Разбежавшись, прыгну со скалы
В детстве по утрам Мишка чмокал меня в нос. Мы с братом жили в одной комнате, я еще учился, а он...
В детстве по утрам Мишка чмокал меня в нос. Мы с братом жили в одной комнате, я еще учился, а он уже работал, поэтому вставал раньше. Уходя, брат вечно будил меня этим шутливым поцелуем. Я возмущался, ворчал «Да что же это такое!», потом натягивал на голову одеяло. В ответ Мишка хохотал: «У тебя на кончике носа словно шарик смешной, так и хочется потрогать...»
Алексей Горшене. О брате
Мишка родился в Ленинградской области, а я — в Биробиджане, столице Еврейской автономной области, на противоположном конце страны. Так получилось потому, что наш отец, Юрий Михайлович Горшенев, был военным, часто менял место дислокации. Наше осознанное детство началось в закрытом поселке Восточный — пригороде Хабаровска.
Росли мы боевыми. Два брата-акробата постоянно хулиганили: играли в войнушку, лезли туда, куда не надо. Мишка особенно отличался — придет то со сломанной ключицей, то со стрелой в щеке. Мама только ахала, но приключения продолжались. Мы с братом были неразлейвода. Нам, в принципе, и друзья-то были не нужны. Вдвоем играли в Робин Гуда, вдвоем придумывали шалости. Разница у нас небольшая — два года. Естественно, Мишка по старшинству был вождем.
Однажды мы играли зимой в перелеске. Санки, палки, кругом снег... И вдруг я наткнулся коленом на разбитую бутылку. Вынимаю из ноги эту «розочку», кровь хлещет. Мишка посадил меня на санки и героически повез на ближайший КПП. За нами тянулся красный след. Увидев солдата, Мишка закричал дурным голосом: «Помогите, братик умирает!» Конечно же, угрозы жизни не было: меня быстро определили в больницу и зашили рану. Но как перепугался за меня брат и как тащил на санках по снегу, помню до сих пор.
Он спасал меня постоянно. Вытянул, когда я тонул в реке, закрыл собой, когда резиновая пулька могла выбить мне глаз, много было таких случаев... Мы же вечно травмировались. К примеру, любили встречать родителей, когда они возвращались с работы. И вот как-то слышим — в двери зашуршал ключ. Бежим в прихожую: я впереди, Мишка за мной. Мама входит и видит картину: у младшего сына разбит затылок, у старшего — зуб выбит. Это он в меня на всей скорости врезался.
Расскажу о маме: Татьяна Ивановна окончила музыкальное училище в городе Петрозаводске. Между творческой карьерой и замужеством она выбрала второе и везде была рядом с папой, хотя педагоги прочили ей блестящее будущее. Мама много времени посвящала нам: как-то даже устроилась музработником в детский сад, потому что я категорически отказывался туда ходить. Отец, кстати, тоже мог быть музыкантом, но и у него не сложилось, зато мы оба с братом стали — словно воплотили их мечту.
Всю жизнь в нашей семье звучала музыка. Мишка стал играть на гитаре первым, вскоре подтянулся и я. Инструмент сначала был один на двоих, играть я учился сам, брат не взял шефство надо мной в этой сфере. У него быстро появился свой коллектив «Король и Шут», а у меня свой — «Кукрыниксы». Кстати, название моей группы мы выбрали с Мишкой вместе, стоя на балконе.
Если честно, я никогда не фанател от «Короля и Шута», для меня это была просто группа брата, иногда даже подыгрывал им на гитаре и барабанах. Барабаны стояли у нас дома (бедные соседи!), когда ударник Мишки Саша Щиголев ушел в армию, брат попросил: «Замени!» А я не играл ни разу, пришлось в срочном порядке осваивать барабанную установку. Первые гастроли «Короля и Шута» в столице прошли как раз со мной.
Но это я уже забежал вперед... Богатырским здоровьем в детстве я не отличался. Чтобы уделять мне больше времени, но и за Мишкой присматривать, решили временно «командировать» его к бабушке в Бокситогорск Ленинградской области. Когда папа получил перевод в Ленинград, к Мишке уехал и я. Все то время, пока родители разбирались с переводом и квартирными вопросами, мы вдвоем были под присмотром бабушки Нины. За ее воспитание — низкий поклон. Она нас растила теплыми, отзывчивыми, учила любить природу. Мы часто гуляли с ней в лесу, а еще подолгу разговаривали, пытаясь разобраться, что к чему в этой взрослой жизни.
Именно в Бокситогорске получили знаменитое прозвище — Горшки. Так нас окрестили соседские ребята. С ними мы играли лишь иногда, а по большей части общались друг с другом. Нам была не очень интересна компания этих простых пацанов. Мы были иными, возможно, в их глазах чудаковатыми. Мишка мог встать посреди улицы, задумчиво чесать ухо и простоять так полчаса, замечтавшись. «Эй, Горшки! — неслось нам вслед. — Вы где?»
Учился Мишка плохо. Он мог получить за сочинение четверку за мысли и идеи и кол за правописание. «Четыре-кол» — это была его стандартная оценка, но иногда она опускалась до «два-кол». Учителя на него жаловались — брат, по их мнению, был очень рассеянным. Но при этом житейская хитрость в нем присутствовала в полной мере: он ловко выманивал у меня пирожные. Помню, бабушка даст денег, мы идем в кафетерий. Мишка пирожное слопал, я съел половину, а другую взял с собой. «Ну Леха, ну поделись...» — начинал обработку брат. В общем, я всегда делился — я же младший.
У Мишки был живой ум, и соображал, как повернуть ситуацию в свою пользу, он очень быстро. Помню, сражаемся в ванне на самодельных кораблях с пластилиновыми матросами, у каждого — брызгалка, чтоб затопить судно противника. У меня там, как положено, вода. Мишка же налил в свою брызгалку керосина, облил мой флот, а потом кинул в ванну спичку. Потонула эскадра быстро.
Видели бы это сражение учителя, считавшие его чуть ли не дурачком! Родителям даже как-то посоветовали отдать брата в спецшколу для слабоумных. Конечно, никто такой глупости не сделал: в чем-то он был не от мира сего, но учился плохо не поэтому. Мишка просто не хотел делать то, что ему неинтересно, на уроках мог сидеть и тихонько рисовать.
Следующий этап нашей жизни — когда бате дали квартиру на проспекте Косыгина в Ленинграде и семья наконец-то воссоединилась. Мы пошли в новую школу, однако там все повторилось. Нас с Мишкой считали странными и не очень-то понимали учителя. Иногда складывалось впечатление, что мы одни против всего мира и каждый норовит нас обидеть. Если меня в школе хоть как-то терпели, то брата постоянно склоняли на собраниях. Мы перешли в другую школу, № 147, ближе к дому, однако ничего не поменялось. Мишка так же плохо учился, да и я не особо блистал знаниями. Зато в это время уже началась музыка — я занимался на аккордеоне, брат на акустической гитаре.
К нам домой ходили преподаватели. Мишка долго и нудно разучивал «Санта Лючию», которую я вскоре возненавидел. Еще бы, слушать ее по сто раз! Потом заниматься садился я, и брат сходил с ума от моей бесконечной мазурки. Такой вот ансамбль под названием «Дурдом». В старших классах Мишка наконец-то нашел единомышленников — Сашу Щиголева, Сашу Балунова и Сашу Васильева. С ними создал группу, я тоже не скучал — записался в школьный оркестр.
После школы Мишка пошел в ПТУ № 61 — реставрационное училище, где встретил Князя — Андрея Князева. Это был судьбоносный момент в его жизни, ведь успех «КиШ» был в уникальном сочетании стихов и того сказочного мира, который выдумал Князь, с Мишкиной музыкальностью и сценической харизмой.
У нас дома стала собираться компания, мама не прогоняла ребят, готовила на всех, а отец тогда часто ездил в командировки. Иногда пили пиво, в настольные игры играли, Балунов с Князем бренчали акустику, я тоже извлекал из гитары какие-то звуки. Когда в срочном порядке освоил ударные, работал уже в двух командах: панковской группе «Вибратор» и «Короле и Шуте». Частенько на концерте они шли друг за другом, поэтому я долго оставался на сцене, когда все уже расслаблялись.
Отец держал нас очень жестко, а у Мишки началось становление как личности, как музыканта и как мужчины, и он взбунтовался. Я-то жил дома, а брат постоянно уходил, сильно ругался с батей. То у Сашки Балунова ночевал, то у Андрюхи Князева, а бывало — и по сквотам жил. Слава богу, потом у группы появилась «точка» — им дали реставрационную мастерскую и Мишка оставался спать там.
Он считал себя панком и анархистом, искренне верил в теорию Кропоткина, Бакунина читал. Говорил, что анархию неправильно понимают, на самом деле это возможность быть свободным и уважать чужую свободу. То есть ты автоматически никому ничего не можешь навязывать, а люди думают, что анархия — делай что хочешь. Он много чего знал. Смотрел фильмы от начала истории рок-н-ролла. Картину «Беспечный ездок» выучил наизусть, любил «Дорз», считал этих музыкантов классиками. Еще брат изучил всю музыку начиная с пятидесятых годов прошлого века — таким он был любопытным.
Первый успех «Короля и Шута» — это концерт в «Ватрушке» в 1995 году. Ту афишу — белую, с большими красными буквами — до сих пор помню. Я был сильно удивлен, что пришло целых триста человек: для начинающей команды шикарно. В том же году мы познакомились с отцом питерского панка Андреем Пановым по прозвищу Свин, который весьма недурно отозвался о творчестве «КиШ».
Как и у всех людей, были у брата свои внутренние драконы. Первый — жажда славы, второй — финансовый вопрос, и третий — такой же, как и у меня: желание достичь своего внутреннего олимпа. Те, кто думают, что брат был бессребреником, ошибаются. Часто сидя за родительским столом по праздникам, Мишка хвастался: «Леха, мы заработали столько-то и столько-то». Это было его первой фразой — не «Как дела?», а «Мы такую-то кассу взяли...» Я даже слегка обижался. Хотя в то же время он был и безалаберным: мог принести сумку, набитую мятыми и порванными купюрами. Не заботился, как они лежат, что деньги пришли в негодность. Я в тот период звал его Жуком.
Когда «КиШ» собрал СК «Юбилейный», с первым драконом брат разобрался, и деньгами Мишка наелся довольно быстро. А гармонию с самим собой он искал до самого финала.
К его чести, рухнувшая на группу безумная популярность брата особо не изменила. Он стал немного жестче, но это внешне. Бабушкины установки — любить людей, стараться понять, не обижать их — остались с нами на всю жизнь. Возможно, мы и музыкой занялись потому, что в жизни был «бабушкин» период, а воспитывай нас только отец — стали бы военными. Бабушка застала начало успеха Мишки, сейчас ее уже нет с нами.
Баба Нина воспитала в нас и семейность. Я женился довольно рано, Мишка тоже не был один. Его первую супругу звали Анфисой, девушка была фанаткой группы, но долго их брак не продлился. Не знаю, кто кого подхлестывал, но они вместе употребляли алкоголь и кое-что покрепче. Часто сидели без денег, скандалили и в итоге разъехались. Думаю, ее лепта есть в том, что брат не остановился.
Первые эксперименты с разными веществами Мишка начал еще на Миллионной улице, где была их мастерская. Приходим как-то туда с Князем — брат сидит в коробке, ноги наверх закинуты. Это было уже не алкогольное опьянение, мы сразу поняли.
Потом начался настоящий ад. Мама как-то нашла инсулиновый шприц у брата в кармане, это было шоком для родителей. Конечно же, его убедили лечиться. Но как у всех зависимых, светлые периоды сменялись срывами. Мишка пережил семь клинических смертей.
Мы с братом тогда немного отдалились. Я вещества не употреблял и не понимал его, да и музыка мне нравилась другая. Стали реже видеться: он на своих гастролях, я на своих. Встречались лишь на фестивалях, где играли вместе. Я думаю, что его пристрастия оказали влияние и на наши отношения. Употребление разных веществ сильно меняет психику человека и разрушает привязанности. Мы не ссорились, нет, и формально все было вроде бы так же. Но детская романтика братства куда-то ушла.
...Вторую жену брата, Ольгу, я очень уважаю. Благодаря ей Мишка выкарабкивался со дна, на которое уходил из-за алкоголя и препаратов. У них была настоящая любовь, и это помогало Мишке жить. Он сам говорил: «Жена вытащила меня из ада».
Познакомились они случайно, в 2002 году. Ольга сидела в кафе, увидела Мишку и попросила автограф для младшего брата. Разговорились и... словно приклеились друг к другу. В 2005 году поженились, а в 2009-м у них родилась дочка Александра. Мишка тогда очень повзрослел. То, что он перестал скитаться и у него появился дом, брата изменило. Но все равно характер до конца не переделать. Такие уж мы люди — музыканты, чудаковатые личности, которые мочат жизнь и близких людей. К веществам брат все же вернулся.
Думаю, Мишка в какой-то момент вырос из «Короля и Шута», поэтому и сделал мюзикл TODD. Брату больше нравился театр, он стал потихоньку отдаляться от Князя. «Да ну их, эти сказки, лучше взять серьезного автора и делать что-то масштабное», — говорил Мишка. Первую скрипку в расставании сыграл брат: у Андрея появился своей проект «КняZz», у Мишки был «КиШ», мюзикл и новые планы.
TODD — это целая история, которую мы с Мишкой сочиняли вместе. Началось все с композиции «Мой Бог», я написал ее без слов. «Круто, на нее текст ложится», — обрадовался Мишка. Потом была моя песня «Добрые люди», потом «Счастье». Так, собственно, все и пошло. Брату прислали либретто, он предложил: «Давай и дальше работать вместе, я один не справлюсь». Начал с первых строк повествования, а я с конца, чтобы не пересекаться. Мы снова сблизились, стали чаще видеться. Я появлялся у него и на студии звукозаписи, где Мишка делал «демки». Жаль, те не сохранились, они мне нравились даже больше, чем окончательный вариант.
Мишка жил и работал на износ, он по-другому и не умел. Перенапряжение сказывалось на настроении и самочувствии. TODD его вымотал, зато имел большой успех. Театральная премьера состоялась осенью 2012 года. Работал брат преимущественно в Москве, а Ольга с детьми осталась в Петербурге. Приходилось жить между двумя городами, что прибавляло сложностей. Жена навещала Мишку в столице, на репетициях сидела, радовалась, что у него горят глаза. Но в какой-то момент бешеных нагрузок брат не выдержал и снова сорвался. До финального этапа своей долгой реабилитационной программы он не дотянул всего лишь два месяца. Чистым должен был пробыть до сентября, а умер в июле.
У меня было предчувствие, что Мишка может уйти. Помню, как незадолго до смерти я не узнал своего дедушку Ивана Кузьмича — до того изменилось его лицо. Так вот, во время последней нашей встречи я смотрел в лицо брата и тоже не узнавал его. Мы встретились у родителей, и я вдруг впервые увидел, что он весь седой и очень уставший. Мишка был в каком-то радостном возбуждении. Я тогда с алкоголем завязал, приехал на машине. «Как круто, что ты не бухаешь!» — хвалил меня Мишка, а у батареи стояли пустые бутылки.
Что брата не стало, мне сообщил Сашка Леонтьев, Ренегат. Мы с женой ходили по магазинам, вдруг звонок. Я не поверил, сказал:
— Проверьте еще раз, вызывайте скорую!
— Да поздно уже, врач был, констатировал смерть.
Мишка умер в загородном доме, который снимал. Остановилось сердце, организм просто не выдержал такой нагрузки. Мы поехали к отцу на дачу сообщить, встретили на вокзале маму, она уже все знала. Для отца Мишкина гибель стала страшным ударом.
Прощание с братом было в «Юбилейном». Море народа, мы сидели на стульях у гроба. В крематорий поехали уже только самые близкие. Похоронили его на Богословском кладбище, недалеко от Виктора Цоя. В тот день во мне появилась какая-то отстраненность, будто я не понимаю, что происходит. Или будто все происходит в кино — не со мной. Наверное, это такая защита, она и сейчас срабатывает. Для меня Мишка не умер — просто уехал на гастроли. Настанет время, и я присоединюсь к нему в туре. А папа сразу «поехал» за ним: он прожил после похорон всего сорок один день.
Леонид Фридман. О друге
С Мишкой я познакомился в 2001 году. Ребята из «Короля и Шута» предложили мне как директору рок-магазина на продажу свои значки и плакаты. Горшенев тоже зашел, сначала мы общались сугубо по делу, а потом я посадил его за стол:
— Давай «чайку» попьем?
— С удовольствием!
Мы выпили по стаканчику, завязался задушевный разговор. С этого момента и началось наше настоящее общение. Мишка стал часто заходить ко мне в магазин побеседовать за «чаем». Бывали недели, когда приходил каждый день, мы стали друзьями. Он познакомился с моими детьми, а я с его папой, который однажды приезжал забирать «тепленького» сына из нашей компании. Отец тогда отнесся ко мне негативно, будто я был главным виновником Мишкиных возлияний. Мама же его, с которой мы встретились позднее, напротив, меня обняла. В ее глазах я не был злодеем, она все понимала.
Ведь выпивка никогда не была нашей самоцелью, главным были беседы, которые порой продолжались в моем кабинете до утра. О чем мы только не говорили! О книгах, о политике, об искусстве и экономике, о воспитании детей, о бизнесе. Иногда спорили, играли в игру «Давай поменяемся» — это когда оппоненты меняются местами и отстаивают противоположную точку зрения. У Мишки был цепкий ум, и когда я употреблял очень уж мудреные фразы типа «это нелегитимно», он всегда переспрашивал, чтобы понять точное значение слов, и запоминал намертво. Это не говорит о его необразованности, мой друг был очень начитанным, остроумным. Он мог выкрутиться из любой неловкой ситуации за секунду.
Помню, сидим как-то втроем: я, Мишка и Джимми — знаменитый Урал Хазиев, один из первых хиппи, который помогал советом и делом многим рок-звездам, устраивал концерты. Обсуждаем острую на тот момент проблему скинхедов. У Горшка была своя точка зрения, у меня своя.
«Мы, русские... — начал он и осекся, посмотрев на меня. Тут же поправился: — В смысле мы, русские и евреи... — Посмотрел на Джимми и снова добавил: — Мы, русские, евреи и татары...» Все, конечно, громко заржали.
Когда мы познакомились, группа «Король и Шут» еще не была на пике популярности. Но вскоре они резко рванули вверх. Это никак не повлияло на наше общение. Мишка-звезда и Мишка-незвезда не отличались друг от друга. К известности он относился спокойно, к фанатам — нежно, к деньгам легко.
Горшенев, конечно, знал себе цену, но всегда запрашивал адекватный гонорар. Мишка мог бы зарабатывать в разы больше, только у него были принципы. Он никогда не выступал на корпоративах и частных вечеринках, хотя ему сулили за это огромные суммы. «Вот очередной рекорд...» — смеялся Горшок, называл мне цифру с большими нулями и отказывался от предложения. В вопросах бизнеса он, конечно, слегка плавал. Ребята могли продать кому-нибудь права на свой альбом или разработанный ими дизайн для футболок за копейки и тут же об этом забыть. Мишка с этого ничего не имел и пиратов, озолотившихся на продаже записей «КиШ», не отлавливал.
Нет, он не сорил деньгами, но и копить не умел. Много помогал родителям, хотя у него были сложные взаимоотношения с отцом. Аппаратура и шоу тоже прилично стоили, на это и тратил. До встречи со второй женой Ольгой у Мишки не было желания что-то откладывать. Когда Оля появилась, то навела порядок и с финансами, и со многим другим. Мишка стал планировать бюджет, думать о насущных покупках. Но порой все равно вел себя как ребенок. Например однажды решил купить мощный байк, я свел его с ребятами из мотоклуба. Ему показали серьезную машину, и глаза у Мишки загорелись.
— Беру! — говорит Горшенев.
— Ты хочешь сейчас взять, а права-то есть? — спросили ребята.
— Да ерунда, что мне права, я так покатаюсь...
Конечно, поездить ему дали — по площадке, и ловили потом всем клубом, чтобы не улетел. А покупать байк все-таки отговорили. Он и машину не водил, не хотел.
Миша, помню, рассказал, как потерял передние зубы — поспорил, что сможет провисеть на них на турнике. Зубы обломились, а он оставил дырку — держал имидж панка. Даже когда вставил челюсть, специально сделал передние зубы меньше клыков, чтобы быть похожим на вампира. Такой уж он был в душе ребенок, считал, что это будет стильно.
Мишка был очень справедливым, и если кого-то при нем обижали, бросался в бой. Однажды на фестивале «Окна открой!» (а выступал он там ежегодно) увидел, как ОМОН выводит с концерта подростка. Горшок тут же остановился, отшвырнул микрофон, прыгнул со сцены и побежал разбираться. За ним двинулись и музыканты. От стражей правопорядка досталось тогда всем, но парня отпустили. ОМОН больше в тот день никого не трогал, хотя и Князь, и сам Мишка получили синяки.
О его второй жене Ольге могу рассказывать долго. Наверное, не будь ее, он умер бы гораздо раньше. После развода с первой, Анфисой, которую я даже не видел, Горшок какое-то время ходил холостым и не знакомил меня со своими подругами. Но однажды привел в гости милую блондинку, совсем не из мира рок-н-ролла. Попили чаю с пряниками, поговорили. Потом он пришел с ней второй раз, а затем я увидел их втроем — вместе с Ольгиной дочкой Настей. Девчонку мой друг обожал, просто светился рядом с ней.
Кто-то сказал бы, наверное, что Ольга и Мишка друг другу не подходят. Она занималась недвижимостью, ей бы бизнесмена, а Горшку — девицу с татуировками. Но это была настоящая любовь, и я считаю, что Мишке очень повезло.
Расписались они в 2005 году. Все как положено: костюм, шикарное платье невесты, марш Мендельсона. Мишка с юмором к этому относился: они с Ольгой давно жили вместе. Но друг решил соблюсти юридические формальности, для него это было важно. Праздновали мы на кораблике, плывущем по Неве. Жаль только, что фейерверк, заказанный заранее, не получился — бочка с реактивами отсырела.
Мишка стал настоящим отцом для Ольгиной дочки. У него долгое время был «сухой» период. Как-то я спросил его:
— И не тянет?
— Да ты что, она меня Мишуткой называет...
Она — это Настя. Девочка любила побаловаться: заплетала Горшку волосы в косички, они могли часами играть в какую-нибудь игру. В 2009 году Ольга родила Горшеневу дочку Сашу.
Казалось бы, живи да радуйся, но пагубные привычки сложно победить. Однажды настал день, когда рок-н-ролльное понимание мира возобладало. Отношения с алкоголем у него всегда были любовными, а потом Мишку опять потянуло на что покрепче. Я его под действием этих веществ не видел, но знал — они присутствуют в жизни Горшка. Как-то вызвал его на откровенный разговор. Объяснил, какие последствия могут повлечь за собой его пристрастия.
— Смерти я не боюсь, — ответил мне друг.
— А вдруг ты не умрешь сразу, вдруг у тебя случится паралич, станешь ходить под себя, года через два поклонники тебя забудут и никому, кроме родителей, ты не будешь нужен?
— А это что, возможно?! — побледнел Мишка. И крепко задумался.
С ним беседовал не только я. Есть еще один штришок: когда Андрей Князев первый раз поехал за границу в Израиль, он пошел к Стене Плача, куда складывают записочки с мольбами. Андрей написал на бумажке просьбу, чтобы Горшок завязал с наркотой.
Князь с Горшком в итоге разбежались. Вернее Князь ушел из группы и сделал свой сольный проект. Андрею не понравилось то, чем Горшок собирается заниматься дальше. А Миша был, скажем так, не очень вменяем на тот момент. Если рядовые члены группы это терпели, то Князев как фигура равноценная не хотел. Он отошел в сторону, ожидая, что Миша придет в себя. Но «добрые» люди сделали свое дело: их буквально столкнули лбами и поссорили.
Мне кажется, Мишка очень переживал. Творческая ревность, потеря друга... Но в новом проекте Горшка Князю места не было. Трудно ужиться двум медведям в одной берлоге. В прессе однажды сказали: «Князь писал тексты...» — вроде как его роль была не такой уж значительной. Но Князь писал ВСЕ тексты, без него не было бы «Короля и Шута». Конечно, Миша был более харизматичен как фронтмен. Но то, сколько сделал для коллектива Андрей, он прекрасно понимал.
Горшенев просто нашел способ себя обмануть и оправдать. Примирил и «Мишутку», и всякие излишества. То, что он употреблял, — страшнейшая вещь, это навсегда, а друг принимал это как обыденность. Мол, с каждым может случиться. Очень радовался, когда родилась дочка, но потом все как-то изменилось. У Горшка ведь были конфликты не только с Князем, но и со многими окружающими. И с женой Ольгой тоже. Он снова нашел оправдание — вроде бы ему все вокруг не так уж и нужны.
Складывалось впечатление, что намеренно себя топит. Был момент, когда на какое-то время Горшенев прекратил, но потом все началось снова. И ребята из группы, и Ольга приходили ко мне, просили с ним снова поговорить. Только разговоры были впустую. Дошло до того, что Горшок вышел на сцену практически без голоса. Мишка не мог петь, и его выручали ребята.
Друг сам говорил: «Господи, сколько раз меня Ренегат спасал!» Ренегат — это Саша Леонтьев, гитарист и вокалист группы. Мишка не может петь — Саша подхватывает гитарной партией, что-то поет сам. Мы однажды пересеклись с Ренегатом в общей компании. Я рассказал, как Мишка его ценит. «Боже мой, почему он мне этого не говорил...» — расплылся в улыбке Саша.
С Князем — Андреем Князевым — у Мишки было соревнование.
Ребят Горшок ценил и любил. Но из-за его «болезни» срывались договоренности, какие-то планы. И ребята при всей их лояльности стали закипать.
Последний раз мы виделись с Мишкой на фестивале «Окна открой!» в 2013 году. Мы шли с Князевым, о чем-то беседовали и наткнулись на Горшка. Какое-то время они смотрели друг на друга и молчали. Я буквально подтолкнул их навстречу. Они обнялись и, мне кажется, простили друг друга. Я обратил внимание, как плохо выглядит Мишка. Они ведь с Андреем ровесники, но смотрелся друг на много лет старше. У Горшка был неимоверный запас прочности, он еще занимался спортом, но любой резерв когда-нибудь кончается. Мишка старался избавиться от зависимости, потому что дальше было уже нельзя. У него несколько раз останавливалось сердце.
В последнюю нашу встречу он делился со мной планами. Рассказал, что придумал несколько театральных проектов, в последнее время он очень увлекся этой сферой. Собирался сделать шоу вместе с братьями Запашными. Говорил: «Не пью сейчас, тигры запах спирта на дух не переносят!» Он собирался писать новый материал в студии, при этом постоянно работал. Не знаю, как Мишка умудрялся столько вкалывать при его зависимости. Если честно, эта смерть была для меня и всех близких друзей Горшка ожидаемой. Не сегодня-завтра, но это бы произошло.
Фестиваль «Окна открой!» проходил в конце июня, а девятнадцатого июля Мишки не стало. Мне позвонил Князь и каким-то севшим будничным голосом это сообщил. Мишку обнаружила Ольга в их загородном доме, еще по дороге туда ей стало тревожно, что он не подходит к телефону. Подумала — спит. Но сон оказался вечным. Когда Ольга поднялась на второй этаж, Горшенев уже не дышал... Я сначала не мог поверить в происходящее. «Да все будет хорошо, успокойся», — твердил Андрею в трубку, помня, сколько раз врачи возвращали Горшка с того света. Но хорошо ничего не было. У друга остановилось сердце, и завести его не смогли.
Я не хожу на похороны. И к Мишке не пошел. И на Богословское кладбище, где лежит друг, не поеду. Мне так легче, кажется, что Горшок жив. Что умотал куда-то и рано или поздно зайдет ко мне в гости. Я рад, что незадолго до смерти они помирились с Князем и что Князь отказался играть в «Короле и Шуте» без Горшка.
От Ольги я слышал мистическую историю. Когда Мишка жил в Москве, он периодически писал на страничку Саши в соцсети разные сообщения. Потом страничку забросили, а на сороковой день после смерти Горшка Ольга с Настей решили посмотреть, что на ней происходит. И вдруг обнаружили непрочитанное письмо от Миши. Текст был таким: «Дочка, я люблю тебя больше, чем свой рок-н-ролл».
...На одном из концертов, посвященных памяти Мишки, я задумался: не хватает ли мне его? Вдруг стало стыдно перед собой, что редко его вспоминаю. Поразмыслил и понял, почему так происходит. Вспоминать друга, зная, что он умер, мне мучительно. Это как переживать все заново. Так что эти мысли я от себя гоню. Но не хватает мне его. Конечно не хватает.
Статьи по теме: