Заговор Тухачевского
Заговор Тухачевского
В мемуарах сэра Уинстона Черчилля есть такой фрагмент:
«Президент [Чехословакии] Бенеш рассказал мне эту историю в Марракеше, где он посетил меня в январе 1944 года. В 1935 году Гитлер предложил Бенешу уважение целостности Чехословакии во всех отношениях в обмен на гарантию её нейтралитета в случае франко-германской войны. Когда Бенеш указал на договорное обязательство действовать в подобных случаях совместно с Францией, германский посол ответил, что денонсировать договор нет необходимости. Будет достаточно нарушить его в надлежащий момент – если этот момент наступит – простым отказом от мобилизации и выступления. Маленькая республика не имела возможности возмущаться подобным предложением. Она и так уже очень боялась Германии, в особенности потому, что последняя могла в любой момент создать чрезвычайные затруднения и серьезную угрозу для Чехословакии, если бы она подняла и муссировала вопрос о судетских немцах. Поэтому чехи оставили предложение без комментариев, ничего не обещав, и больше года вопрос не поднимался.
Осенью 1936 года президент Бенеш получил от высокопоставленного военного лица в Германии уведомление, что, если он хочет воспользоваться предложением фюрера, ему следует поторопиться, так как в России в скором времени произойдут события, которые сделают любую возможную помощь Бенеша Германии ничтожной.
Пока Бенеш размышлял над этим тревожным намёком, ему стало известно, что через советское посольство в Праге осуществляется связь между высокопоставленными лицами в России и германским правительством. Это было одним из элементов так называемого заговора военных и старой гвардии коммунистов, стремившихся свергнуть Сталина и установить новый режим на основе прогерманской ориентации. Не теряя времени, президент Бенеш сообщил Сталину всё, что он мог выяснить. За этим последовала беспощадная, но, возможно, небесполезная чистка военного и политического аппарата в Советской России и ряд процессов в 1937 году, на которых Вышинский столь блестяще выступал в роли государственного обвинителя» (Уинстон Черчилль, Вторая мировая война – Том 1, Часть первая, Глава шестнадцатая).
Вот так! Черчилль пишет о заговоре с участием маршала Тухачевского, как о факте.
Так был заговор или его не было? Обычно либеральные пропагандисты, рассказывая о невинно репрессированном Тухачевском, уверяют, что якобы материалы, компрометирующие маршала, были преднамеренно сфабрикованы спецслужбами Германии. При этом ссылаются на воспоминания бригадефюрера СС и генерал-майора войск СС Вальтера Шелленберга. Того самого, который возглавлял VI управление в составе Главного Управления Имперской Безопасности (РСХА) и которого прекрасно сыграл Олег Табаков в фильме “Семнадцать мгновений весны”. Ссылаться-то они ссылаются, но цитат из его книги почему-то никогда не приводят.
Давайте посмотрим: что там на самом деле писал генерал Шелленберг. В его воспоминаниях «Лабиринт» действительное есть раздел, который называется “Дело Тухачевского”, и начинается он словами:
«Я вновь возвращаюсь в начало 1937 года. В то время я должен был подготовить для Гейдриха реферат о связях между Красной Армией и командованием германских сухопутных сил. Инициатором такого задания был померанский помещик Янке. До этого я очень поверхностно знал его и не подозревал, что он уже много лет является одной из руководящих фигур немецкой тайной службы» (Вальтер Шелленберг, Лабиринт – раздел “Дело Тухачевского”).
То есть между Красной Армией и командованием германских сухопутных сил действительно есть какие-то связи. И эти связи стали вызывать интерес у руководства службы безопасности Германии.
Рейнхард Гейдрих на тот момент был начальником службы безопасности СД и шефом полиции безопасности Третьего рейха.
«Когда я представил Гейдриху собранный мной материал об отношениях бывшего Рейхсвера (численностью в 100 тыс. чел.) и германского Вермахта с Красной Армией, я ещё не подозревал о последствиях, к которым приведет это событие. И только спустя некоторое время шоры упали с моих глаз. Это произошло в июне 1937 года. Агентство ТАСС сообщило, что заместитель наркома обороны маршал Тухачевский предстал перед военным судом и по требованию генерального прокурора Андрея Вышинского приговорен вместе с восемью другими обвиняемыми к смертной казни. Приговор был приведен в исполнение вечером того же дня. Обвинение гласило: измена родине в результате связей с военными кругами одного государства, враждебного СССР.
Сообщение об этом приговоре принадлежит к наиболее интересным страницам одной из самых загадочных глав истории последних десятилетий, подлинная подоплека которой, как мне кажется, до сих пор не освещена достаточно ясно. И в советской России, и в национал-социалистской Германии прилагалось немало усилий, чтобы окутать дело Тухачевского тайной. Я попытаюсь, опираясь на прошедшие через мои руки документы и на основе событий, очевидцем и участником которых я был сам, внести свой вклад в выяснение этого дела. Для этого мне представляется необходимым бросить взгляд на предыдущее развитие отношений между германской и советской армиями» (Вальтер Шелленберг, Лабиринт – раздел “Дело Тухачевского”).
Шелленберг – человек, на которого ссылаются как на автора спецоперации по дискредитации Михаила Тухачевского, называет случившееся «одной из самых загадочных глав истории последних десятилетий». Далее он пишет:
«Гейдрих получил от проживавшего в Париже белогвардейского генерала, некоего Скоблина, сообщение о том, что советский генерал Тухачевский во взаимодействии с германским генеральным штабом планирует свержение Сталина» (Там же).
Стало быть, не выдумывали немцы никакой операции по дискредитации Тухачевского, а получили через Париж информацию о подготовке государственного переворота в СССР.
«...информация Скоблина была передана Гитлеру. Он стал теперь перед трудной проблемой, которую необходимо было решить. Если бы он высказался в пользу Тухачевского – советской власти, может быть, пришел бы конец, однако неудача вовлекла бы Германию в преждевременную войну. С другой стороны, разоблачение Тухачевского только укрепило бы власть Сталина, Гитлер решил вопрос не в пользу Тухачевского. Что его побудило принять такое решение, осталось неизвестным ни Гейдриху, ни мне» (Вальтер Шелленберг, Лабиринт – раздел “Дело Тухачевского”).
Во-первых, стоит подчеркнуть, что Гитлеру доложили о происходящем именно как о реально готовящемся путче в Москве. Адольф “стал теперь перед трудной проблемой”: поддержать Сталина или Тухачевского. И “если бы он высказался в пользу Тухачевского – советской власти, может быть, пришел бы конец”. Вот, о чём пишет генерал Шелленберг, а не о выдуманной на ровном месте дискредитации командования Красной Армии!
«В соответствии со строгим распоряжением Гитлера дело Тухачевского надлежало держать в тайне от немецкого командования, чтобы заранее не предупредить маршала о грозящей ему опасности. В силу этого должна была и впредь поддерживаться версия о тайных связях Тухачевского с командованием вермахта; его как предателя необходимо было выдать Сталину. Поскольку не существовало письменных доказательств таких тайных сношений в целях заговора, по приказу Гитлера (а не Гейдриха) были произведены налеты на архив вермахта и на служебное помещение военной разведки. [...] На самом деле, были обнаружены кое-какие подлинные документы о сотрудничестве немецкого Вермахта с Красной Армией.
Теперь полученный материал следовало надлежащим образом обработать. Для этого не потребовалось производить грубых фальсификаций, как это утверждали позже; достаточно было лишь ликвидировать “пробелы” в беспорядочно собранных воедино документах. Уже через четыре дня Гиммлер смог предъявить Гитлеру объемистую кипу материалов» (Вальтер Шелленберг, Лабиринт – раздел “Дело Тухачевского”).
Грубых фальсификаций не потребовалось, как видите, хотя подтасовки имели место быть.
В фильме “Место встречи изменить нельзя” есть эпизод: Глеб Жеглов подбросил уголовнику Кирпичу кошелёк и тем самым фальсифицировал доказательную базу. Конечно, капитан Жеглов действовал не по закону и благородный Шарапов был возмущён его поступком, но Костя Сапрыкин, по прозвищу Кирпич, от этого не перестал быть рецидивистом и вором-карманником. Кстати, кошелёк-то он тогда украл, но успел выбросить, то есть преступление действительно было совершено. Просто правоохранительным органам не удалось получить доказательства законным способом, поэтому Жеглов эти самые доказательства сфабриковал.
В случае с Тухачевским немцы, по сути, поступают точно также: им от своих агентов стало известно о заговоре в СССР, Гитлер, по каким-то причинам, решил выдать заговорщиков Сталину, но нет возможности представить улики, не “засветив” при этом свои источники информации, поэтому …. немецкие спецслужбы фабрикуют доказательства.
Кроме Вальтера Шелленберга, события, связанные с делом Тухачевского, подробно описал в своих воспоминаниях ещё один высокопоставленный сотрудник VI управления РСХА – штурмбанфюрер СС Вильгельм Хёттль.
«Гейдрих начал привлекать свою службу к работе против Советского Союза ещё в 1935 году. Вначале она ограничивалась сбором информации за рубежом и от русских эмигрантов, живших в Германии. Эти эмигранты поддерживали тесную связь с парижской эмигрантской колонией, которая, наряду с белградской, была самой значительной в Европе. Через своих агентов Гейдриху удалось установить контакты с её центральным комитетом, находившимся в Париже, в частности с бывшим белогвардейским генералом Скоблиным, женой которого была известная певица Надежда Плевицкая. Эта чета играла большую роль в эмигрантском обществе, хотя и считалась не вполне надёжной. Агент Гейдриха выяснил, что Скоблин поддерживал связь с высшими кругами Москвы. [...] От него Гейдрих в конце 1936 года получил информацию, что Тухачевский намеревался взять власть в свои руки с помощью Красной Армии и избавиться от Сталина и большевистского режима. [...]
Пришла ли Гейдриху первому в голову мысль об осуществлении грандиозной интриги с целью устранения Тухачевского, сказать трудно. Но идея эта появилась ещё до решающей беседы его с Гитлером и Гиммлером. Во всяком случае, перед рождественскими праздниками 1936 года он рассказывал своим коллегам о том, что Тухачевский будто бы намеревается захватить власть в свои руки. Гитлер, так же как и Гейдрих, посчитал целесообразным использовать этот шанс для ослабления советской системы с тем, чтобы потом нанести по ней решающий удар. Напрашивались два варианта действий. Германия могла поддержать Тухачевского и помочь ему ликвидировать большевизм. С другой же стороны, можно было выдать Тухачевского Сталину и тем самым ослабить военную мощь Советского Союза. Оба эти варианта были потенциально выгодны для Германии. Тем не менее, ликвидировать Тухачевского было гораздо проще, чем поддержать его в рискованном мероприятии – попытке сбросить кремлевских вождей. [...]
... не совсем понятно, почему он [Гитлер] не поддержал государственный переворот, замышлявшийся маршалом Тухачевским и преследовавший цель если не полного крушения, то по крайней мере значительного ослабления “врага всего мира – большевизма”» (Вильгельм Хёттль, Секретный фронт - Часть вторая, Глава 5).
Опять то же самое: факт заговора с целью переворота под сомнение не ставится.
Правда, существует появившаяся в 90-х версия о том, что белогвардейский генерал Скоблин якобы был “агентом советских спецслужб”. Но никаких подтверждений этой выдумки на сегодняшний день нет.
«Вся эта операция готовилась с соблюдением строжайшей секретности. А продолжалась она с 1936-го по 1937 год. Гейдрих общался только с непосредственными исполнителями, снабжая их тем минимумом информации, которая была им необходима для исполнения своих ролей. Генерал Беренс рассказывал мне позже о технических деталях подготовки операции. Беренс был единственным человеком, полностью посвященным в секрет. Я близко познакомился с ним во время войны, когда он был шефом немецких СС и полиции в Белграде. [...]
... Беренс просто-напросто проник в архив немецкого Верховного командования.
Обзаведясь необходимой ему оригинальной документацией, Беренс приступил в апреле 1937 года в изолированном помещении управления гестапо в Берлине к изготовлению фальшивок» (Вильгельм Хёттль, Секретный фронт - Часть вторая, Глава 5).
Что из себя представляли фальшивки и для каких целей предназначались – мы уже знаем. Далее материалы были преданы спецслужбам Советского Союза - со всеми вытекающими последствиями.
Уже в 1942 году Гитлер так высказался о деле Тухачевского:
«По поводу происходивших в своё время в СССР событий, и в частности произведенной Сталиным грандиозной чистки генералитета, шеф заметил, что до сих пор так и не выяснено, действительно ли разногласия между Сталиным, с одной стороны, и Тухачевским и его сообщниками – с другой, зашли настолько далеко, что Сталину пришлось всерьёз опасаться за свою жизнь, угроза которой исходила от этого круга лиц» (Генри Пикер, Застольные разговоры Гитлера – 21.07.1942).
Шефом, как вы поняли, Пикер называет Адольфа Алоизовича. И снова очевидно, что факт заговора не вызывает сомнений у фюрера Третьего рейха. Вопрос только в том, насколько далеко собирались зайти заговорщики в отношении руководства СССР.
Ну а самое интересное – это мнение генерала СС Беренса, того самого который фабриковал документы для изобличения намерений Тухачевского.
«... в 1945 году, когда советские армии подошли к Белграду, он [Беренс] поделился со мной своими сомнениями. Изготовленные им фальшивки не давали ему покоя. Поражение за поражением, наносимые русскими войсками немцам, заставляли его задуматься, а не была ли тогда допущена ошибка и не лучше ли было поддержать намерение Тухачевского свергнуть Сталина. Устранение Тухачевского лишь задержало на непродолжительное время реорганизацию советских вооруженных сил, считал он, тогда как большевистский режим остался в неприкосновенности и ещё более укрепился. Сталинская энергия и организаторские способности очень быстро устранили те недостатки в советских вооруженных силах, которые были вызваны аферой Тухачевского. Живой Тухачевский, говорил Беренс, значил бы для Германии больше, чем десяток Власовых. Даже если бы планировавшийся им путч оказался несостоятельным, поскольку Скоблин успел выдать эти планы, Германии надлежало предпринять всё, что было в её силах, для спасения маршала и вывоза его из России» (Вильгельм Хёттль, Секретный фронт – Часть вторая, Глава 5).
Всё ясно как Божий день: Эдвард Бенеш, Уинстон Черчилль, Адольф Гитлер, Вальтер Шелленберг, Вильгельм Хёттль, Герман Беренс прямо или косвенно свидетельствуют, что заговор Тухачевского с целью захвата власти действительно был! И, кстати сказать, в этом нет ничего невероятного: военные перевороты в мире случались много раз, и до 30-х годов ХХ века, и после. А нам со времён Горбачёва внушают: такого не может быть, потому что не может быть никогда. А материалы дела Тухачевского почему-то до сих пор так и не опубликованы...
Ещё раз приведу слова из книги штурмбанфюрера СС Хёттля:
«Гейдрих начал привлекать свою службу к работе против Советского Союза ещё в 1935 году. Вначале она ограничивалась сбором информации за рубежом и от русских эмигрантов, живших в Германии. Эти эмигранты поддерживали тесную связь с парижской эмигрантской колонией, которая, наряду с белградской, была самой значительной в Европе. Через своих агентов Гейдриху удалось установить контакты с её центральным комитетом, находившимся в Париже, в частности с бывшим белогвардейским генералом Скоблиным, женой которого была известная певица Надежда Плевицкая. Эта чета играла большую роль в эмигрантском обществе, хотя и считалась не вполне надёжной. Агент Гейдриха выяснил, что Скоблин поддерживал связь с высшими кругами Москвы» (Вильгельм Хёттль, Секретный фронт – Часть вторая, Глава 5).
С 1935 года немецкие спецслужбы работали против СССР – это пишет человек служивший в СД. В Европе были антисоветские эмигрантские организации. Белогвардейский генерал Скоблин поддерживает “связь с высшими кругами Москвы” и располагает информацией о готовящемся перевороте. А нам говорят, что иностранные шпионы, антисоветское подполье, подрывная деятельность эмигрантских организаций – это всё якобы выдумки Сталина и НКВД. И так же с вредителями. Сегодня, когда говорят о вредительстве в СССР в 30-х годах, то у большинства это вызывает ухмылку. Мол, кто там мог вредить во времена Сталина? Все работали исключительно честно и добросовестно, а НКВД только тем и занимался, что “репрессировал невинных”.
Хотя вопрос вредительства и не имеет прямого отношения к Тухачевскому, но он характеризует обстановку в Советском Союзе в 1930-х годах. Ниже цитаты из воспоминаний выдающегося артиллерийского конструктора Василия Гавриловича Грабина. На всякий случай сообщаю, что книгу «Оружие победы» он написал уже после смерти Сталина. В 1973 – 1974 годах она фрагментами печаталась в журнале «Октябрь», а в полном варианте, без правок и изменений, была издана только в 1989 году.
«... пример, характеризующий уровень производственной культуры на заводе в ту пору.
КБ выдало в цехи чертежи полууниверсальной пушки А-51 для изготовления опытного образца. Я решил проверить в кузнечнопрессовом цехе, как идет дело с заготовками. Долго ходил от молота к молоту, от пресса к прессу, но не мог найти ни одной заготовки. Подумал, что они, видимо, уже отправлены отсюда в механический, но на всякий случай решил зайти к начальнику цеха Г. Н. Конопасову, спросить у него. Тот. подтвердил, что действительно большинство заготовок пошло дальше, а в кузнечнопрессовом оставались только заготовки для ободьев колёс. Объяснил, где они лежат. Я поблагодарил его, затем долго ходил вокруг да около указанного мне места и опять не нашёл. Вернулся к Конопасову. Тот любезно предложил проводить меня. Мы пришли туда, где я только что был, и он, улыбаясь, указал:
– Вот они, лежат как миленькие.
Я не мог поверить: обод должен весить около 40 килограммов, а заготовки были приблизительно килограммов по 1200 – 1300.
– Вы не ошибаетесь? – спросил я.
– Может быть, это заготовки для иных деталей?
Но начальник цеха твёрдо ответил: это и есть заготовки для ободьев колёс.
В других цехах я повидал заготовки остальных деталей и опять был крайне поражен их гигантскими размерами. Вилка станины должна весить приблизительно 17 килограммов, а заготовку для нее сделали килограммов на 140. Выбрасыватель (это деталь затвора) по чертежу не должен превышать 700 граммов, а заготовка около 15 – 17 килограммов. Жуткие заготовки! Чтобы получить из них готовые детали, нужно было чуть ли не девять десятых металла выбросить в стружку. Мало того, что это очень понижает производительность труда и повышает себестоимость, это снижает качество деталей, так как при ковке металл уплотняется к периферии больше, чем внутри, и при термической обработке он также лучше прокаливается на периферии. Следовательно, при механической обработке в стружку уходит лучшая часть металла, а детали изготавливаются из худшей.
Меня это задело за живое: почему кузнечнопрессовый цех на своем первоклассном оборудовании кует такие безобразные заготовки? Чем это вызвано? Оказалось, цеху задают программу в тоннах. Чем больше по весу он выдаст поковок, тем выше его показатели. И кузнечнопрессовый цех из квартала в квартал держал заводское переходящее Красное знамя. Его руководители получали премии, а механические цехи принимали к обработке любые заготовки и безропотно грызли их, расходуя много режущего инструмента и времени» (Василий Грабин, Оружие победы).
Подчёркиваю: это происходит на оборонном заводе, где есть “страшные особисты”. И далее Грабин пишет:
«КБ начало выдавать рабочие чертежи цехам и военпредам. [...] Вскоре в механические цехи стали поступать заготовки. Разметочные плиты были завалены ими, разметчики не успевали размечать. Дело затруднялось ещё и тем, что заготовки были чрезвычайно тяжелы. Управляться с ними удавалось только с помощью мостового крана, тогда как готовые детали человек легко поднимал руками.
Началась обработка заготовок на станках. Горы стружки скапливались возле станочников; подсобницы не управлялись с уборкой. [...] Наконец детали стали поступать на контроль. Как правило, они браковались, ещё не дойдя до приёмщиков военного представительства. Тут же деформировались ручником и сваливались в кучу, а потом их отправляли на шихтовый двор для переплавки в мартеновских печах. Так называемые командные, наиболее трудоёмкие детали ходили по цеху дольше, причём их паспорта были исписаны вдоль и поперёк. Наконец, когда такая деталь поступала на окончательный контроль, её тоже отвозили на шихтовый двор.
Годных деталей почти не было, а в цехах работа кипела. Литейный цех всё лил и лил слитки, их пожирал кузнечнопрессовый цех, который, как и прежде, упорно ковал “слонов” и заваливал ими механосборочные цехи, а те перемалывали и перемалывали их в стружку и в брак. Пока шли мелкие детали, это было ещё не так заметно, а когда пошли крупные, тогда все заметили и заволновались. Директор, технический директор, начальник производства, весь планово-диспетчерский отдел днём и ночью находились в цехах, решая возникшие вопросы – их была тьма-тьмущая. Все находилось в движении, в работе, но механосборочные цехи почти не давали готовой продукции. Цех общей сборки стоял без дела, ожидая поступления механизмов и агрегатов. А их не было» (Василий Грабин, Оружие победы).
«... Артиллерийское управление требовало пушки немедленно, не считаясь с возможностями завода и с условиями производства, а в конечном итоге с собственными интересами.
Металл перемалывали, а пушек всё не было; непомерно огромные заготовки “слоны” – перегонялись на станках в стружку, а вымученные, в конце концов, с превеликим трудом детали получали клеймо контролера “брак” и вместе со стружкой отправлялись на шихтовый двор для переплавки в мартене. Правда, некоторые детали допускались на сборку, но собранные пушки, как правило, не выдерживали контрольных испытаний и возвращались в сборочный цех на доработку. Чрезвычайно напряженная обстановка вызывала нервозность и новые ошибки. Отдел главного технолога стал выдавать заказы на изготовление приспособлений и специального инструмента, но инструментальный цех был маломощен, пришлось часть оснастки заказать другим заводам. Эти поставщики подводили: оснастка поступала от них некомплектно, цехи не могли её использовать, и она лежала на складах. Выходило, что нам помогают, а мы всё равно не даём отдачи, работаем на мартен» (Там же).
Вредительство это или не вредительство – пусть каждый решает сам. Только напомню, что вредительство – это от слова “вред”.
После 1937 года (видимо чистое совпадение) ситуация изменилась.
«В 1937 году, до модернизации, на изготовление пушки Ф-22 уходило 11 895 килограммов металла, а сама пушка весила 1700 килограммов. Расход металла на пушку Ф-22 в 1938 году снизился до 8350 килограммов. А в 1939 году, после завершения этапов модернизации, на изготовление пушки шло всего 6684 килограмма металла – почти вдвое меньше, чем до модернизации. Точно так же и стоимость одного орудия после модернизации уменьшилась ровно вдвое» (Василий Грабин, Оружие победы).
А вот ещё яркий пример того, что никакого вредительства в СССР при Сталине быть не могло:
«Как-то в цехе я обратил внимание на то, что щит пушки что-то уж очень легко поддается рихтовке, то есть правке. Мне это показалось странным: не может закаленная броневая сталь быть такой податливой. Подумал: может быть, щит не закален? Попросил принести паспорт и обнаружил грубейшее нарушение: щит был изготовлен не из броневой стали, а из углеродистой. Ещё больше я поразился, когда увидел, что контролёр ОТК подписал этот паспорт. Попросил пригласить контролера и от него услышал, что директор лично приказал пустить на броневой щит углеродистую сталь. Я не мог поверить ему: углеродистый лист никогда не заменит броневого, а директор хорошо знает назначение щита укрывать орудийный расчёт от вражеского огня» (Василий Грабин, Оружие победы).
Я не знаю: попал ли директор этого завода в НКВД или нет… Но если попал, то сегодня, если его вдруг упомянут в СМИ, не будут рассказывать о том, что описал Василий Грабин, а скажут просто: “был директором передового завода – репрессирован”.
Семья причерноморских адыгов, жители аула Большое Псеушхо Туапсинского района, супруги Казбулет Хачашевич и Чебахан Умаровна Шхалаховы проводили на защиту Отечества девять своих сыновей, трех внуков и невестку. Домой вернулись только два сына и два внука.
Чебахан, подавляя в себе материнские слезы, напутствовала детей твердым призывом «не посрамить чести матери, храбро сражаться с врагами, уничтожать их, как саранчу».
Дождаться возвращения сыновей домой этой славной матери так и не довелось, в августе 1943 года она умерла, не пережив горя-утраты своих детей.
Мы специально поехали в это дальнее село,чтобы почтить память этой необыкновенной матери, привезли ей розы от нашей семьи с Янина Шкребец и от Хагажей Беслан (заочно выполнив его желание)Рассказали Платону историю этой героической семьи. В селе мы не встретили ни одного человека, стояла звенящая тишина, мы открыли затвор на калитке и прошли во двор дома культуры, в глубине которого увидели памятный камень.Наверное, и хорошо,что мы были одни.
Память человеческая должна быть благодарна, тем более, когда дело касается величайших примеров истинного патриотизма, безграничного самопожертвования и верного служения Родине. Имена славных воинов из древнего шапсугского рода Шхалаховых, сложивших головы на полях сражений, навечно вписаны в историю нашего народа, внесшего значительный вклад в победу над фашизмом, как напоминание нынешним и будущим поколениям о том, что любой этнос велик не столько числом, сколько своими делами.