Главы Объединенного штаба белорусской оппозиции об одной предвыборной кампании на троих

Три женщины — кандидат в президенты Белоруссии Светлана Тихановская, руководитель предвыборного штаба находящегося в СИЗО бывшего банкира Виктора Бабарико Мария Колесникова и супруга экс-главы Парка высоких технологий Валерия Цепкало Вероника — провели в субботу совместный предвыборный митинг в Бобруйске. Они создали союз трех оппозиционных штабов, чтобы поддержать госпожу Тихановскую — единственного кандидата от оппозиции, допущенную до выборов. Корреспондент “Ъ” Ольга Пашкевич встретилась в Бобруйске с женским трио, чтобы расспросить, почему они считают, что смогут победить на выборах бессменного президента страны Александра Лукашенко.

— Многие из тех, с кем мне довелось здесь разговаривать, считают, что это будет последний срок действующего президента Александра Лукашенко. Вы согласны с этим?

Мария Колесникова: Нет. Скажите, вы считаете, что это возможно?

Светлана Тихановская: Сколько этот срок продлится? Два-три дня?

Мария Колесникова: Ну, или две недели.

Вероника Цепкало: Вы видели, чтобы президент собирал такие стадионы? И мы тоже не видим. В каждом городе, куда мы приезжаем, мы встречаем все больше и больше горящих глаз.

— Как сегодня в Бобруйске? Особенно в сравнении с Могилевым, где, говорят, было не очень много людей.

В.Ц.: Для Могилева достаточно, особенно если учесть, что это город, откуда вышел президент — он из Могилевской области, из Шклова. Мы сегодня увидели большое количество сторонников Светланы, сторонников перемен. Я сама из Могилева, родилась и выросла в нем, и такое количество людей не часто видела вместе.

— Есть регионы, тяжелые для агитации?

М.К.: Вообще, по предыдущему опыту, считается, что именно Витебск и Могилев — пропрезидентские города. А на самом деле, мы и вчера, и сегодня видим огромную отдачу. Главное, насколько люди заряжены, главное, как это работает. Отличие от всех прошлых выборных кампаний состоит в том, что люди чувствуют: перемены уже неизбежны. Сами чувствуют.

— С чем вы связываете такой рост самосознания?

С.Т.: У народа накипело. Нас (белорусов.— “Ъ”) считают памяркоўными («покладистыми, уступчивыми»), мы такие и есть. Но именно в этом году сложились несколько факторов. Во-первых, коронавирус: мы увидели отношение властей к жителям нашей страны. Оказалось, что у нас нет эпидемии, а носящих «намордники» можно оскорблять. Когда президент говорил об одном из первых умерших: «Да, это был пожилой человек, и у него было много болезней». Но так выражаться нельзя: дескать, что он себе думал, с таким-то букетом болячек?! Это пренебрежительное отношение. Если кто-то себе позволяет такое, мы не можем больше голосовать за него.

Еще один фактор — встречи с людьми. И тут важную роль сыграл Тихановский (муж Светланы, блогер Сергей Тихановский.— “Ъ”). Потому что именно он ездил по стране, давал слово простым белорусам. Люди поняли, что можно говорить. Но когда их начали за это сажать, стали штрафовать, они поняли, что что-то здесь не так: ты говоришь — тебя сажают, ты высказываешь свое мнение — тебя рублем наказывают.

— Какой был самый большой штраф, наложенный на участников ваших пикетов? Я читала о том, что платят журналисты: 900–1000 белорусских рублей (27–30 тыс. российских.— “Ъ”) — это, конечно, тяжело.

В.Ц.: Штраф в размере месячной зарплаты человека — реальность. Вы можете представить, что вас схватили на улице, а у нас в Беларуси это вообще норма, и заставили платить?

С.Т.: Мы не просто платим штрафы: нам сказали штраф заплатить, мы взяли и заплатили тихонечко. Нет, мы боремся с этой системой: обжалуем, обжалуем и обжалуем. Помогаем тем семьям, чьих мужей посадили, и они лишились кормильца на 15 дней. Если вы знали Сергея, видели его ролики, могли отметить: у него сумасшедшая харизма. Он дарит свою энергетику людям. Белорусы начали объединяться вокруг него, они стали понимать: я человек, я имею право, мы — нация, не просто каждый отдельно.

Сергей не то чтобы вдалбливал это в головы. Он раскрывал это давно спрятанное чувство единства, которое люди уже забыли.

Дальше был сбор подписей — и опять посадка Тихановского. Арест Сергея в ходе такой смешной провокации — это не пара рядом стоявших человека увидели и всем рассказали, переврав, это видела вся Беларусь. Вышло на арену еще два сильных лидера, с которыми тоже гнусно поступили. Виктора Бабарико посадили ни за что. У Валерия Цепкало забрали голоса. Методами, к которым он привык, президент устранял одного конкурента за другим.

М.К.: Знаете, в шахматах есть такая позиция — цугцванг (когда любой из возможных ходов приводит к ухудшению положения игрока.— “Ъ”)? Власти в какой-то момент пришли к этому. Сейчас, что бы они ни делали, даже если бы ничего не делали — уже все, это абсолютно проигрышный вариант. Просто вопрос времени. Это может произойти 10 августа, может 23 августа, а может в сентябре, но исторический процесс начался.

— Вы не боитесь того, что развитие событий приведет к революции?

М.К.: Ну, вы же видите, что мы мирные люди.

— «…но наш бронепоезд стоит на запасном пути»?

М.К.: У нас — нет. Мы только за мирное выражение своего несогласия.

В.Ц.: Я бы хотела сказать об экономических показателях нашей страны. Посмотрите на ВВП, на среднюю зарплату по Беларуси: действующая власть так и не смогла сделать среднюю зарплату в $500 (давнее обещание Александра Лукашенко.— “Ъ”). Во всех странах ВВП растет, у нас он падает. Посмотрите, какая часть бюджета тратится на военных, на силовые структуры. Зачем такой маленькой Беларуси столько военных и силовиков? От кого мы пытаемся защититься? От кого он пытается защититься? От своих людей, от белорусов?

Знаете, за 26 лет всем это надоело. Все понимают, что пора, должна произойти смена власти. Мы хотим видеть новых людей, новые лица на нашей политической арене.

Это хамство, которое мы слышим со всех государственных телеканалов,— нас называют мошенниками, шелудивыми, и это на уровне президента! Просто в голове уже не укладывается. Оскорбления за оскорблением, особенно на протяжении последних десяти лет. Мы устали от всего этого.

— Как вам вообще дается такой ритм, по три города в день? Это же невозможно.

М.К.: Возможно. Вот мы, живые, сидим, разговариваем. Голос чуть-чуть подсел, но…

С.Т.: Вы не представляете, каково это: мы приезжаем в каждый новый город и видим людей, которые пришли посмотреть на нас, послушать. Которые хотят того же, что и мы. Это так вдохновляет! И это вдохновение держится до следующего города. Да, мы попадаем на место ночлега и засыпаем без задних ног. Но просыпаемся опять с верой. С верой в то, что мы победим, в то, что это нужно белорусам.

М.К.: А еще знаете, что я замечаю?

В людях, которые приходят на митинги, нет ненависти. Мы видим любовь, поддержку и уважение. Белорусы почувствовали себя людьми, чувство собственного достоинства стало для них ценностью.

Люди, которых мы видим, из абсолютно разных социальных слоев, разного возраста, у них наверняка разные интересы. И каждый из них понял, что именно сейчас он белорус и хочет жить в свободной стране. Это витает в воздухе.

— Светлана, вас не смущает тот факт, что вас постоянно сравнивают с «Евой» Хаима Сутина? Кстати, он умер 9 августа 1943 года, и единственным человеком, который шел за его гробом, был Пабло Пикассо.

М.К.: Это так символично! Все началось с «Евы»: первое, что власть сделала против Виктора Бабарико,— арестовала картины (Белгазпромбанк выкупил работу Хаима Сутина в 2012 году на Sotheby’s за $ 1,8 млн.— “Ъ”), ту самую «Еву». У нас есть много фотографий на фоне картины. Светлану часто сравнивают с ней, они похожи внешне. А весь процесс называют не революцией, а «евалюцией». Есть даже хештег — #евалюция.

— Поэтому я и спрашиваю: Светлана, вам не хотелось бы оставаться самой собой?

С.Т. А я и останусь самой собой. Любого человека могут сравнивать с кем угодно. Так совпало: есть Ева, есть картина, а есть я, такая же темненькая,— что в этом плохого?

— Если все-таки вы не выиграете выборы, останетесь в Белоруссии? Многие считают, что это по-настоящему опасно.

М.К.: Да и сейчас опасно, чем нас только сейчас не пугают.

В.Ц.: У нас в принципе опасно иметь другую точку зрения. Есть только одна, она же «правильная» — точка зрения руководства страны. Даже сейчас, когда мы высказываем альтернативную — это опасно. И вы видите методы, которыми пользуется действующая власть, как она избавляется от конкурентов. Подходят любые.

— Вероника, почему вы отправили детей в Россию?

В.Ц.: За последнее время поступило несколько сигналов из органов о том, что моего супруга планируют задержать. Для него решение уехать далось очень сложно, больше я настаивала: понимала, что не могу оставить боевых подруг. Муж очень долго колебался, он не хотел уезжать.

— Но Светлане удалось переправить детей в «нейтральную европейскую страну», как пишут СМИ.

С.Т.: Я готовилась заранее. Не то чтобы заранее: когда мне поступила угроза по телефону, я предприняла действия по вывозу детей. Мне помогли, удалось их вывезти, как вы выражаетесь, в нейтральную зону. Тогда еще кампания не была такой бурной, как сейчас, но я уверена, что если бы мы этого не сделали, до моих детей точно добрались бы. Это произошло совсем недавно, в июле.

— Как в такой маскулинно-брутальной стране, как Белоруссия, стало возможным появление женского триумвирата?

В.Ц.: Никто не ожидал. У нас многие журналисты спрашивали: «Вы рассчитывали этот ход, планировали его?» Конечно, никто ничего не планировал. В Беларуси настолько непредсказуемая политическая ситуация, настолько все быстро меняется, что никто не ожидал, что мы станем на место наших мужчин, подставим свое женское плечо.

Наша сила как раз в женской солидарности. Это редкий случай не только в Беларуси, но вообще на постсоветском и европейском пространстве.

М.К.: У нас была такая шутка с самого начала кампании: мы что-то делаем, власть ставит преграды, мы ищем решение, это работает, власть опять ставит преграды, и так каждый раз. Мы смеялись: у нас абсолютно сумасшедший agile (гибкость в принятии решений.— “Ъ”) в самой системе штаба. Это правда: утром проходит планерка, там мы принимаем какие-то решения, в течение дня они могут полностью поменяться на другие. Нас спрашивают: «Почему вы ничего не делаете с точки зрения безопасности?» Кроме того, что мы не брали телефоны в переговорные комнаты (чтобы избежать прослушки.— “Ъ”), больше вообще ничего не делали. Нам говорят, мы должны себя защищать, ставить противошумные устройства. Мы отвечаем: зачем? У нас так быстро меняются планы…

В.Ц.: И ничего противозаконного мы не делаем, чего нам бояться и прятаться?

М.К.: Да и тупо на расшифровку они (спецслужбы.— “Ъ”) потеряют больше времени и сил. В день, когда не произошла регистрация кандидатов, у нас поздно вечером опять была большая планерка. И я около 22 часов позвонила Веронике, Светлане, мы договорились встретиться в 9:30. То есть прошло меньше 12 часов — так принимаются решения.

— Можно сказать, что символ кампании, белая лента — это противопоставление цветным революциям, оранжевой на Украине, революции роз в Грузии?

В.Ц.: Мы вообще не говорим про революцию. Мы просто хотим открытых, демократических, честных выборов — один раз за 26 лет. Белая лента — не призыв к революции, это всего лишь символ.

М.К.: Ребята, которые ее придумали, изучили все возможные символы мирных протестов за последнее время. Белый цвет есть в одежде у каждого человека, это не шапку и не майку купить — просто что-то повязать на руку. Молодежь может надеть белый браслет, а людям элегантного возраста, возможно, сложно пойти и найти тот ларек, где он продается. В этом случае они могут сделать браслет из марли. Такой браслет везде виден. Это очень практическая штука, абсолютно не связанная с движением белоленточников (белая лента была символом протестов в России в 2011–2012 годах.— “Ъ”).

В.Ц.: А еще белый — цвет чистоты, чего-то нового, жизни. Мы хотим, чтобы в Беларуси началась новая жизнь, другая жизнь.

— Как вы думаете, связаны ли ваши успехи с тем, что в стране выросло новое поколение, которое не застало 90-х, борьбы за выживание и так далее?

С.Т.: Возможно. Сейчас люди стали больше путешествовать, появился интернет. Молодежь понимает, что в других странах живут по-другому, и мы можем точно так же. Некоторые облегчают себе жизнь тем, что уезжают в поисках лучшей страны, более свободной и безопасной. А некоторые остаются и хотят вместе с нами что-то изменить.

В.Ц.: Мы на пикетах встречали очень много молодых людей, которые говорили: «Мы родились при этом режиме, взрослели, выросли при нем. И хотим попробовать что-то новое. Наши мамы и бабушки часто говорят: вот, вы не знаете, что такое другой президент! Он может захотеть войны, или чтобы нас Россия поглотила, или чтобы в стране стояли войска НАТО. Но мы-то видим, что все не так. Мы просто хотим попробовать другую жизнь». Ко мне несколько людей подходило со словами: «Я родился и вырос при Лукашенко. Я хочу это изменить». Потому что главное качество в современном мире — это способность меняться. И в том числе способность менять действующую власть.

М.К.: А еще очень важный момент — самый последний кровавый протест был в 2010 году. Десять лет — почти два поколения. С 1996 по 2010 годы по четыре-пять раз в год в Беларуси случались массовые акции протеста, где применялось насилие. И естественно, людей в этом воспитывали, они знали запах крови. А те, кто сейчас приходит на площадь, не знают, что это такое. Последние десять лет людей не били. Да, их загоняли в автозаки, но это все-таки точечные действия: в 2010 году около 1000 человек одновременно укатали в асфальт.

Это поколение, о котором говорят мои боевые подруги, не знает, что такое быть битым.

Как это страшно, когда тысяча омоновцев стоит и дубасит в щиты — действительно страшно! Но новое поколение этого не знает. Беларусь изменилась, и такого насилия, как было в 2010 году, уже быть не может. Мы обращаемся к силовым структурам и говорим: пожалуйста, не идите на преступления против своего народа.

— Насколько велика ваша команда сейчас?

М.К.: Около сотни человек. Совсем ближний круг — человек 25.

— Вы каждый вечер так: прежде чем поселиться в отель, ездите, наворачиваете круги (беседа происходила в автомобиле, после окончания митинга.— “Ъ”)?

С.Т.: У нас очень сильная команда охранников, они очень щепетильны. Может быть, почувствовали какую-то опасность.

— Мария, вы обмолвились, что проголодались. Вам удается поесть трижды в течение дня?

М.К.: Да, хотя в основном это и хот-доги. Все-таки выступления забирают очень много сил, должен быть режим: сон, вода и еда. Ну и хорошие люди рядом. И все это у нас есть. А спим мы как младенцы. Просто ложимся на подушку — и до следующего утра.

— Что первое вы сделаете 10 августа, когда будут объявлять официальные результаты?

С.Т.: Будем праздновать победу!

М.К.: Уже закупаем просекко.

С.Т.: Говорят, что в этот день стране не хватит шампанского.