«Лучше б мы сдохли. Нас продали». Добровольцы армии Арцаха — о мирном договоре
В ночь на 10 ноября Азербайджан и Армения при посредничестве России подписали договор о прекращении огня. По новому документу значительная часть Нагорного Карабаха переходит под контроль азербайджанской стороны. Гарантом мира на ближайшие пять лет станут российские военные, около 2000 миротворцев. В Армении договор назвали капитуляцией и разгромили Дом правительства, а лидер Азербайджана Ильхам Алиев по местному телевидению, не скрывая радости, издевался над Николом Пашиняном. Защитники Арцаха (так армяне называют Нагорный Карабах) прямо говорят, что политики их продали и предали. Daily Storm поговорил с двумя добровольцами армии Арцаха из Армении и России.Андраник, доброволец.— Дела шли неважно, но наши бойцы храбро бились за Шуши. Мы все были готовы умереть за свою землю. Да и не факт, что еще не умрем. Ночью 9 ноября, когда по телевизору говорили про мирное соглашение, война продолжалась. По Степанакерту били кассетниками и фосфором. От города практически ничего не осталось после бомбардировок за последние недели. Мы тоже азерам нормально отвечали ночью. Ввалили на прощание.— Как ты относишься к мирному договору?— Ну это позор для Армении. Тут уж каждому самому надо решить, что лучше: позор или смерть. Я на войну пошел, так что выбор понятен. Если бы русские вмешались на пару недель раньше, то было бы лучше, конечно. Неужели не могли Ильхама к ногтю прижать? Неужели надо было ждать, пока ваш вертолет ******?— Соглашение, очевидно, готовилось заблаговременно...— Может быть, не знаю. Но нас оставили одних в этой войне. Мы это запомним. Мы любим Россию, но тут нас и правда бросили.— Но мирные договоры наспех не подписываются, наверное.— Я не знаю, в Армении никто не хотел этого мира, как и в Азербайджане. Но на тех, не знаю, или Путин надавил, или тоже силенки заканчиваться начали. Но думаю, что Пашиняну все, не будет ему в Армении ни власти, ни жизни. Его популизм привел вот к этому результату. Люди погибли, земли потеряны, что он за лидер? Не надо нам такого лидера.— Чей Карабах?— Не Карабах, а Арцах. Он все равно будет нашим, армянским. Пусть через пять лет или через сто — мы его заберем.Тигран, доброволец из России.— Лучше б мы сдохли. Нас продали. У Пашиняна был вариант сдать все или сохранить контроль над частью территорий. Он сделал все, что мог. Но я все равно его маму ****. Я уже вернулся из Степанакерта в Ереван. Но ребята остались воевать за Шуши до сих пор.— Неужели вы верили в то, что сможете победить?— Никто не ожидал выжить и бодаться так долго. Наши пацаны до сих пор на местах, на фронте и не принимают эту новость. Люди ехали туда сдохнуть за свою землю, а не тянуть до капитуляции. Азеры сейчас празднуют (кстати, интересно, какой процент уедет из России на свои «исторические» земли, за которые они столько народу положили) наше поражение так, будто бы Давид и Голиаф поменялись местами. Турки, азербайджанцы и сирийские наемыши против нас были.— Отношения России и Армении испорчены?— Кстати, о начальнике [Владимире Путине]. С этого момента он может считать, что окончательно потерял Армению. Люди этого невмешательства и озабоченности ему не простят. Я думаю, что армяне не подпустят никаких «пророссийских» к власти больше.— Пашиняна никто в России не считает пророссийским.— По крайней мере, всякие Маргариты Симоньяны, которые так активно делали уклон на то, что все решает начальник, толкнули людей к этим выводам.— Но Пашинян-то, может, и прав, что подписал договор? Жизни сберег.— Не было шансов в войне, но он накосячил в другом. И это больше к внутренней повестке. Почему все те, кто пускали дезу, поднимали панику, искали виноватых [в поражениях на фронте], — все эти гондоны (кстати, пророссийские) не сидят в тюрьме из-за пашиняновского «все в рамках закона». Они ездили на линию фронта, нагнетали обстановку, кто-то им давал возможность говорить. А Никол просто пропал на неделю, а вернулся с капитуляцией.— Сам что собираешься делать?— Вылетаю в Москву и начинаю собираться потихоньку. В следующем году я улечу из России и больше никогда не хочу туда возвращаться. Это больше не мой дом.