Крутой вираж Марии Веги. Автор «Институтки» писала стихи о Ленине
В мае 1982 года на телеэкраны Советского Союза вышел третий фильм из цикла «Государственная граница»: «Восточный рубеж». Он был посвящен событиям конца 1920-х годов на Дальнем Востоке, где советским пограничникам и спецслужбам приходилось пресекать провокации белокитайцев, а также бороться с эмигрантским подпольем.
Картина с «запрещенкой»
Фильм режиссера Бориса Степанова получился во многом революционным. В картине звучали песни русской эмиграции, появление которых в советской картине до той поры казалось практически немыслимым.
Например, в уста певицы Ольги Разметальской вложили песню на стихотворение «Молитва» («Пошли нам, Господи, терпенье...»). Нередко эти стихи приписывают великой княжне Ольге Николаевне, дочери Николая II, погибшей в Екатеринбурге. Даже поэт Владислав Ходасевич поверил, что «Молитва» принадлежит авторству княжны.
Действительно, Ольга Николаевна переписывала стихотворение, но создано оно в октябре 1917 года поэтом-монархистом Сергеем Бехтеевым. Участник Белого движения, он покинул Россию в 1920 году, жил в Сербии, где работал в эмигрантской газете. В 1929 году он перебрался в Ниццу. Там он оставался до самой своей смерти в 1954 году. Современные поклонники Сергея Бехтеева, правда, предпочитают умалчивать о некоторых особенностях творчества своего кумира. Например, о его ярко выраженном антисемитизме.
«Вино и мужчины — моя атмосфера»
И все-таки больше внимания зрителей привлекла не «Молитва», а «Институтка».
«Не смотрите вы так осуждающе все
На кривлянья голодной кокотки.
Я за двадцать секунд опьянела совсем
От стакана банановой водки.
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Вот осколок былого, кровавый рубин,
Теперь сутенеры — моя атмосфера,
Привет, эмигранты! Свободный Харбин!»
Те, кто слышал «Институтку» в «Государственной границе», не верили своим ушам, ведь в 1970-х годах она считалась подпольной, этаким белоэмигрантским шансоном, который в СССР открыто не может звучать по определению.
Авторы картины к «Институтке» подошли творчески, представив ее в виде, соответствующем сюжету фильма.
В самом известном оригинале фигурирует не Харбин, а Париж.
«Мой отец в октябре убежать не сумел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел, и холодное слово "расстрел" —
Прозвучал приговор трибунала.
И вот, я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера,
Приют эмигрантов — свободный Париж!»
«Самый её знаменитый на слуху до сих пор и в эмиграции, и в России»
«Институтка» написана в очень популярном в России в конце XIX — начале XX века жанре жестокого романса. В основу жестокого романса ложилась история обязательно с трагическим исходом: измена, самоубийство, тюремное заключение, смерть. В общем, ничего жизнеутверждающего жестокий романс содержать в себе не мог.
В 1930-х годах в кругах русской эмиграции царили похожие настроения. Вера в возможность возвращения в Россию улетучилась, многие за рубежом так и не нашли себя и влачили откровенно нищенское существование. Но даже те, кто сумел влиться в жизнь чужой страны, с тоской вспоминали о Родине.
Так что «Институтка», что называется, отражает действительность.
В воспоминаниях звезды русской эмиграции Людмилы Лопато есть такой отрывок: «В Париже я довольно часто устраивала благотворительные спектакли... Вечер назывался "В гостях у Людмилы Лопато". Первое отделение мы решили сделать не просто концертным: действие было объединено единым сюжетом. Сценарий написала для нас Мария Вега — автор нескольких книг стихов и многочисленных комических песенок и жестоких романсов из репертуара кабаре тех лет, — женщина огромного роста, полная и походившая лицом на мужчину. Самый её знаменитый надрывный романс "Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз, джентльмены, бароны и леди..." на слуху до сих пор и в эмиграции, и в России».
Сразу отметим, что есть и скептики, утверждающие, что к моменту написания мемуаров Людмила Лопато была слишком немолодой и могла путаться в своих воспоминаниях. «Институтку» объявляют поздней стилизацией, к которой Мария Вега не имеет никакого отношения.
Выпускница Павловского института
Но есть мелочи, которые все-таки заставляют говорить о том, что автор не просто пытался воссоздать пресловутую атмосферу, но и знал предмет изнутри.
Например, упоминание о «донской валюте». Речь идет о деньгах, запущенных в оборот в конце 1917 года Донским Войсковым правительством. К моменту краха Белого движения «донская валюта» превратилась в почти ничего не стоящие бумажки, а оказавшиеся с этими квазиденьгами за границей эмигранты могли использовать их разве что как макулатуру.
Так кто же такая Мария Вега, единственный на сегодняшний день кандидат в авторы «Институтки», в отношении которого есть реальное указание свидетеля?
Мария Вега, она же Мария Николаевна Волынцева — уникальный человек. Вряд ли те, кто знал ее в молодости как подающую надежды поэтессу эмиграции, мог подумать, что спустя несколько десятилетий она будет писать стихи о Владимире Ильиче Ленине.
Она родилась в Петербурге 15 июня 1898 года. Отцом ее был отставной военный Николай Волынцев. Изобретатель-самоучка, накануне Первой мировой войны он занимался разработкой образцов русского автоматического оружия.
По материнской линии практически все родственники Маши Волынцевой были артистами. Мать — певица, бабушка — актриса, двоюродная бабушка — балерина. Крестной девочки стала знаменитая русская актриса Мария Савина.
Впрочем, с родственниками по линии матушки Маше общаться не пришлось. Ее родительница бросила мужа с дочерью на руках, найдя себе новую любовь.
Николай Волынцев сам занялся воспитанием ребенка, а в 1909 году отдал Машу в Павловский женский институт.
Княгиня Нижерадзе, поэтесса Вега
Когда грянула революция, Марии было 19 лет. Отец, не ожидая от происходящего ничего хорошего, увез дочь в Гагры, поселившись вместе с ней на даче, принадлежавшей давнему знакомому.
Этот маневр Волынцеву удался: жестоких потрясений того времени они избежали. Но к 1920 году стало ясно, что верх берут красные. Изобретатель-самоучка вместе с Марией отправился в Константинополь.
Там девушка впервые смогла увидеть быт тех товарищей по несчастью, кому повезло меньше. Ее сверстницы, вчерашние «институтки», торговали собой, чтобы выжить.
В 1923 году Волынцевы оказались во Франции, обосновавшись в Париже. Мария вышла замуж за князя Нижерадзе, давнего друга отца.
Она хорошо рисовала, и в Париже это превратилось в источник заработка. Начинала с написания копий картин, но со временем ее собственные работы тоже получили признание.
Жизнь русской эмиграции кипела в салонах, где княгиня Нижерадзе была желанной гостьей. Но Мария начала писать стихи, представлять которые от княжеского имени считалось моветоном. Так появился псевдоним Мария Вега, взятый в честь яркой звезды.
В 1930-х годах Мария Вега выпустила два сборника стихов и даже удостоилась собственного бенефиса.
Новый муж, новый курс
Но, помимо стихов, на салонных вечерах звучали также незатейливые песенки и жестокие романсы. К Марии стали обращаться устроители, прося «помочь с репертуаром». Поэтесса Вега считала подобное «низким стилем», но не отказывала. Так однажды и родилась душераздирающая «Институтка», оказавшаяся стопроцентным попаданием в точку.
Сама Мария Вега на пороге необходимости торговать собой никогда не оказывалась. Пережив гитлеровскую оккупацию Франции, она продолжала заниматься литературой, причем не только поэзией, но и прозой.
Вторым мужем Марии Веги стал бывший морской офицер Михаил Ланг. А может быть, и не вторым. Они познакомились, когда Маша была «институткой», а он — курсантом морского училища. Бурный роман, как считают некоторые, мог закончиться заключением тайного брака. Михаил Ланг во времена революции исчез, его считали погибшим, но годы спустя он нашел возлюбленную и воссоединился с ней.
Но еще более интересен другой поворот. Переехав в Швейцарию, Ланги отходят от привычного круга и начинают сотрудничать с изданиями, издававшимися за рубежом Советским Союзом сначала под эгидой комитета «За возвращение на Родину», а затем — Советского комитета по культурным связям с соотечественниками за рубежом.
Писала Мария Вега стихи и об Октябрьской революции, и о Ленине.
Вот, к примеру, такие строки:
«В таком же октябре, быть
может,
Знал Ленин, по лесу бродя,
Что, верные пути найдя,
Краеугольный камень
вложит...»
Возвращение в Ленинград
Сегодня отдельные умники называют такое поведение Марии Николаевны предательством. Непонятно только, кого именно она предала. Она не присягала ни императору, ни Деникину, ни кому бы то ни было еще. Победу Красной армии в Великой Отечественной войне встретила с радостью за Родину. Произвели на нее впечатление и успехи СССР в области науки и техники: первый спутник, полет Гагарина.
Пока одни эмигранты скрипели зубами от ненависти, другие мечтали о том, чтобы вернуться. Решиться на такой шаг людям уже в немолодом возрасте было трудно. К тому же Михаил Ланг, супруг поэтессы, тяжело болел. Умирая, он просил жену развеять прах в России, в Кронштадте, где в юности мечтал о дальних путешествиях и морских сражениях.
В начале 1970-х годов в СССР выпустили книгу Марии Веги. Одно из произведений в прозе прозвучало в советском эфире в виде радиопостановки.
В 1975 году Мария Николаевна Волынцева-Ланг приехала в Ленинград насовсем.
Родных у нее не осталось, и последние годы поэтесса жила в Доме ветеранов сцены. «Убежищем для престарелых актеров» назвала его основательница — Мария Савина, крестная мать Маши Волынцевой. Круг замкнулся.
Мария Николаевна Волынцева умерла в Ленинграде в январе 1980 года.