Валюта для государства рабочих и крестьян

В конце 20-х гг. прошлого столетия руководителям СССР стало понятно, что новая экономическая политика (нэп) провалилась и более не соответствует интересам государства. Это был путь, ведущий к консервации архаического общества, активно сопротивлявшегося любым попыткам модернизации. Впереди была большая война: это было понятно всем, и на Западе, и на Востоке, и главными жертвами этой войны должны были стать государства, не ступившие на путь индустриализации либо не успевшие её завершить. Между тем частные предприятия, появившиеся в период нэпа, относились в основном к категории мелких, в лучшем случае средних, и были ориентированы на производство товаров, пользующихся стабильным спросом у населения. То есть новые советские «бизнесмены» желали получать быструю и гарантированную прибыль и о долговременных (кажущихся рискованными) инвестициях в стратегические отрасли даже и не задумывались: первоначальные затраты были огромны, а период окупаемости – очень велик. Возможно, со временем они дозрели бы и до создания крупных промышленных предприятий, в том числе оборонных. Проблема была в том, что времени у СССР не было. С другой стороны, земля, как и обещали большевики, оказалась в собственности у крестьян, и производство того же зерна, которое в те времена было стратегическим товаром, стало исключительно мелкотоварным. Крупные землевладения, где хозяйствование велось по лучшим западным образцам, были ликвидированы, а многие мелкие крестьянские хозяйства балансировали на грани выживания, средств на приобретение техники, качественного семенного материала и удобрений практически не оставалось, урожайность была чрезвычайно низкой. И при этом в деревнях из-за низкой производительности труда удерживалось огромное количество трудоспособного населения, которого не хватало в городах. На новых заводах и фабриках было просто некому работать. Да и как строить заводы по производству тех же тракторов, комбайнов, грузовых автомобилей в стране, где некому их покупать? Таким образом, выбор у советского руководства был невелик. Можно было закрыть глаза и уши и оставить всё, как есть — и через несколько лет вчистую проиграть войну соседям: не только Германии и Японии, но даже Польше, Румынии и далее по списку. Либо принять решение о срочном и безотлагательном проведении модернизации и индустриализации, ясно понимая при этом, что жертвы будут велики. Исторический опыт подсказывал, что уровень жизни основной части населения любой страны при быстрой модернизации неизбежно падает, а «рейтинг» реформаторов стремится к нулю. И Россия уже пережила это при Петре I, который вплоть до времён Екатерины II даже в привилегированной среде дворянства был персонажем скорее отрицательным, а в простом народе первого императора и вовсе открыто называли антихристом и причисляли к аггелам сатаны. Руководители СССР, как известно, пошли по второму пути, но одного желания, пусть даже и подкрепленного мощным административным ресурсом, было мало. Времени не было не только на разработку собственных технологий, но даже на подготовку кадров, способных их создать – все ещё было впереди. Пока же все это можно было купить: и технологии, и целые предприятия. И в этом, кстати, была не только проблема, но были и потенциальные возможности: Советский Союз мог получить самые современные заводы и фабрики, даже более продвинутые и технологичные, чем те, что имелись в то время в странах, где осуществлялись закупки. Так все и произошло: огромные заводы, каких мало было даже в Америке, по заказу СССР строились в США под ключ, потом разбирались и отправлялись в нашу страну, где их, словно конструктор, собирали заново. Нужны были лишь деньги на их приобретение, а также на оплату услуг иностранных специалистов, которые будут контролировать строительство цехов, осуществлять сборку и наладку оборудования, обучение персонала. Одним из вариантов решения этой проблемы стало изъятие валюты и драгоценностей у населения СССР. Сразу скажем, что советские вожди исходили из вполне логичного предположения, что валюта, золото, драгоценности в то время могли иметься лишь у двух категорий населения страны. Первая – бывшие аристократы и представители буржуазии, которые могли утаить их во время революционной экспроприации. Поскольку тогда считалось, что эти ценности получены путем преступной эксплуатации народа, изъять их у «бывших» можно было «на законных основаниях», а к лицам, пожелавшим сдать их добровольно, репрессии, как правило, не применялись. Вот как описывает свою работу с валютчиками тех лет Ф. Т. Фомин в книге «Записки старого чекиста»: «В 1931 году в Управление пограничной охраны Ленинградского военного округа поступило заявление, что некий Либерман имеет в земле закопанного золота более 30 килограммов и намерен частями переправить его за границу. Выяснилось, что Либерман до революции владел небольшой картонной фабрикой в Петербурге, а после Февральской революции закупил на большую сумму червонного золота в слитках. После Октября его фабрику национализировали, он остался работать на ней в качестве технорука». Эти подозрения подтвердились, и Либерман согласился передать свои сокровища государству. Продолжим цитировать Фомина: «Когда оставшееся золото было изъято, Либерман попросил принять во внимание, что он добровольно сдает свое золото в фонд индустриализации страны. — И пожалуйста, сохраните всю эту историю с золотыми слитками в тайне. Я не хочу, чтобы об этом узнали знакомые и особенно сослуживцы. Я честный труженик и хочу спокойно работать на прежнем месте и на прежней должности. Я заверил, что ему нечего беспокоиться: — Работайте честно, и никто вас пальцем не тронет, никаких ограничений или тем более преследований не будет. Вот так мы с ним и расстались». К рабочим и крестьянам тех лет драгоценности, за редким исключением, могли попасть лишь незаконным путем. Вопреки рассказам о «России, которую мы потеряли» и песням о «хрусте французской булки», в подавляющем большинстве подданные Российской империи золота и бриллиантов и в глаза не видели. И до времени, когда советские граждане смогут покупать золотые колечки и серьги, тоже было ещё далеко. В лучшем случае драгоценности были припрятаны бывшими спекулянтами и мародёрами, в худшем – членами всевозможных анархистских и зелёных банд и отрядов, которые под предлогом «борьбы с контрреволюцией» занимались откровенным грабежом беззащитных людей. Это была вторая группа граждан СССР, которая могла, пусть и не вполне добровольно, помочь индустриализации страны. Вот именно эти категории населения и решили «попросить поделиться». Характерно, что данное решение вызвало понимание и одобрение у основной массы населения СССР. Достаточно вспомнить знаменитый роман «Мастер и Маргарита», автора которого никак нельзя назвать пролетарским писателем. В главе 15 («Сон Никанора Ивановича»), о которой мы ещё поговорим, симпатии М. Булгакова явно на стороне чекистов, которые пытаются «уговорить» несознательных валютчиков сдать ценности государству. Театр из сна Никанора Босого. Иллюстрация П. Линковича к роману М. Булгакова «Мастер и Маргарита» Да и в рассказе о визите Бегемота и Коровьева в магазин «Торгсина» тоже нет даже и следа сочувствия не только к покупателю-лжеиностранцу, но и к всячески старающимся угодить ему «работникам прилавка». Этот роман вообще интересен тем, что Михаилу Булгакову удалось между делом рассказать о двух кампаниях по изъятию у населения иностранной валюты, золота и драгоценностей, необходимых для проведения индустриализации страны. Советские магазины сети «Торгсин» Для изъятия валюты и драгоценностей власти использовали два метода. Первый был экономическим: с 1931 по 1936 год советским гражданам было разрешено приобретать товары в магазинах «Торгсина» (от фразы «торговля с иностранцами»), открытых в июле 1930 года. Расчет был на то, что туда добровольно придут люди, владеющие относительно небольшим количеством золота или иных ценностей. Более того, приветствовались переводы от родственников из-за рубежа: адресаты получали не валюту, а товарные ордера, на которые они могли приобретать товары в магазинах Торгсина. И никаких вопросов от сотрудников ОГПУ (по поводу родственников за рубежом) к счастливым обладателям этих ордеров не поступало. А волшебная фраза «Шлите доллары на Торгсин» открывала путь письмам, отправленным на зарубежные адреса. Торгсин-уведомление Товарный ордер Торгсина Цены в торгсинах были значительно ниже, чем в коммерческих магазинах, но товары там продавались не за советские, а за торгсиновские рубли, которые были обеспечены валютой и золотом. Официальный курс за один торгсиновский рубль составлял 6 рублей 60 копеек, но на «черном рынке» в 1933 г. за него давали 35—40 советских рублей или полдоллара США. Выгоду «Торгсины» приносили поистине огромную. Так, в 1932 году по объёмам поставки валюты эта торговая сеть занимала 4-е место, уступая лишь предприятиям нефтедобычи и внешнеторговым организациям, осуществляющим поставки за рубеж зерна и леса. В 1933 году через торгсины было получено 45 тонн золотых изделий и 2 тонны серебряных. А вот предметы церковной утвари принимать от населения было запрещено, они подлежали конфискации, что вполне логично и понятно: вряд ли возможно было ожидать, что в простой семье хранились и передавались по наследству золотые или серебряные потиры, звездицы, дискосы и так далее. Их, кстати, и в царские времена разрешалось продавать лишь для получения средств для выкупа пленных или для помощи голодающим. Всего магазины этой сети заработали от 270 до 287 миллионов золотых рублей, причем затраты на импортные товары составили всего 13,8 миллиона рублей. И примерно 20 процентов средств, направленных на индустриализацию в 1932-1935 гг., были получены благодаря торгсинам. В торгсине Branson De Cou. Торгсин на Петровке, фотография 1932 г. Описанный в романе Булгакова «Мастер и Маргарита» магазин «Торгсина» располагался по современному адресу: улица Арбат, дом № 50—52. Многим он был знаком как гастроном № 2 «Смоленский». И сейчас там находится гастроном одной из престижных торговых сетей. В романе Булгакова этот торгсин назван «очень хорошим магазином». Коровьев и Бегемот в торгсине, кадр из фильма «Мастер и Маргарита» И действительно, по оценкам современников, этот магазин был лучшим в Москве, выделяясь даже на фоне других торгсинов. Торгсин на Арбате, фотография начала 1930-х гг. Были и другие магазины этой сети: в ГУМе, на первом этаже здания, где находится знаменитый ресторан «Прага», на улице Кузнецкий мост. Всего же в Москве работало 38 магазинов сети «Торгсин». Магазин «Торгсин» на улице Кузнецкий мост (дом 14), фотография 1933 г. По свидетельству немецкого архитектора Рудольфа Волтерса, работавшего в СССР, в магазинах сети «Торгсин» «можно купить все; немного дороже, чем за границей, но есть все». Однако в народе само существование торгсинов, напоминавших о социальном неравенстве, воспринималось негативно, что также отмечено Булгаковым. Коровьев обращается к москвичам: «Граждане! Что же это делается? Ась? Позвольте вас об этом спросить… бедный человек целый день починяет примуса; он проголодался… а откуда же ему взять валюту? А ему можно? А? – И тут Коровьев указал на сиреневого толстяка, отчего у того на лице выразилась сильнейшая тревога. – Кто он такой? А? Откуда он приехал? Зачем? Скучали мы, что ли, без него? Приглашали мы его, что ли? Конечно, – саркастически кривя рот, во весь голос орал бывший регент, – он, видите ли, в парадном сиреневом костюме, от лососины весь распух, он весь набит валютой, а нашему-то, нашему-то?!» Коровьев и Бегемот в торгсине, кадр из фильма «Мастер и Маргарита» Эта речь вызвала сочувствие у всех присутствующих и содрогание у директора магазина. И «приличнейший тихий старичок, одетый бедно, но чистенько, старичок, покупавший три миндальных пирожных в кондитерском отделении», срывает с «иностранца» шляпу и бьёт его «подносом плашмя по плешивой голове». Завершилось всё, как мы помним, сожжением главного московского торгсина, который Булгакову совершенно не жалко. «Театр Никанора Босого» Другой метод изъятия ценностей был силовым и применялся в основном к валютчикам крупного масштаба, которые ворочали не сотнями или тысячами рублей, а миллионами. В 1928-1929 и 1931-1933 гг. они арестовывались сотрудниками Объединённого государственного политического управления (ОГПУ) и содержались в тюремных камерах, пока не соглашались «добровольно» отдать «ненужные» им ценности. Многие, читавшие роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита», вероятно, обратили внимание на описание сна Никанора Ивановича Босого, председателя жилищного товарищества дома 302-бис на улице Садовой, где и находилась «нехорошая квартира» № 50. Это сновидение, безусловно, вошло в «золотой список» снов русской литературы наряду со знаменитыми снами Веры Павловны (роман «Что делать»), Анны Карениной, Татьяны Лариной, Петра Гринева и некоторыми другими. Напомним, что этот персонаж оказался тогда «в театральном зале, где под золоченым потолком сияли хрустальные люстры, а на стенах кенкеты… Имелась сцена, задернутая бархатным занавесом, по темно-вишневому фону усеянным, как звездочками, изображениями золотых увеличенных десяток, суфлерская будка и даже публика». Иллюстрация А. Максимук Затем началось «представление», в котором ведущий с юной помощницей пытались уговорить бородатых (намёк на длительность пребывания в «театре») «зрителей» «сдавать валюту». Многим зарубежным читателям эта глава кажется чистой фантасмагорией в духе Гоголя или Кафки. Однако Булгаков несильно исказил истинную картину происходившего тогда в стране, и строки его романа удивительным образом перекликаются с воспоминаниями Фёдора Фомина, оставленными им в книге «Записки старого чекиста». Судите сами. Ф. Фомин: «Ваше освобождение, – сказали мы ему, – зависит от вашего чистосердечного признания. Ведь никто вам не позволит пользоваться своими миллионами у нас в стране». М. Булгаков: «Артист… сорвал второй залп рукоплесканий, раскланялся и заговорил: «Ведь я же имел удовольствие говорить вчера, что тайное хранение валюты является бессмыслицей. Использовать ее никто не может ни при каких обстоятельствах». А вот как описывает Фомин работу по оценке ценностей, которыми может располагать тот или иной валютчик. Захарий Жданов, бывший банкир, арестованный в Ленинграде по подозрению в хранении валюты и драгоценностей, выдал государству «золотые браслеты, диадемы, перстни и прочие драгоценные вещи, а также валюту и разные акции и облигации – всего на сумму около миллиона рублей». Также он перевёл в фонд индустриализации 650 тысяч франков, лежавших на его счету в одном из парижских банков. Но любовница Жданова утверждала, что ценностей у него спрятано на 10 миллионов рублей. И тогда Фомин пригласил на очную ставку бывших маклеров Петроградской фондовой биржи: «Входят два старика. Одеты богато: пальто с бобровыми воротниками, бобровые же шапки. Уселись они против нас. Я спросил, узнают ли они человека, сидящего перед ними. – Как же не узнать? – ответил один из них. – Кто из финансовых дельцов Петербурга не знал его? Захарий Иванович был человек видный. И средства имел немалые. А ведь из банковских конторщиков вышел! Я задал им ряд вопросов. Оба свидетеля отвечали охотно и подробно. Мне важно было выяснить, какой суммой обычно оперировал Захарий Жданов. И все ответы сводились к одному: не более 2 миллионов. – Может быть, больше? – допытывался я. – Нет, в пределах 2 миллионов обычно вел он денежные дела. А держать какую-то часть капитала мертвым фондом он бы не стал – какой резон! Капитал в обороте – это верный доход. Да и не такой человек Захарий Иванович, чтобы скрывать свои капиталы. Любил он, грешным делом, себя показать… Следствие по этому делу было закончено. Жданова выслали на жительство в Архангельскую область». А вот еще одна очень любопытная цитата: «В управление пограничной охраны Ленинградского военного округа поступило заявление, что дочь бывшего торговца Ш., Генриетта, бежала в Париж, захватив с собой валюту и бриллианты на огромную сумму». В Париже беглянка встретилась с мужем – бывшим белогвардейским офицером, который покинул Россию во время гражданской войны. Информатор сообщил также, что, уезжая, Генриетта оставила в Ленинграде около 30 тысяч рублей золотом. Чекисты навестили отца женщины и обнаружили у него более тысячи пятирублевых золотых монет. Когда против гражданина Ш. было выдвинуто обвинение в сокрытии ценностей и соучастии в незаконном отъезде дочери границу, он предложил в обмен на смягчение наказания передать в фонд индустриализации ещё 24 тысячи рублей, не найденных при обыске. Но самое интересное было впереди: получив обещание прощения, он написал письмо дочери в Париж с просьбой выслать на его имя половину вывезенной за границы суммы. Генриетта оказалась женщиной порядочной и отца в беде не бросила. Фомин рассказывает: «Месяца через два я получаю из Парижа письмо: "Советская Россия. Ленинград, ОГПУ, начальнику пограничной охраны. Товарищ! Я поступила честно. Перевела 200 тысяч франков в Ленинградский госбанк; прошу и вас поступить с моим отцом тоже честно. Генриетта"». В конце главы «Борьба с валютчиками и контрабандистами» Фомин сообщает: «В общей сложности только за три года (1930–1933) пограничная охрана ОГПУ Ленинградского военного округа передала в фонд индустриализации страны драгоценностей и валюты на сумму более 22 миллионов рублей золотом». Много это или мало? Строительство знаменитого завода «Уралмаш» обошлось государству в 15 миллионов золотых рублей, Харьковский тракторный завод был построен за 15,3 миллиона, Челябинский тракторный – за 23 миллиона. С современной точки зрения, можно по-разному относиться к этим методам «добычи» золота и валюты, применявшимся в те годы советским государством и сотрудниками ОГПУ. Нельзя забывать и о других способах получения средств на закупку промышленного оборудования и технологий: от массированного экспорта зерна до продажи музейных экспонатов. Однако следует признать, что партийные функционеры и государственные чиновники не присвоили и не разворовали полученные таким образом деньги – они были использованы по назначению. Заводы и фабрики, построенные на эти средства, заложили основу промышленного могущества СССР и сыграли огромную роль в победе над нацистской Германией и её союзниками. Эти предприятия благополучно пережили войну, но, к сожалению, многие из них в 90-е годы прошлого века были разорены и разрушены другими «реформаторами». Которые, в отличие от руководителей СССР той страшной и безжалостной эпохи, о своих карманах уже не забывали. И новые хозяева жизни получаемые ими в России средства сейчас держат подальше от страны, которую они, видимо, уже не считают Родиной.