"Офицеры уже не вмешивались, когда солдаты проклинали Гитлера": ветеран вермахта - о последних днях в сталинградском "котле" 1942 года

К концу 1942 года свыше 100 000 солдат и офицеров вермахта оказались в окружении под Сталинградом. Они ожидали обещанной помощи от Гитлера, но ее так и не последовало. Германская армия и их союзники были фактически принесены в жертву и брошены на выживание. Что же происходило в рядах фашистов, когда всякая надежда была потеряна? Интервью участника тех событий - далее.

В течение нескольких месяцев Ганс Эрдманн Шенбек «варился» в сталинградском "котле". Ему повезло. Будучи офицером танковых войск, его, тяжело раненного, эвакуировали на одном из последних самолетов из окруженного города. Недавно 95-летний ветеран рассказал правду о происходившем аде вокруг.

Когда вы поняли, что спасения не будет?

- Я почувствовал это со всей ясностью на Рождество 1942 года. Рождественским вечером я надел белую рубашку. Даже не помню, как побрился, ведь растопить снег и нагреть воду было попросту нечем. Повязал галстук и пошел от норы к норе, вырытых посреди степи, в которых жили мои солдаты. Мы молились и пели песню «Тихая ночь, святая ночь». Кругом все плакали и не могли остановить слез.

В это время немецкая танковая армия извне пыталась прорвать кольцо окружения вокруг Сталинграда. У вас оставалась надежда?

- Ночью, под утро, я вышел в поле один, глянул на небосвод и увидел луну. Тогда я подумал: «Черт возьми, мои отец, мать, братья и сестры видят эту же луну дома». В ту ночь канонада войск, которые должны были нас освободить, перестала приближаться. В течение следующих 2-3 суток шум боя ослабевал все больше и больше. Это был канун Рождества, когда я и все мои подчиненные поняли, что мы больше не вернемся домой.

Как вы и ваши люди отреагировали на это?

- Мы почувствовали невероятную ярость из-за того, что были преданы и брошены. От мыса Нордкап в Норвегии до Африки в 1942 году по радио транслировалась рождественская передача, в которой говорилось, что «наши доблестные солдаты в Сталинграде идут в наступление, победа близка». На самом деле я знал, что те бедолаги, которые сражались в уличных боях в городе, погибли напрасно. Тогда во всей армии возникло отчаяние и гнев такого масштаба, которого и представить себе невозможно. Офицеры, а я ведь тоже был молодым лейтенантом, больше не вмешивались, когда люди проклинали Гитлера.

23 августа 1942 года вермахт начал наступление на Сталинград. Что вы чувствовали, когда получили приказ о проведении операции?

- Мы знали, что грядет тяжелое сражение, но понятия не имели, чем для нас станет Сталинград. Мы не выдержали испытание на прочность. Мы подумали: «Сделаем это, как до этого не раз делали в других странах».

Вам было тогда 19 лет?

- Так точно. Из-за неудач более старших офицеров мне отчасти пришлось отвечать за танковую роту. В наши дни это немыслимо: такой молодой человек и с такой огневой мощью в руках.

В начале операции немецкие войска смогли стремительно подойти к городу благодаря танковым войскам, к которым вы принадлежали?

- Когда едут 50 танков, все разбегаются. Это ужасный психологический момент. Так как мы продвигались в полном боевом порядке, нам удалось довольно легко вклиниться в южную часть города. Мой отряд занял Южный вокзал. Хотя советские солдаты яростно защищались, для нас это все равно было делом полутора суток. Затем мы отступили, потому что танкам тяжело маневрировать в тесноте города.

Красная Армия переломила ситуацию в конце ноября 1942 года?

- Да. Это было ужасной неожиданностью. Русские, благодаря мудрой стратегии и отличной тактике, сумели в течение трех дней застать нас врасплох. С тех пор у каждого из нас изменилось мироощущение.

Боялись плена?

- Ранее, летом 1941 года, я участвовал в Уманской операции на Украине. Там русская армия попала в большой котел. Это были невероятно ожесточенные бои. В итоге почти 200 000 русских попали в плен. Когда я сидел на своем танке и смотрел на бедолаг, проходящих мимо нас в длинных вереницах, я думал: «Боже мой!» И эта мысль опять пришла мне в голову в Сталинграде: «Теперь моя очередь, теперь я бедняга!»

Согласно национал-социалистической идеологии, советские противники были «недочеловеками». Вы тоже так считали?

- Для меня не существовало «недолюдей»! Мне очень повезло, что мои родители с самого начала были против национал-социализма. В школьные годы отец не раз объяснял мне: «С этим необразованным человеком во главе государства ничего путного не выйдет». Но мне пришлось идти призывником. Меня никто не приглашал на канцелярскую работу. Другого варианта не было.

Вы боялись войны и смерти?

- Страх, который я испытал в первые 2-3 дня на боевом дежурстве, был подобен удару электрического тока. Он прошел сквозь меня, поначалу я не мог этого выносить. Но после недели боев у меня появилось ощущение, что вернусь домой живым. Я вырос в Силезии, где сильны охотничьи традиции. И отлично справлялся со своим танком. Тогда все решало мастерство экипажа и спортивный азарт. Но я еще не задумывался, что придется стрелять в живых людей. Будучи офицером, я отвечал за многих людей. Когда битва заканчивалась, приходилось хоронить погибших товарищей. Но в Сталинграде мерзлая земля не всегда это позволяла. На меня ложился тяжелый долг писать похоронки женам и родителям погибших.

Что вы, будучи молодым офицером, знали о противниках из Советского Союза?

- О Красной Армии как боевой единице мы вначале почти ничего не знали. Нам, танкистам, сказали, что мы все равно их превосходим. И что нам не нужно бояться русских танков. Но когда мы еще в самом начале увидели широкие следы русского танка Т-34, то кое-где от испуга зашевелились волосы. В первом бою мой танк внезапно остановился. Механик-водитель вылез из танка и плача пошел прочь. А ведь это был надежный капрал, уже получивший Железный крест. Он сошел с ума оттого, что советские Т-34 стреляли в купола наших танков, где была голова командира.

Несмотря на безнадежную ситуацию в Сталинграде, у вас все еще была надежда на «окончательную победу» Германии?

- Случилось так, как предсказывал мой отец: мы проиграли. Сталинградский "котел" с психологической точки зрения для меня оказался не таким уж и тяжелым. Но это было невыносимо для товарищей, которые оставили дома детей, невест и жен.