Конституция, преемник и стиль работы. Эксклюзивное интервью Владимира Путина

– Здравствуйте, Владимир Владимирович, – Добрый день. – 20 лет назад здесь с вами записывали интервью. Сейчас, спустя 20 лет, что видите из этого окна, что стало с Россией за эти 20 лет? – 20 лет назад — мы все об этом хорошо знаем, просто предпочитаем об этом не говорить, и правильно — страна стояла у очень опасной черты: возможного коллапса или развала. Экономика была в тяжелом состоянии, безработица ужасно большая. 40 процентов граждан жили за чертой бедности. Инфляция в начале 90-х, в начале 2000-х годов измерялась десятками, а то и сотнями процентов. Наши резервы составляли 9,5-12 миллиардов, а долг 124-145 миллиардов. Было очень тяжело. И людям было очень тяжело. И сейчас непросто, конечно. Но такой ситуации, когда даже военным не выплачивали денежное довольствие, и пенсии задерживали месяцами, зарплату не платили годами — сейчас тоже бывают сбои, но ничего подобного по масштабам, конечно, нет. Но все-таки у нас не только изменилась ситуация, страна практически стала другой. Мы восстановили нашу военную, вооруженную составляющую. Россия заняла достойное ее место в международных делах. Мне казалось, что после прекращения существования Советского Союза, исчезновения идеологических противоречий с Западом, наступит время всеобщего благоденствия. И только когда я стал директором ФСБ и когда начал читать закрытые материалы, мне стало очевидным, что с нами очень часто ведут нечестную игру. В основе этой игры лежит попытка как минимум сдержать Россию, не позволить ей укрепляться изнутри, держать ее в полуразваленном состоянии, чтобы дергать за ниточки, управлять. – Точка отсечения — это события на Украине? – Нет, это события на Кавказе. – Можете вспомнить с ходу сложное решение, которое было принято вами здесь, в Кремле? – Надо только посмотреть, сколько было сложных решений за эти годы. – Вы хоть иногда можете позволить хоть иногда просто отвлечься, отключиться, и чтобы никого не видеть и не слышать. Это вообще возможно? – Прежде всего, операторы Генерального штаба всегда со мной, рядом, на расстоянии нескольких секунд. Все-таки главы государств всегда должны быть на связи. Всегда, круглые сутки. Это просто обязанность. В этом смысле — нет. Но все-таки за годы работы я научился вести себя таким образом, что когда есть несколько свободных часов, я могу заниматься тем, что мне нравится, например, спортом или почитать, музыку послушать. – Сюда, в рабочий кабинет, могут попасть поделки ваших внуков, что они вам дарят? Могут ли они вам сюда позвонить и дозвониться? – Дозвониться могут. Они дозваниваются. Кое-что они мне дарят, у меня есть, но не в рабочем кабинете, а, скажем, в комнате отдыха. – Часто удается с ними пообщаться или совсем редко? – Редко. Но я с ними общаюсь, конечно. – Мы каждый раз, когда находимся с вами в этом кабинете, видим, вы выходите из этой двери, это секретное какое-то помещение? – Нет, там столовая и комната отдыха. И еще один кабинет, где я работаю с документами. – А можно увидеть, что там находится? – Да, пожалуйста. Но я предупреждаю вас, я не готовил там ничего… – Рабочая атмосфера… Пальто ваше здесь. – Портрет моего отца, он служил в Севастополе, на флоте, на подводном. А это малый кабинет, где я с документами работаю. Вы здесь, наверное, первый, кому я это показываю. Тот кабинет на виду, где я провожу рабочие встречи. А тут в основном с документами работаю. Я иногда заканчиваю достаточно поздно. – Во сколько? – В полвторого, в два ночи. – Часто тут ночуете? – Почти всегда. – А вы аскет? Вы аскетический образ жизни ведете? – Если это выставляется напоказ, этот аскетизм, не думаю, что это является примером для подражания, но уж совершенно точно, на что нужно ориентироваться, — представители органов власти любого уровня должны понимать, где они живут, они должны исходить из того, что сотни тысяч людей в нашей стране живут очень скромно. И для чиновников, которые призваны служить людям, неприлично выпячивать напоказ свое благосостояние. – На ваш взгляд, политическая система страны, которую сейчас, я так понимаю, реформируют, в том числе благодаря предлагаемым изменениям Конституции , насколько она устойчива? – Нам есть еще над чем работать. Политическая система страны должна иметь много точек опоры, она не должна опираться только на главу государства. Она должна развиваться вместе с обществом, вместе с государством. Именно поэтому, кстати говоря, я и предложил совсем недавно поправки в Конституцию. – Можно ли говорить о том, что некое закрепление уже достигнутого, чтобы дальше это достигнутое не подрасшатали? – Мне не хочется думать такими категориями, что кто-то будет намеренно раскачивать нашу политическую систему, хотя она должна, безусловно, иметь определенные внутренние гарантии, гарантии самосохранения. Нам всем нужно думать над тем, чтобы эта система была устойчивой, как к внутренним, так и к внешним шокам. – Представить, что Макрон, Меркель, Трамп куда-то приезжают и вникают в какие-то детали, очень сложно. Вы все 20 лет это делаете. Приезжаете в такие места. Зачем вы это делаете? – Я считаю, что нет ничего важнее работы с людьми. Если человек приходит на государственную службу, он приходит, чтобы служить государству. А что такое государство? Это люди прежде всего. Не менее важно работать с каждым конкретным человеком, если это удается сделать. Потому что возникает чувство доверия к тому, что делает государство в целом. Я чувствую себя в среде рядовых людей очень комфортно. Это в известной степени моя среда, потому что я из очень простой рабочей семьи, и несмотря на то, что достаточно долго нахожусь на различных должностях, самых высоких в государстве, все-таки когда я попадаю в эту свою среду, чувствую себя там, как дома. – Часто звучит упрек, что вы практически никогда не наказываете провинившихся. – У каждого свой стиль, у меня сложился свой. – Существенная проблема для общества – коррупция. Вы на пресс-конференции сказали, что иногда даже сами не знаете, что с этим делать. Убираешь одних, поскольку они замешаны в непонятных делах, ставишь других тоже начинается, но с этим нужно же что-то делать, что делать? – Количество антикоррупционных дел, которое увеличивается, говорит о том, что их не то чтобы стало больше, выявляемость стала лучше. Вопрос — в уровне этой коррупции. Мы делаем все, для того чтобы снизить ее до минимальных значений. – Вы первым, безусловно, на мировой арене начали достаточно жестко заявлять о важности национальных интересов. – Вы знаете, был период, когда Россия, как это ни грустно сказать, не смела заявить о своих национальных интересах. И то, что мы начали делать это с начала 2000-х годов, я уверен, здесь нет ничего а) необычного, б) запредельного и не отвечающее мировой практике. Мы начали говорить о наших национальных интересах. Это часть моей работы, между прочим, защищать интересы нашей страны и наших граждан. А защита национальных интересов, в том числе, предполагает поиск приемлемого компромисса для наших партнеров, вот из этого я всегда исходил и исхожу. – В России все уже привыкли к тому, что каждый год у нас были крупные спортивные мероприятия. Большое спортивное наследие — будет ли оно загружено, если да, то как? – Я просто уверен, что оно будет эффективно использоваться. Важно не только материальное наследие, важны не только стадионы, трассы для лыж и так далее, больше должно быть культурных, спортивных мероприятий, которые призваны объединять страны, людей, народы, а не разъединять их. – Оголтелая подчас критика, которую вы слышите, не обидна вам? – Нет, я давно к этому привык. Это неизбежно, таковы законы развития любого общества. Всегда есть люди, которые думаю иначе, чем ты. У нас в народе есть очень хорошее выражение: мягко стелет, но жестко спать кладет. Вот это, мне кажется, вполне наш стиль. – Крым – это одно из ключевых событий 20-летия, по некоторым меркам вообще ключевое. Но вот приобрели Крым и потеряли практически Украину. Ссора такого масштаба того стоила? – Во-первых, Крым всегда был нашим. Даже с юридической точки зрения. Во-вторых, мы не приобрели. Народ, проживающий в Крыму, принял решение воссоединиться с Россией. А это высшая степень проявления демократии — хочу напомнить всем заинтересованным наблюдателям. А если это так, то с этим нужно просто что? Согласиться. И относиться к этому решению с уважением. И наконец, третье: мы ведь не поругались с Украиной, у нас разошлись взгляды с теми, кто сегодня находится у власти на Украине. Украина и украинский народ как был нашим братским народом, так и останется на века. – Рано или поздно сюда в Кремль приедет, кто бы он ни был, новый президент Украины, как это раньше было самим собой разумеющееся? – Я думаю, что это неизбежно. Конечно, это произойдет. Вопрос — когда? Но мы подождем. – Зеленский пока по крайней мере грубых заявлений не позволяет, но тем не менее мы слышали крайне неудачное высказывание по поводу Второй мировой войны. – Умалять значение того, что сделано украинским народом в ходе Великой Отечественной войны, а именно это и было сделано действующим президентом страны, — это нанести серьезную моральную рану всем, кто дорожит героическим прошлым украинского народа. – Вы сейчас куда направляетесь, если не секрет? – Я сейчас направляюсь, если сказать по-честному, еще в один кабинет. Еще немножко поработать. – Если вкратце, в нескольких словах для вас что Отечество? – Отечество – это Россия. Это наши люди, наш народ, наша история, наша культура, наши достижения, которыми мы все гордимся. И наши дети, и будущее. Вот чего бы не было сделано в предыдущие столетия и десятилетия, мы, опираясь на это, всегда должны смотреть только вперед. И тогда мы будем успешными. – Владимир Владимирович, так получилось, что мы с вами последний раз встречались 23 февраля, в День защитника Отечества. Непростые, конечно, месяцы мы пережили. Сегодня День России. Вот, на ваш взгляд, на этом этапе удалось защитить Отечество? – Безусловно. По количеству заболевших коронавирусом мы занимаем, по-моему, третье место, а по количеству погибших, к сожалению, я приношу соболезнования всем, кто потерял своих близких, это один из самых низких показателей в мире. Поэтому, без всяких сомнений, нам, в целом, удалось выполнить задачу, которую мы перед собой ставили – защитить граждан России от этой инфекции. – Скоро у нас очень важные и большие политические события. Впервые за почти уже 30 лет в Конституцию могут быть внесены очень существенные изменения. Учитывая тот опыт, который мы получили за несколько месяцев пандемии, как вы считаете, актуальность поправок стала еще выше? – Да, именно так. Действующая Конституция принималась в особый период, в условиях острейшего внутриполитического кризиса, когда танки стреляли по парламенту и по Москве шли боестолкновения с жертвами. Сегодня, слава Богу, стабильная внутриполитическая ситуация. Но есть и другие вещи, связанные с нашим суверенитетом. При создании Советского Союза в договоре было прописано право выхода, а поскольку не была прописана процедура, то возникает вопрос: если та или иная республика вошла в состав Советского Союза, но получила в свой багаж огромное количество российских земель, традиционно российских исторических территорий, а потом вдруг решила выйти из состава этого Союза, но хотя бы тогда выходила с тем, с чем пришла. И не тащила бы с собой подарки от русского народа. Ведь ничего из этого не было прописано. Я абсолютно убежден в том, что мы правильно делаем, что принимаем поправки к действующей Конституции. – Одна из поправок, внесенных депутатами, подразумевает, что у вас появится возможность баллотироваться еще на один срок. – Вы знаете, я сейчас скажу абсолютно откровенно. Если этого не будет, года через два, я знаю это по собственному опыту, уже вместо нормальной ритмичной работы на очень многих уровнях власти начнется рыскание глазами в поисках возможных преемников. Работать надо, а не преемников искать. – Вы для себя сейчас какое-то решение приняли? – Я для себя еще ничего не решил. Я не исключаю возможности, если это возникнет в Конституции, — возможности баллотироваться. Посмотрим.