ru24.pro
Новости по-русски
Август
2020

У нас был свой "момент истины"

У нас был свой "момент истины"

…В романтический ореол вокруг бандеровского трезубца могут поверить только те, кто с ними никогда не сталкивался. Их борьба была бессмысленной и жестокой авантюрой, направленной прежде всего против своего же народа. От рук бандеровцев на Западной Украине погибло больше местного населения, чем было арестовано или выслано за пособничество бандформированиям… Главное их изобретение - схроны. Обнаружить их было очень сложно. Но когда появились служебные собаки, они эти схроны по запаху находили
 
 
588
Кто такие бандеровцы, полковник милиции Николай Перекрест узнал в конце 1944 года, когда 17-летним новобранцем попал в войска НКВД на Западной Украине. Эти подразделения и вели борьбу с вооруженными отрядами украинских националистов. Служба растянулась на 7 лет: только в 1951-м борьба была объявлена законченной. Однако и после этого в лесах еще постреливали, а сельские активисты в Карпатах ложились спать с пистолетом под подушкой. О событиях тех лет отставной полковник рассказывает корреспонденту "Известий" Владимиру ПЕРЕКРЕСТУ. - В романтический ореол вокруг бандеровского трезубца могут поверить только те, кто с ними никогда не сталкивался. Их борьба была бессмысленной и жестокой авантюрой, направленной прежде всего против своего же народа. От рук бандеровцев на Западной Украине погибло больше местного населения, чем было арестовано или выслано за пособничество бандформированиям. - А Кук заявляет, что они "не резали местное население". - Ну да, они в основном расстреливали... Я знал людей, чьих близких уничтожили "лесные братья". У меня друг был, из местных, Ваня Белокурый, первый секретарь Куликовского райкома комсомола. Его родителей и брата бандеровцы расстреляли, сам чудом уцелел. А в 1949 году топором зарубили писателя Ярослава Галана. Они говорят, что убивали только активистов. Но кто такие активисты? Наиболее грамотные, целеустремленные люди. Цвет нации. Вот их бандеровцы и убивали, обвиняя в предательстве украинской независимости. Малейшее подозрение в сотрудничестве с "советами" - и бандеровская служба безопасности (по-украински - "безпеки") выносила смертный приговор. Врывались в дом приговоренного, обычно ночью, расстреливали всю семью, а хату сжигали. Копию приговора оставляли на пепелище. Не случайно Кук ни слова не говорит об этом подразделении. Население жило в постоянном страхе. - И при этом поддерживало "лесных братьев"? - Да не было особой поддержки, разве что в первые послевоенные годы. Потом ситуация изменилась. Сработал целый комплекс мер. Сначала власть показала, что будет с твоими близкими, если ты "уйдешь в лес". Семьи бандпособников стали выселять в Сибирь. Мне довелось видеть, как это происходило зимой 1946 года, когда наша часть стояла в городе Куты. Метель, снег по пояс, машины не могли пройти... Людей везли на подводах, гнали пешими. Плач стоял. Тяжелое зрелище... Тем же, кто не выступал против власти, жилось совсем неплохо. На Западную Украину в послевоенные годы ресурсы направлялись порой в ущерб другим регионам. Край преображался на глазах - я жил там до 1959 года и видел это. Свою роль сыграла и национальная политика. Во всех учреждениях украинский язык был не то что основным, а единственным. В регион направляли специалистов из восточной Украины. У бандеровцев выбили идеологическую почву: народ не нуждался в их защите, ему и так было хорошо. К 1948 году основная масса населения, несмотря на страх, который сеяла "служба безпеки", была уже на нашей стороне. - В чем это выражалось? - В селах создавались отряды местной самообороны. Их называли "истребительными батальонами", а тех, кто в них служил, - "ястребками". Правда, с ними бандеровцы расправлялись особенно жестоко, и чтобы не подставлять ребят, наши потом отказались от этой идеи. У комитетчиков больше стало осведомителей среди местного населения. Были у нас очень эффективные сигнальные устройства. Появились бандеровцы -- нажал человек секретную кнопку, и в штабе полка уже знали, в каком селе бандиты. Кроме того, власть дала шанс многим "лесным бойцам" вернуться к мирной жизни. В 1947-1948 годах было объявлено три амнистии. Многие сдавались, особенно летом 1947-го. Они это называли "сголоситься". На меня как-то вышел один... - Как это было? - В городке Яблонов летом 1947 года мы с сослуживцем наткнулись на какой-то сад, там их много было. Парень только призвался - совсем необстрелянный. Дал я ему свой автомат, а сам дерево трясу. Вдруг слышу шум. Обернулся - два наших автомата лежат на земле, вдали мелькают подметки моего "боевого товарища", а шагах в пяти стоит здоровенный бандеровец и от живота целит в меня из "шмайсера". Немецкие армейские ботинки с высокой шнуровкой, офицерский китель без погон, пилотка с трезубцем, самому лет 30, бравый вид... А мне и страшно, и зло берет. "Решил стрелять - стреляй!" - говорю. "Ого, - смеется, - який смелый. Ты мэни сподобався". Понравился, значит. И вдруг переменил тон: "Я сголоситься хочу, доведешь живым?" Я ответил: до райотдела доведу, а там без меня будут разбираться. Отдал он мне "шмайсер", поднял я брошенные автоматы и пошли. В райотделе написал рапорт, что пленный сам сдался. Что с ним стало, не знаю. Хотелось бы думать, что он и сейчас жив-здоров. - А в целом кто кого переигрывал в военном отношении? - Сначала они. Против нас с 1944 по 1946 год действовали хорошо обученные отряды. Немцы их здорово натаскали. А отступая, оставили им оружие, радиотехнику. После войны снабжали из Мюнхена деньгами - мы не раз находили в схронах пачки долларов. А против бандеровцев воевали только внутренние войска, с армейскими подразделениями у них был как бы негласный уговор: друг друга не трогать. На гарнизоны они не нападали - понимали, что тогда по-другому будут с ними воевать. Мы первое время как салажата были. Леса не знали, фронтовой опыт у многих не срабатывал. В результате несли большие потери, где-то один к трем. Это ожесточило командование. Наград у нас не было, поскольку публично о той войне нигде не упоминалось, и за лично убитого в бою бандеровца стали давать краткосрочный отпуск. Но честно скажу, что если уж сдавался бандеровец, то ради отпуска его не стреляли - отдавали под суд. - А они что делали, когда наших захватывали? - Ну что - убивали. Особой жестокости не было, но живыми от них никто не уходил, и пленными не обменивались. - Можно ли обозначить какой-то переломный момент в борьбе с бандеровцами? - Пожалуй, 1946-1947 годы. "Наверху" наконец поняли, что противник заслуживает серьезного отношения. В наших частях провели реорганизацию: убрали ненужные в тех условиях полковую артиллерию, минометы, противотанковые ружья. Выделили больше автомобилей и радиотехники. Появились специалисты по антидиверсионной работе. И ситуация изменилась. Теперь уже они несли значительные потери. Не помню цифр, но было очень наглядное подтверждение - обширные бандеровские кладбища на окраинах сел. - Они существовали официально? - По сути да. Мы выдавали родственникам тела погибших. По их традиции на могиле погибшего в бою бандеровца ставили березовый крест. И вот из села выйдешь - огромное кладбище, все белое от этих крестов. Одно время какая-то "умная голова" запретила такие захоронения: мол, слишком демонстративно. Кресты приказали сносить. А их каждый раз восстанавливали, да еще и минировали. - Применялись ли какие-нибудь специфические методы в этой войне? - Да, со временем у нас появились свои "приемы". Создавались мобильные группы, которые под видом бандеровцев уходили в свободный поиск. Если натыкались на боевку (так бандеровские отряды назывались) - уничтожали. Очень эффективно. Не было такого шума, как при общевойсковых операциях. Или еще - "вертушки". Это такая спецоперация, чтобы дать подозреваемому проявить себя. Везут задержанных, по дороге под видом бандеровцев на конвой "нападают" наши же сотрудники, знающие украинский язык. Разыгрывали натурально - внезапно, жестко. Для достоверности могли конвоиру и прикладом врезать. А подозреваемых везут не в наручниках и не связанными. Нападающие делают вид, что всех воспринимают как одну компанию: "Ага, попались, москалики!" Наши молчат, готовясь достойно встретить "последний час", а те бьют себя в грудь: "Так мы ж свои, хлопцы!" А хлопцы "не верят": "А у кого работал? А какой он из себя? В каких операциях с ним участвовал? А кто про тебя сказать может? Ну ладно, живи пока". Или водили по лесу: ну-ка, если ты наш, должен знать схроны. Не знаешь - значит, опер, а ну "до гиляки"! Это значит: "на ветку", повесить. Те еще выпаливают фамилии, адреса, о своих делах рассказывают. Потом имитировали расстрел "краснопогонников", так они называли военнослужащих НКВД, и... в лес. А через какое-то время нарываются на наш патруль. Стрельба, погоня, и пленный снова попадает к "москалям". Только знают о нем уже гораздо больше. Очень тонкая игра. Там у нас был свой "момент истины". - А у бандеровцев были какие-то военные хитрости? - Главное их изобретение - схроны. Обнаружить их было очень сложно. Но когда появились служебные собаки, они эти схроны по запаху находили. - Кук утверждает, что там размещались госпитали на 30 коек… - А пятизвездочных отелей у них под землей не было? Своих раненых и больных они приводили на дом к медработникам и говорили: лечи. Не вылечишь - тебе тоже не жить. И те лечили - куда деваться? Впрочем, возможно, высшие идеологи "самостийности" жили в схронах повышенной комфортности, но те, кто ради их идей рисковал жизнью, ютились в землянках, как бобики в конуре.