тухачевский и дело "Весна"

О деле «Весна» в России известно много меньше, чем о "деле военных" 1937 г.

Между тем массовая зачистка РККА началась именно в ходе этой операции, когда в течение 1930 г из рядов армии был вычищен костяк ее командного состава, представленный кадровым офицерством императорской армии, т.е. профессионалами старой закалки и школы.

Именно тогда была разорвана кадровая преемственность старой и новой армий. Именно после дела «Весна» СССР получил принципиально новые, не связанные с прежним строем – вооруженные силы.

Из состава РККА был начисто удален третий ее компонент. Напомню, что я считаю имеющим смысл выделять для 1920-х гг именно три компонента комсостава РККА:

1.      «Попутчики», т.е. профессионалы старой школы, военспецы (ген. Ольдерогге, Свечин, Снесарев,  и др.)

2.      «Красное офицерство» (Тухачевский, Уборевич и др.)

3.      «Пролетарский генералитет» (Буденный, Ворошилов, Блюхер и др.)

С третьим компонентом, его генезисом и сущностью -  все, в принципе, ясно. Самое главное – это понять принципиальное различие между двумя первыми группами.

 

 

С точки зрения официальной советской трактовки – этого различия нет. С этой точки зрения разделять комсостав следует на бывших офицеров и бывших солдат, вознесенных пролетарской революцией на невиданные и неслыханные высоты.

Все, это, разумеется, утрирование вопроса. Ибо для самих «бывших» отношение к революции являлось мощнейшим водоразделом в их группе.

Для тех, кто просто «принял» революцию, она была чем-то сродни стихийного бедствия, с которым надо просто смириться, во имя другой, более высшей цели – «сохранить для России армию, что бы бить немцев».

Собственно, вот это вот «бить немцев», патологическое «бить немцев» любой ценой, даже и под большевицкими знаменами, даже и под руководством Троцкого, это само по себе – показательно. Полное отсутствие понимания исторического процесса, сбитые напрочь ориентиры в реальности – это фактор, очень хорошо описывающий сущность русского офицерского корпуса в целом, его интеллектуальную и политическую убогость, его совершенно деструктивный с точки зрения национального самосохранения характер.

А ведь именно под этим лозунгом русское офицерство, вдохновленное ярым февралистом Брусиловым – вступало в РККА. Ненавидело большевиков, презирало их, проклинало их революцию, но ради того, что бы «бить немцев…»

Ни на йоту не разделяя ценностей большевизма, не понимая в нем ровным счетом ничего, воспринимая революцию как зло – эти люди продолжали исступленно рваться в бой с «вековечным врагом России – проклятым германцем».

Да, конечно, потом, уже втянутые в систему – они покорно отправлялись на фронты Гражданской войны, бить уже своих собратьев по корпусу, выстраивая для штабов Красных Армий блестящие операции. Но это потом, когда уже отступать было некуда. А поначалу – бить немцев…. И только-то.

Собственно так, во имя ненужной борьбы с эфемерным (и уже несуществующим) врагом – кадровый русский офицерский корпус отдал Россию большевикам.

Какое эти люди имели отношение к революции? Абсолютно никакого. Кто они? Предатели? Нет – гораздо хуже : слепцы. Чем они заплатили за свою слепоту? Офицерским делом «Весна». Как отработанный материал, технически безупречный, но устаревший, идеологически – ненадежный, на рубеже 20-х и 30-х гг они были выведены в расход, вычеркнуты из истории и забыты. Их даже не проклинали и не превращали в жупел, как "антигероев "1937 г. (Сейчас, на основе хрущевской историографии мало кто знает, что Тухачевский, к примеру, не канул в забвение после расстрела. Он продолжал играть в сталинской мифологии ту же роль, что и в рамках «культа Победы» - Власов. Более того, любопытный факт: в первые послевоенные годы Власов так и не перемахнул масштабами своего злодеяния Тухачевского. Это после реабилитации 1956 г. Власов стал фигурой крупной и масштабной, единолично занявшей постамент Супериуды. А до того времени это был так, жалкий коллабрационистишка, уровня местечкового полицая, ничтожество на фоне таких маститых злодеев, что были изобличены и уничтожены в канун Великой войны). Так вот – отработанный офицерский материал был попросту списан в утиль.  

Ну, а что же – «красное офицерство»?

Это – люди совсем другой породы. Они не просто приняли революцию, они ею дышали, питались, пили ее. Это была их стихия, их лотерея, их шанс. Причем, подчеркну – именно революция, как форма, не как содержание. Никто из них ничего не смыслил в марксизме. Более того, марксизм в его кабинетном, научном обличии их бы глубоко разочаровал. Они пошли за большевиками, но они же всей душой презирали социал-демократию. Они бы и за фашистами пошли, но никогда за Учредительным собранием и «правами человека».

Чем же они отличаются от «пролетарского генералитета», которому революция тоже дала шанс? Сознанием своей субъектности в ней, вот чем.

К примеру - вчерашнего унтера (будь то Блюхер или Буденный) революция вознесла на генеральскую должность. Замечательно. Но вознесла как? Как объект, как представителя класса, которому она, якобы, служит. Вчерашний унтер не есть явление соприродное революции, как любой представитель массы. В царской армии он мечтал бы стать фельдфебелем, и был бы счастлив, став им. Пришла революция и слепила из него образ своей мифологии. Нет у унтера своей идеи и своей философии революции. И не может быть. Ибо он – унтер. И никакое торжество эгалитаризма тут не спасет ситуацию. 

Философия и идея – удел класса мыслящего. И поэтому настоящее, субъектное место в революции могли обрести только те, кто мыслил и отражал, осознавал себя в ней. Только такие люди могли сформулировать сознательно свою миссию. В этом плане и «пролетарский генералитет», олицетворяющий торжество рабоче-крестьянского дискурса, и безвольные, увлеченные стихией смутного времени – «профессионалы» суть одно: материал. Из одних революция слепила Семен Михалача и Чапая, из других тягловый интеллектуально-штабной скот, отданный на заклание по мере выработки ресурсов.

Не случайно они столь хорошо взаимодействовали друг с другом – вчерашний унтер в генеральской должности, и несколько приставленных к нему человеко-теней из числа выпускников Академии Генерального штаба.

На этом фоне – «красное офицерство» серьезно просело в течении 1920-х гг. Оно больше всего мозолило глаза великолепному симбиозу, вызывая неприязнь у обоих его компонентов. Для «профи» они были «недоучки» и «дилетанты», для «пролетарских генералов» - классово чуждый элемент, худшие из числа «золотопогонников» тем, что не просто служили пролетарской революции, но таки – претендовали на свое место и роль в ней, не мирились с положением «подскажи-расскажи».

И вот тут-то произошел прорыв…. Военное сотрудничество с веймарской Германией. Здесь все наложилось одно на другое. «Пролетарские генералы» для немцев не партнер. Не пошлешь ты Буденного к фон Секту. «Профессионалы» - не годятся категорически. Почему? Да потому что – абсолютно не пригодный для характера новых, актуальных отношений и контактов материал, продукт старой, сгнившей и обанкротившейся системы ориентиров и мышления, заведший Россию в самоубийственную войну и полный крах всего и вся.

Именно поэтому в воронку военного сотрудничества с Германией как один втянулись все те, кто позже сядет на скамейку подсудимых в июне 1937 г и пойдет следом…

Это был «золотой век» «красного офицерства», его поприще, его стезя, знакомство с новой техникой, новыми веяниями военной мысли. Они хорошо освоили этот канал. Более того, именно в разгар военного сотрудничества с Германией Тухачевский начал постепенный впрыск в высшее политическое руководство СССР идей о том, что прежняя концепция войны безнадежно устарела, что прежний багаж военных идей – залог военной отсталости СССР. А как основной базис всего этого – тезис о том, что старое офицерство в рядах РККА абсолютный и ненужный балласт, который пришло время утилизировать.

Поэтому можно смело говорить о том, что во многом процесс инициализации дела «Весна» был начат усилиями конкурирующей группировки в среде высшего комсостава РККА, и Тухачевский если не прямо, то косвенно причастен к волне первого погрома в рядах армии.

Надо сказать, что в эту пору авторитет Тухачевского в армии был очень велик. К нему прислушивались и Сталин, и Ворошилов. Оба недолюбливали его, но в тот период – его слово для них значило много.

Более того, не смотря на весь идеологический акцент вокруг фигуры «народных полководцев» - именно дворянин Тухачевский с момента окончания Гражданской войны и вплоть до своего краха в 1937 г был самым популярным и авторитетным военачальником Красной Армии. С этим приходилось считаться.

В разгар дела «Весна» имя Тухачевского неоднократно всплывало в протоколах допросов и дознаний. На него давали показания как на контрреволюционера. Топили. Привязывали к своим кругам.

Были проведены очные ставки, он «откусался». Позже это представили как «везение» и «недогляд органов». Неправда. На тот период он и в самом деле не был причастен к чему бы то ни было антисоветскому. Безусловно, он уже держал прицел на высший взлет. Он его держал с момента вступления в РККА если уж на то пошло….

Но надо понимать, четко и недвусмысленно – никаких авантюр Тухачевский не продумывал и не мог продумывать до того дня, как получит в свое распоряжение ту армию, какую считал нужной.

И важнейшим условием для этого он видел тотальное вычищение из рядов комсостава РККА кадровых офицеров и генералов бывшей царской армии, носителей устаревшей «проантантовской» геополитической парадигмы, впитанной с младых ногтей в рамках соответствующей Школы. Эти люди, по его представлениям, были безнадежны в рамках своего исторического и пространственного восприятия, ориентируясь на военные школы «союзников». Это, по его мнению, было неистребимым родимым пятном русского офицерства, и это никуда не годилось в формате построения новой, современной армии, основу для которой он искал у немцев.

Показательно, что в конце 1930-х гг, встречаясь в Париже со своими бывшими товарищами по плену, французскими офицерами, он весьма болезненно отреагировал на выход книги де Голля о танковой войне. Сама мысль о том, что подобные идеи могут появиться во французской военной среде, была ему неприятна, ибо подрывала стройность его концепции о безнадежности и устарелости французской военной школы. С де Голлем он сидел в одном лагере и хорошо его знал. В ту пору де Голль был полковником, а Тухачевский – маршалом Советского Союза. Он сквозь зубы похвалил де Голля за дельную работу, однако не смог удержаться от того, что бы не намекнуть на вторичность его идей, взятых у немцев.

И это, опять же, при всем том, что настоящим германофилом он не был. Германия была для него источником идей, опорой, образцом для подражания, но искренней любви к ней у него не было. Как это не смешно в контексте вышесказанного, но по природе своей и Тухачевский оставался продуктом русской военной школы, и это прекрасно заметили немцы, указав в одной из своих характеристик, что Тухачевский напоминает, скорее, офицера французского генерального штаба, нежели продукт немецкой военной школы.

В этом смысле для них самым близким кадром был Иероним Петрович Уборевич, которого они ценили значительно выше и именовали «нашим другом». Но о нем отдельно.

Пока же вернемся на рубеж 1920-х и 1930- х гг. Дело «Весна» - очень темная и не до конца проясненная история. Известно в ней только то, что по окончанию ее в рядах армии остались считанные десятки, может быть,  сотни -  кадровых офицеров. И практически никого из «попутчиков», кроме, разве что – Шапошникова.

Оценки результата этой операции сводятся к тому, что:

- была разрушена кадровая преемственность армий, а, следовательно – и утерян опыт WWI, который был сохранен в армиях Европы

- были пущены под нож наработки традиционной русской военной школы, начатые еще до WWI, и откорректированные после нее, с учетом опыта и знаний, вынесенных из этой войны. На смену логическим и фундаментальным концепциям пришло экспереминтаторство дилетантов, типа Триандафилова и  Тухачевского

- была разрушена культурная основа армии – т.е. был создан тот вакуум, в котором вырос и окреп феномен позднего советского офицера, в котором были взращены будущие мясники WWII

Пожалуй, что все это так и есть.

Но само по себе это не все. Именно после дела «Весна» произошла перестановка сил в РККА и оформились две группировки, хорошо известные по делу 1937 г: группировка «первоконников» (Ворошилов и Буденный) и группировка «механизаторов» (Тухачевский).

Группировке «первоконников» старое офицерство не мешало, оно вполне вписывалось в их образ мышления и действий.

В рамках дела «Весна» сошлись устремления как Тухачевского, с его прицелом на построение лично ему подконтрольной армии «нового типа», и устремления политического руководства партии и государства, которым так же, не нужна была ориентированная в рамках прежнего военного мышления – армия. И вот здесь я подчеркну очень важный тезис:

Армия, построенная на основах и устоях прежней русской военной школы – есть армия, категорически не годящаяся для наступательного прорыва в Европу, а потому, абсолютно не вписывающаяся в далеко идущие стратегические планы руководства СССР.

Если мы внимательно изучим действительно стоящие произведения Снесарева и Свечина – а это фундамент той Школы, что была уничтожена в ходе дела «Весна» - то мы увидим фундаментальнейшую оборонительную концепцию. И я рискну утверждать, что будь военная доктрина СССР построена на принципах Снесарева и Свечина, то даже если бы по каким-то причинам Гитлер и напал бы на СССР (а он не напал бы на СССР настроенный только обороняться) – немцы, даже с опорой на все ресурсы Европы, не прошли бы дальше Днепра.

Ни Сталину, ни Тухачевскому – такая армия и такая война были не нужны.

Сталину был нужен прорыв в Европу, ибо он был и оставался коммунистическим  революционером, Тухачевскому была нужна война, на которую можно было поставить все и выиграть все.

Скучная монотонная, позиционная война на истощение, с грамотной обороной каждого сантиметра земли, просчитанной не озарением талантливого дилетанта, а рутинной математикой и экономикой –  бонапартам ни к чему. В такой войне рулят не бонапарты, а скучные штабники.

Поэтому в 1930-м году именно Сталин и Тухачевский ухлопали старую русскую армию (армию обороны), пусть даже и в формате Красной Армии, и приступили к строительству новой, принципиально новой, ориентированной на массированные танковые удары, высадки многотысячных десантов, маневрирование и прорывы (армию вторжения).

Дальше их взаимоотношения выходили на финишную прямую, в которой Сталин должен был или вовремя отстранить кандидата в Наполеоны от руля, или – упустив момент, подставиться, вляпавшись в Большую войну с «пятой колонной» во главе армии.

Все, что было нужно Тухачевскому – это только дотянуть до войны (именно до войны, все домыслы о готовящемся 1 мая 1937 г. - перевороте, есть не более чем инсинуации, не было у Тухачевского ни одной предпосылки для удачного проведения такой акции в мирное время, без опоры на части НКВД, в условиях безусловной популярности Сталина в народной среде), сохранив свои кадры на всех стратегических направлениях (неважно, при этом, кто бы напал первым). Дальше все было бы именно так, как он планировал. С учетом того, что творилось в реальности в 1941 году   – вариант был беспроигрышный. И Сталин удержался тогда только потому, что не было в СССР «пятой колонны». Бывший член военного трибунала Власов, отправлявший в 1937 г по делу Тухачевского людей на расстрел – не в счет. Это – не «пятая колонна». Это просто предатель и трус.

«Пятой колонны» в СССР не было. И поэтому не было никого, кто смог бы осуществить «план поражения». Их всех уже к этому времени расстреляли.

Но это уже несколько другая история.
 

***

Пока же резюмирую только факты:
1. До дела "Весна" - в РККА господствуют идеи оборонительной концепции, выработанной под влиянием той части русского офицерского корпуса, что пошла на службу большевикам видя в этой службе средство спасения страны от внешнего противника (сначала немцы, потом - интервенты из Антанты).
2. После дела "Весна" господствующий тренд в РККА  определяют Тухачевский и его команда
3. Армия, выстраеваемая Тухачевским не есть армия обороны. К обороне она не готова, на оборону она не рассчитана.
4. Лейтмотивом всех выступлений и статей Тухачевского с 1933 г. становится война с Германией. Отныне это его идея-фикс до самого ареста и казни. По форме - это предостережение от нависшей с запада угрозы, по факту - это призыв к войне, ставка на войну, иногда - откровенная и явная  провокация этой войны. С начала 1930-х гг становится понятно, что эта война для него - ВСЕ. И реальные предпосылки или отсутствие таковых для Тухачевского не имеют никакого значения.

Вопрос: мог ли Сталин не понимать сущность происходящих процессов? Можно ли полагать, что взятый уже на карандаш Тухачевский проводил  политику военного строительства без одобрения высшего руководства?

А если к этому приложить разработанный несколькими месяцами позже "план поражения СССР" Тухачевского и факт передачи им оперативного и мобилизационного плана РККА немцам несколькими годами позже, то встает и другой вопрос: являлся ли Тухачевский в контексте этой политики "верным солдатом партии и государства", готовящим для товарища Сталина покорение Европы? Или же совмещение столь несовместимых векторов (одной рукой готовим армию вторжения, другой передаем немцам планы) есть свидетельство только одного логически объяснимого устремления: ввязать СССР в войну, победа в которой не предусматривается?

Таким образом незначительное в картине отечественной истории дело "Весна" - становится важнейшей вехой в предвоенной истории СССР, без детального изучения которого вопрос о том, что же произошло в июне 1937 г. никогда не сможет быть раскрыт и понят полностью...