Под сенью вековых деревьев
Под звуки радужного пенья
Шел путник странный, одинокий…
Он посох по земле тащил
И ноги еле волочил.
— Присядь мой путник, отдохни,
о жизни мне своей скажи.
Как долго по миру ты бродишь?
Что ищешь ты и не находишь?
Мой путник вдруг остановился,
Присел ко мне, расположился:
“Хожу по миру я давно,
брожу, ищу я лишь одно…»
Взгляд путника взметнулся к небу
И слезы потекли по высушенному телу.
«Ищу дорогу я домой,
здесь на Земле есть тоже дом, но он не мой.
Спустился я давно с Небес
И обозвали меня Бес.
Я Бес во плоти, я живой.
Всем рассказали, Я плохой.
Но я ищу жену свою.
Ведь без нее я не уйду.
Она как тень приходит ночью
И забирает тех, кто уж без мочи
Жизнь эту в мире проживать,
Кому пришел черед свой умирать.
Я не могу ее поймать,
Ведь не дано мне с Неба знать
Кому намечен срок какой,
Кому пора уж на покой.
Вот по миру брожу, ищу,
На Небо сильно Я ропщу,
Приду туда и отомщу!..»
Вдруг путник мой развеселился,
Достал вина и развалился.
Взгляд заиграл огнем лучистым,
Лицо преобразилось, стало чистым.
Воспоминанье легкой тенью
Легло на лик под темной сенью.
Глотнув большой глоток вина,
Продолжил он издалека:
«Жена моя была прекрасна,
пусть холодна, но все же страстна.
Любила в облаках кататься,
А по ночам к Земле спускаться.
Входила в дом она любой,
Дарила всем ночной покой.
Как только утро занималось,
Вновь по Заре вверх поднималась,
Со мной по утру развлекалась.
Но иногда под тенью ночи
Она спускалась к тем, кто хочет
Земную жизнь свою закрыть
И двери в Рай живой открыть.
Так вечно в жизни продолжалось,
С сестрой своей не препиралась.
Ходили по рознь по Земле.
Жена лишь ночью, Сестра уж в Светлом дне.
Сестра дарила утешенье,
Любовь и радость Возрожденья.
Она была светла, чиста
И ликом очень горяча.
Лишь только Светлый Божий сын
Мог обуздать ее порыв.
Их обручили Небеса,
Земля дала им телеса,
Чтоб в каждый дом они входили,
Людей земных всему учили.
Но была девица одна,
Высока, статна, хороша.
В нее влюбился Божий сын.
Да и не только он один.
Жених земной издалека
Приехал к девке навсегда.
Но Светлый Бог под тенью ночи
Пробрался к девке, глянул в очи,
И сердце ей обжег любовью,
Наполнив тело томной болью.
Уже не сможет никогда
Она любить земного жениха.
Взмолилась девка тёмной ночью:
«Возьми меня к себе, нет больше мочи.
Возьми меня к себе, мой друг любимый,
На небе буду тебе милой.»
Но Светлый Бог ответил милой:
«Срок не пришёл быть там любимой.
Не примут тело Небеса,
Пройди путь свой весь, до конца…»
Упала девка на колени,
От горя тело обомлело…
В ту ночь моя жена
С девицею была нежна.
На одр смертельный уложила,
Земной водой её омыла.
Собралась в путь к сестре с Зарей
За вечною живой водой.
Пусть девица живет земная…
На сына Бога стала злая,
Как мог нарушить он запрет
И данный Божий свой обет
Любить одну её сестру.
Но встал преградой по утру,
В лучах Зари переливаясь,
Своим сияньем упиваясь,
Сын бога в теле на Земле.
Прильнул к девице на одре…
«Уйди Морена в свой покой
сегодня день твой роковой.
Не сможешь ты её отнять
И с одра смертного поднять.
Живой водою окропить,
Земную жизнь в неё вложить.
Она моя и на века
Богами будет отдана.
Я призову всех на Совет,
Нарушу я с сестрой обет!»
Жена моя взмолилась к Богу,
Стрелой неслась к его чертогу,
Чтоб весть плохую рассказать
И Живу в Небе отыскать.
Но Жива по Земле ходила,
Сажать и сеять всех учила.
Жена моя без воли Бога
Покинула его чертоги
И к девице на одр спустилась,
Меж нею сыном Бога разместилась:
«Не дам нарушить Я обет,
пускай решает всё Совет!
А ты, доколе ночь наступит
Земное тело не отступит,
Побудешь здесь со мной
Не нарушая девицы покой.»
Не стал сын Бога ночи ждать,
Хотел девицу у жены отнять.
Земное тело спепелил,
Девицу Светом озарил:
«Иди ко мне моя Земная,
открою Я все двери Рая,
все лавры брошу на постель,
не жить мне без тебя, поверь.»
В мгновенье девица привстала,
Но от любви его упала
На смертный одр и задышала,
Дыханьем тяжким вверх и вниз,
Не в силах к небу вознестись.
Жена моя ночь ждать не стала
И сына Божьего забрала
К себе в чертог на Небеса
И заковала в облака.
К Богам вернулась на Совет
Пред ликами Отцов держать ответ.
Рассказ детально изложила,
Но от Богов одно лишь утаила,
Что девицу водой омыла
И чувства к Богу с неё смыла.
Оставила лишь плоть одну,
Прикованную к смертному одру.
Разгневался Сварог-отец
И разомкнул Земной венец.
Запрет Богам дал посещать
Людей, и мудростям их обучать.
Морене сына отпустить
И Живу жизни не учить.
Но не послушалась Отца
Лишь потому, что была зла
На сына Бога, на сестру,
На девицу, прикованную к смертному одру.
Создала тучу с облаков,
Чтоб заморочить всех Богов,
Чтоб сына Бога не сыскать
Построила из Морока большую рать.
К Свагору Жива обратилась
И в белый лебедь превратилась.
В глубокий Морок полетела,
Там милого в цепях узрела.
Простила всё ему она,
С Любовью сильно обняла,
Любовь в луч Света превратила,
Сестру свою испепелила…
Моя красавица жена
Лихую злобу затая,
В старуху злую превратилась,
От Мира в тени-плащ укрылась,
С Земною Смертью подружилась…»
Мой путник осушил до дна
Весь бутыль чистого вина.
— Ну что умолк, мой путник бедный?
Похоже ты Кощей-Бессмертный?
Что делал ты среди Богов?
Среди Божественных миров?
Свою жену не защитил,
Чем ты Богов там прогневил?
«Я был хранителем Огня…»
Сказал мой путник, осушив до дна
Вторую бутыль красного вина.
«Мой срок на службе был бессмертный,
хранил Огонь Богов, как пёс всем верный.
Не мог перечить никому,
Так потерял свою жену…
Огонь бессмертный начал угасать,
И я решил жену спасать.
Частичку этого Огня
Я спрятал в теле у себя.
По звездам на Землю спустился,
В лохмотья нищих облачился.
Но утром ранним на Заре
Разверзлось небо на Горе.
Раскрыли Боги мой обман
И Перуну приказ был дан:
Бессмертие моё найти,
Миры земные обойти,
Морену в Бездне отыскать,
Секрет бессмертия узнать.
Морена в Бездне не таилась,
Пред Перуном на Свет явилась.
Узрев её пред ликом Солнца,
Не смог испуг свой удержать,
Решил открыть к Богам оконце,
Чтоб к Небесам могла летать.
«Скажи Морена, что ты можешь
мне за прощенье свое дать?
И если ты нам всем поможешь
Бессмертие Кощеево сыскать,
То пред Советом скажу Слово,
Чтоб ты могла к Богам летать!»
Морена взгляд наверх метнула,
К груди Перуновой прильнула:
«Как я смогу им показаться,
все станут от меня чураться.
Взгляни в глаза мои…
Они, полны уродства и вины.»
«Не бойся, милая Морена,
ты станешь птицею-Сиреной.
Печаль людскую воспевая,
Ты приоткроешь двери Рая,
Покажешь путь туда един.
Пусть назовут тебя Сирин.»
Пред Перуном она упала,
Закрыв лицо, в сердцах рыдала:
«Прости меня, супруг неверный!
Бессмертие твоё храня, я буду первой,
кто всем поведает о нём!
Гори во век Земным огнём!..
Бессмертие его в игле таится,
Под Древом Жизни в сундуке храниться.
Волшебный заяц в сундуке,
А в зайце утка, по весне
Она из зайца вылетает,
В пучину моря глубоко ныряет,
Яйцо святое обжигает
В горниле Огненного Бога.
Он служит там на Чернобога.
Яйцо не просто будет бить,
Иглу Бессмертия сломить!»
Бес, смертный путник замолчал.
Закрыв глаза, он засыпал,
И только дрожь по телу дряблом
С дыханьем тяжким очень вяло
Жизнь в нём земную выдавала…
Очнулся путник через час
И вновь продолжил свой рассказ:
«Морена, милая моя
на Божий суд меня сдала.
Богами принят приговор
Лишить Бессмертия оков.
И поднялась большая Рать
Сундук под деревом искать.
Побили корни вековые,
Урезав жизни всем людские.
Всюнощну корни Рать рубила,
Людские жизни загубила.
Сундук избавили оков,
Поставили на круглый стол.
И с первым Солнечным лучом
Перун разбил сундук мечом.
Даждьбог зайчонку изловил,
А Семаргл утку придушил.
Сварог метнул в яйцо копье,
Чтоб раскололося оно.
Тут Чернобог прибыл под стать
Мою иглу мечом сломать.
Ведь по Обету средь Богов,
Последний забирает весь улов.
Он заточил меня в темницу,
Надев на голову мне сотни лица,
Украсил голову рогами
И наградил копытами-ногами.
Век положил мне там сидеть,
На небо с пропасти смотреть.
Лишь только редко по ночам
Ходил по миру сея срам,
Страх, ужас на людей гонял,
Но про жену не забывал.
В ночные двери заходил,
У смертного одра всю ночь я проводил.
В надежде встретить там жену
Провел я ночь там не одну.
Но сколько б не был у одра,
Не встретилась ни разу мне она.
Повсюду род людской меня
Гонял, как чёрта от огня.
Не смог я там приют сыскать
Решил жену свою позвать.»
— Как ты хотел её позвать,
когда не мог нигде сыскать?
«Послушай, слушатель, мой верный,
из всех людей ты будешь первой,
кто сей секрет узнает до конца…
послали Боги вслед за мной гонца.
Ему велели передать,
Чтоб начал Род людской я искушать.
Чтоб не могли они без края
Топтаться под вратами Рая.
Когда их жизнь без вечной стала,
Скопилось много там у Рая
Душ всяких, чистых и плохих,
Младых детей и Душ седых.
Не может Рай всех уместить
И некоторых пришлось убить.
Не могут делать это Боги,
Переступив свои чертоги.
Одним велением руки
Очистить Рай весь от тоски.
Поэтому решили Боги
Судьёй средь них быть Чернобогу.
К нему все Души попадают,
Он чистых к Небу отпускает.
А мне за выслугу мою
Пообещали дать жену.
Чем больше Душ я одурачу,
За кем ни разу не заплачут,
Тем путь закрыт на Небеса,
А их дрянные телеса
В земле сгниют, в прах превратятся
И в жизни новой никогда не возродятся.»
— За что, скажи мне, путник странный,
Род заслужил сей путь обманный?
«Ты помнишь девицу одну,
прикованную к смертному одру?
Род, исключительною властью,
Решил запутать Богам масти.
Он девицу с одра поднял.
Привёл её в земной свой храм.
Водой живою окропил,
О ней народу возвестил.
Что девица лишь тем жива,
Что Сыну Бога отдана,
Любовь горит к нему безмерно
И потому она бессмертна.
Что может всех она простить
Лишь только стоит попросить.
Хвалу свою Богам отдать.
Но может тех она принять,
Кто больше всех Хвалу принёс
И положил пред нею на поднос.
Узрели Боги сей обман,
Закрыли Род в густой туман.
А девицу ту молодую
Одели в платье гамма-юна.
Ей лик оставлен человечий,
Но тело птицей стало вещей.
О храбрых воинах, кто юн,
Пророчит птица Гамаюн.»
Вдруг Солнце начало Земли касаться,
Мой путник встал, засобирался.
— Постой, присядь и не спеши,
про Живу всё мне расскажи.
Мы разведём костёр ночной,
Побудь всю ночь ещё со мной.
«Не побоишься лик ты мой ужасный?
Ведь ночью становлюсь я страшный.
Такой предписан мне порядок:
Днём странник, ночью очень гадок.»
— Не убоюсь тебя, мой странный путник,
пусть вид твой будет очень жуток!
Мой путник вдруг развеселился,
Лохмотья сбросил, в пляс пустился,
Рогами ветки задевая,
Копытами траву с земли вздымая.
Огнём глаза заволокло,
Из пасти гнилостью пошло.
Он всё кружился и визжал,
Как ветер в щели завывал.
Меня на танец приглашая,
Хотел, чтоб силу с ним вкушая,
Лишилась я своих оков
И отвернулась от Богов.
Пол ночи Бес вокруг скакал,
Но наконец и он устал.
Достал вновь бутыль красного вина,
Присел подальше от меня.
«Хочу немного я остыть,
свои мозги восстановить.
Чтоб не боялась ты меня,
Присяду дальше от огня.»
Глотнув большой глоток вина,
Огнём своим пронзил меня.
Глаза его налились кровью,
Из горла вырвался хрип с болью:
«О Жива, лживая сестра!
Любовь мою дотла сожгла!
Я не забуду месть такую,
Придумал шутку ей лихую!»
— Постой! Мой путник не сердись,
глотни вина и остудись.
На небе вскорь взойдёт Заря,
Неужто этой ночью зря
Я мрак ужасный наблюдала,
Рассказ твой дальше ожидала?
Потухли, с блекли Зверя очи.
На небе след прошедшей ночи
Зарёй прекрасной занимался…
Мой путник начал одеваться.
Лохмотья старые надел,
Поближе он ко мне присел:
«Ну, слушай дальше мой рассказ.
Про Живу поведу я сказ…
Пусть Жива, лживая сестра,
С Земли навеки забрана
И от Богов отдалена.
Но над Землей она летает
И Души Светлых собирает.
Когда приходит Суд Небесный
Она, одевшись, как Невеста,
На Суд Небесный их ведёт
И песню Радости поёт.
Но пред судьёй Сирин сидит,
На Души Светлых не глядит.
И только песнь свою заводит,
Печалью, грустью всех изводит.
Скорбит она по Душам тех,
Кто не познал земных утех.
Кто умер очень молодой,
Кого взяла сестра с собой.
Но Суд Небесный, Белобог,
Пусть он со всеми очень строг,
За песнь Сирин не осуждает
И песню Живы ожидает,
Когда она в Великий Пост
Оденет платье – Алконост,
И песню радости взрывную
Споёт о том, как жизнь земную
Те Души с миром проводили,
Кого и как они любили.
Затем, Великий Белобог
Откроет Душам свой чертог,
Чтоб с ним за праздничным столом
Смогли определить свой дом.
Три дня решают Души вместе
Кому и где быть в новом месте,
По истечению трёх дней
Кого-то вновь вернут в людей.
Но остальные Бога ради
Идут в Перуновые рати.»
— А что же Жива? Что с Сирин?
Ведь Божий замысел один.
Людей на части раздробить,
Плохих, хороших разделить.
А как же тот, кто срок земной
Прожил до старости седой?!
И умер на одре смертельном!
Какой же шаг их будет первым?
«Я говорил, что Чернобог
откроет дверь чрез свой порог.
И если жизнь Души земная
Достойна стать пред дверью Рая,
Он с миром Душу в срок отпустит,
Но чёрных Душ он не пропустит.
Они рабы в подземном царстве,
Нет места там земной их страсти!..
Но все ж продолжу я рассказ,
Про Живу я держал свой сказ…
С тех пор, как Жива одолела
Сестру свою, мою Морену,
С Земли была удалена,
Со Светлым Богом разведена.
Печаль её чуть не сломила,
Тоску свою с Сирин делила,
Все слёзы в реки превращала,
Земною жизнью наполняла.
Уж в грусти долго пробыла,
Но всё ж к Богам она пришла,
Сказала им, что выбор прост.
Что хочет птицей Алконост
С сестрой своею рядом быть,
И небо с ней опять делить.
С тех пор Душа моей жены
В объятьях любящей сестры.
Печаль её с ней разделяет
И радость жизни воспевает.
Но всё же путь её не прост.
К Земле приходит на погост
И ищет Души тех существ,
К кому всю жизнь земную не был черств,
Хотя б один из всех, но человек,
Любовь ему отдал свою на век,
И сделал всё, чтоб жизнь его продлить,
Но час Судьбы не смог он отложить.
И полон горя и печали
Отправил весть свою в подоблачные дали,
На небо к милости Богам…
И был Богами срок отдан
На волю птице Алконост
Прийти за Духом на погост.
Весь год она их собирает,
В семь разных сфер их заключает.
Но с наступленьем холодов,
Она спускает под покров
Морского Бога ценный клад,
Семь ярких сфер в морской оклад.
Их Духи моря опекают,
Энергией Вселенской наполняют.
А с наступлением Весны,
Когда сожгут Зимы костры,
Из Бездны Алконост выносит,
На суд Богам в чертог приносит.
И только семь Богов во век
Решают долю сфер и век,
Что им отпущен на Земле.
Приходят к ним всегда во сне,
Делам чудесным обучают.
За каждого из них один с Богов лишь отвечает.
Они живут среди людей
И лишь один среди зверей.
Шесть ярких сфер по частям света
Живут, растут под тяжестью обета.
Среди несчастья и невзгод,
Поддерживая людской род.
Семь чистых Душ и сильных Духом!
Лишь только тот, кто тугок ухом,
Не может их услышать на Земле,
Гореть им всем в Земном огне!..
Я вижу по глазам вопрос,
Отвечу я тебе, но он не прост.
Мне проще ночью показать,
Могу тебя с собою взять
К себе под землю, к Чернобогу.
Я покажу тебе дорогу…»
— Нет! Странный путник мой, постой,
я не хочу идти с тобой!
Не верю я твоим словам,
Похоже скрылся в них обман!
«Как мог тебя Я обмануть,
всю правду с ног перевернуть?!»
— Не в том обман, что твой рассказ
похож на очень древний сказ.
А в том обман, чтоб завести
Меня без прав самой уйти
Из царства Бога Чернобога.
Обратно не видать дороги!
Ведь сам сказал, что только Душам,
И тем, кто никому не нужен,
Открыта дверь иных миров,
Что приговор для них суров!
«Постой! Без умное дитя,
меня не так ты поняла.
Я не хочу забрать на вечно,
Чтоб по тебе горели свечи,
Чтоб за тебя Природа Мать
Со всеми начала меня клевать,
И за поступок проклинать!
Мне не нужны её проклёны.
Они во мне, как меч калённый,
Сожгут нутро моё огнём!
И не смогу я больше днём
На Божий свет из царства выходить,
И по траве босым бродить.
За мной закроют навсегда
Земного царства ворота.
Как я смогу жену сыскать,
Любовь свою я к Небесам поднять?
Нет, я не буду за тебя
Держать ответ у Вещего огня.
Сама должна ты дать ответ
Идти тебе туда иль нет!»
— Как я могу ответ сказать,
когда не знаю чего ждать.
Ну погоди ещё немного
Собраться с Духом для дороги…
Скажи мне, путник, очень странно…
Не будет путь ли сей обманный?
Как сможешь провести меня,
Укрыв от Вещего огня?
«Когда ты ляжешь ночью спать,
тогда смогу тебя забрать.
Укрыв прохладой телеса,
Чтоб обманулись небеса.
Твоё дыханье затая,
В кармане пронесу тебя.
Ты всё сама увидишь ясно
И растолкуешь всё прекрасно.
А утром, с новою Зарёю,
Пройдешь обратно ты со мною.
Твоё дыханье станет стоном,
Тепло по телу пойдёт комом.
Тебе решать, тебе одной,
Пойдёшь ли ты туда со мной?»

Оксана Лавриненкова

=0=0=

Славянский ритуал на любовь: обращение к богине Макошь