Проверка временем

Алексей Макушинский. Предместья мысли: философическая прогулка. – М.: Эксмо, 2020. – 320 с.: ил. – 1000 экз.

Аннотация книги сообщает, что среди «героев» Макушинского философы Николай Бердяев и Лев Шестов, богослов Жак Маритен, а также такие мастера культуры, как Альбер Камю, Райнер Мария Рильке, Огюст Роден, Шарль Пеги и Марина Цветаева. Список, что и говорить, впечатляющий, но к нему мы ещё вернёмся. Не зря там же нам обещают, что «читать такую прозу – труд, вознаграждаемый ощущением удивительной полноты мира, которая… ещё способна передаваться с помощью слов». Всё это предполагает, что автор преподносит ценный подарок любителям интеллектуального чтения, так сказать, пир духа.

Обозначение жанра не представляется надуманным или же манерным: перед нами именно прогулка, свободная и ни к чему не обязывающая. Как в своё время выразился Г.Э. Лессинг, «возвращаюсь опять к своему пути, если только есть определённый путь у прогуливающихся». Автор вальяжно фланирует по Парижу и явно любуется собой, надолго забывая о своей стране. Трудно представить себе в такой роли Карамзина или Тургенева.

Автор в свободной манере передаёт свои философские и культурологические воспоминания и размышления, переносясь из России во Францию и обратно, то и дело «проваливаясь» во временные порталы. Несомненно, что стилистика книги восходит к ассоциативной методологии Марселя Пруста, но Макушинский упоминает о нём мимоходом, подобно тому как Набоков избегал упоминать имя своего литературного предшественника и учителя Достоевского.

Книга действительно написана легко (но не легковесно), раскованно, несколько жеманно, и впечатления, что такое чтение есть тяжкий труд, не возникает. Литературные, краеведческие и бытовые детали воспринимаются без особого напряжения интеллекта. Многочисленные отступления в разные стороны если и раздражают, то не сильно.

Но кое-что в «Предместьях мысли» всё-таки раздражает, вернее – огорчает. Ну, например, лёгкий, но стойкий оттенок антисоветизма. Казалось бы: а что тут такого? Но ведь автор – сын советского классика Анатолия Рыбакова (дилогия о Кроше, «Кортик», «Бронзовая птица», «Тяжёлый песок» и др.), в те времена имевший от жизни всё, вплоть до поездок за рубеж. Но, несмотря на это, демонстрирует некую неприязнь к тому, что его питало.

Кроме того, издание совершенно не структурированно, тут нет деления на части, главы или разделы. Нет, соответственно, и оглавления, что затрудняет знакомство с содержанием. Мы живём в такое время, когда не всегда есть время и желание читать книгу от корки до корки. Многие ищут в книге, особенно столь насыщенной культурологией, то, что им интересно. Мне, к примеру, прежде всего хотелось бы поближе познакомиться с жизнью и многогранным творчеством Шарля Пеги. Но как найти нужные страницы? На помощь мог бы прийти список имён в конце книги, но и он отсутствует.

Могут возразить: это же не научное издание. Да, но это ведь и не беллетристика. В любом случае краткий список имён (на самом деле они постоянно повторяются) тут явно не помешал бы...

В книге множество фотоиллюстраций довольно неважного качества, учитывая пористость офсетной бумаги (это уже камешек в огород техреда), к тому же не указывается, что именно изображено на картинке. Иногда подпись и не нужна (скажем, под фрагментом чугунной ограды), но если на снимке портрет или значимое здание, хочется знать, что это перед нами. Я, например, во Франции не бывал, да и вряд ли когда уж поеду… Иногда это следует из соседнего текста, но не всегда. К тому же нигде не указано, кем сделаны эти снимки.

Но вернёмся к героям книги. Понятно, автор волен выбирать близкие ему имена и фигуры. Но иногда такая избирательность выглядит как произвол. Множество страниц посвящено русской религиозной философии, но всё внимание сосредоточено вокруг Бердяева и Шестова. Где-то мелькнул Павел Флоренский. Но понять всю широту этого явления невозможно без мыслительного опыта о. Сергия Булгакова, Ивана Ильина, Георгия Федотова. Это всё равно что писать о Пушкине и ограничиться кругом лицейских друзей, но не упомянуть императора Николая I, святителя Филарета (Дроздова) или Петра Чаадаева.

Кому-то всё это может показаться мелочными придирками. Но беда в том, что из мелочей складывается общая картина. Высказывая подобные претензии, хотелось не столько упрекнуть автора, сколько пожалеть о неиспользованных возможностях.