить о Христе. Это будет достаточно для того, чтобы человек увидел и познал. Но вы вспомните 90-е годы, когда засилье сект и прочей вот этой дребедени пришло в наше многострадальное Отечество. Они ходили по домам, они навязчиво долбили и какие-то стишки читали из Библии. А результат-то был практически околонулевой. Поэтому Церкви нужно служить, прежде всего, своим примером. И не останавливаться на достигнутом. Я абсолютно уверен, что Господь даёт Русской Церкви особую роль в истории. И не нужно её стесняться. Да, где-то мы знаем чуть больше других. Потому что пережили больше. Пережили, и знаем не понаслышке, как тяжело было подниматься с колен, как тяжело было выживать, как тяжело было сохранить веру. Но мы это сделали. И я думаю, что всё-таки у нас горизонты чистые впереди.

Крепкая Русь, кроме нас самих, никому не нужна

– Очень много вопросов, которые связаны с семейной политикой. Патриарх настаивает на изъятии из обязательного медицинского страхования позиции абортов...

– Правильно. Мы говорили о демографии. Конечно.

– А с другой стороны, очень активно обсуждаются вопросы, связанные с вмешательством так называемых общественных организаций в семейные дела. Когда чуть ли не примат семьи отменяется, родители, родные родители, мать с отцом могут быть отодвинуты в сторону. Вы же с этим тоже сталкиваетесь?

– Один пример, экономя время. История из первых уст. Мой близкий друг, с которым я дружу с пяти лет. У них добрая семья, 20 лет они прожили в Канаде. Три мальчика у них, 10, 11 лет, и старший уже взрослый, мой крестник. Буквально года полтора назад мальчики 10, 11 лет в очередной раз пришли на урок сексуального образования в Канаде. Значит, им всё это непотребство стали не просто там рассказывать, а ещё и показывать. Они пришли вот с такими глазами, рассказывают это всё папе и маме. А те тоже не могут понять, тоже в своей жизни такого не видели. На следующий день они не пошли на этот урок сексуального образования. Через день приходит комиссия и говорит: если ваши дети не придут – значит, будем решать вопрос об изъятии детей. Они собрали вещи и уехали. И сейчас строят на Кубани дом.

– А что делать нам здесь в России, когда принимаются ювенальные эти законы?

– А нам нужно брать уже примеры из того, что мы видим. К чему это всё ведёт. Я всегда говорю: не навредит ли это семье, не навредит ли это семейным устоям. Не надо бояться широкой дискуссии общественной по этому вопросу. Надо – проведите раз в несколько лет референдум, по той же ювенальной юстиции, по семейному праву, по образовательным дисциплинам и доктринам.

– То есть спросить народ?

– Конечно. И люди прекрасно скажут. Я не случайно упомянул ранее, что коронавирус внёс определённые тонкие мотивы в наше общество. Помимо болезни, он вскрыл определённые гнойники, люди проявились. Мы теперь знаем, кто есть кто. И это очень важно. В перспективе построения и продолжения строительства здорового, крепкого, солидарного общества, это очень важно для нас.

– Последний вопрос. Вы считаете, Русская цивилизация сейчас где находится? В упадке, на подъёме, в состоянии, когда нас отбрасывают на обочину истории…

– Нас пытаются отбросить, и нас всегда будут пытаться отбросить. Потому что крепкая сильная Русь никому не нужна. У нас есть всё: просторы, поля, ресурсы, реки, внутренний стержень, в конце концов. И что самое главное – у нас есть люди, понимаете. Чистые, открытые, до сих пор ничем не испорченные. Даже, по Булгакову, квартирный вопрос не смог их испортить. Поэтому я считаю, что нужно больше ориентироваться на человека. Мы все разные. Разные Господь даёт таланты. Кто-то землепашец, кто-то инженер, кто-то доктор, кто-то президент. Но мы все перед Богом равны. Поэтому, если каждый из нас вложит в то делание внутри своей России частицу души, то Руси не о чем вообще беспокоиться. Мы самодостаточный, богатый, благополучный, духовно просвещённый этнос. Нам в этом мире ничего не страшно. Пусть другие боятся.