Давно я не слышал от Радзиховского о нашем политическом инфантилизме.

Леонид Радзиховский — гость программы «Особое мнение». Я читала ваши цитаты, что вы говорили в 14-м году. Правда, речь шла о крымском референдуме, но позвольте, тем не менее, вырвать из контекста: «Чем выше референдум с заранее известным результатом, тем менее понятен результат этого референдума». И далее вы рассуждаете о том, какую цену придется России заплатить за Крым. Скажите, сегодня насколько эта фраза подходит к тому, что нас ожидает 1 июля?



Л.Радзиховский― Это совершенно другой референдум, поэтому это мало подходит. Когда был крымский референдум, действительно, было непонятно, какую цену мы заплатим, но, по крайней мере, было хорошо понятно, за что мы заплатим — за присоединение Крыма и за рост рейтинга Путина на волне курортно-патриотических ожиданий.
Сейчас непонятно ничего. Главное — непонятно, что, вообще, происходит, зачем это мероприятия, что это за мероприятие — вот это непонятно. Тут уже вопрос не цены, а вопрос товара В 14-м году было понятен товар, то есть крымские камни плюс рейтинг Путина, ну, и многое другое: скандалы с Украиной, скандалы с Западом. Сейчас абсолютно непонятен товар. То действие, которое планируется 1 июля, это, как известно, не референдум, не выборы, ни то, ни сегодня. Что это? Вот это понять невозможно. Юридически это абсолютно ничтожное действие. То есть это термин такой юридический. Юридический смысл этого действия ничтожен.

Закон об изменении Конституции давно вступил в силу. И оттого, что пройдет этот опрос или не пройдет этот опрос, с точки зрения абсолютно ничего не меняется. Ладно. Тогда что это? Опрос общественного мнения, такой большой ВЦИОМ? Это тоже чепуха, потому что это опрос, в котором невозможно проверить правильность подведения результатов. Насколько я знаю, даже на фоне наших обычных выборов здесь уже полный беспредел, потому что, как я понял, никакого контроля со стороны хоть каких-то независимых избирательных комиссий нет. Поэтому это бессмысленно по результату, это бессмысленно по технологии.
Ну, хорошо, а для чего все это делается? То бессмысленно, это бессмысленно. Для чего это всё делается? Во-первых, что делается, во-вторых, для чего делается? Что касается — что. Вот я иду по улице, вижу здоровенный плакат: «Сохраним» и нарисован Пушкин. Но сохранять-то собираются Путина, как я понимаю. Так что, Путин или Пушкин меняются местами или что? Или речь идет о горячих завтраках? О чем, вообще, идет речь?
Насколько мы можем понять, РЕЧЬ ИДЕТ О ДОВОЛЬНО СТРАННОЙ ФОРМА МОШЕННИЧЕСТВА А мошенничество — это обычно действие, в ходе которого мошенник обманывает лоха. То есть лох понятия не имеет, что с ним делают, дурак лох ничего не понимает, а мошенник его обманывает. Это более-менее выгодно мошеннику. В данном случае этого нет, потому что лох, по крайней мере, 99% лохов прекрасно понимают, что эта абракадабра с горячими завтраками, «сохраним Пушкина»…

М.Майерс― 99%? Вы думаете, что если вы экстраполируете это понятие лоха на граждан России, то вы думаете, что 99% это понимают?
Л.Радзиховский― Понимают — что? Почти все, ну, не 99. 99 — это условная цифра. Но огромное, подавляющее число граждан понимают, что горячие завтраки Пушкина, сохранение исторической памяти и прочая галиматья не имеют абсолютно никакого отношения к реальной процедуре. Реально мы голосуем за Путина. Что значит, за Путина тоже не совсем понятно, потому что его никуда не избирают, но, так или иначе, мы реально голосуем за Путина.
Вопрос: зачем же это всем очевидное голосование заворачивать в какое-то бессмысленное вранье? Бессмысленное именно потому, что все знают, что это вранье. Если вы, уважаемый Владимир Владимирович, хотите не очень понятно, зачем, но хотите остаться президентом до смерти, то вполне естественно задать гражданам именно этот вопрос, а никакой другой. По крайней мере, это будет ясно, просто, честно. Учитывая технологию нашего голосования, можно не сомневаться, что искомый положительный ответ на этот вопрос вы получите. Но если вы до такой степени боитесь своих граждан, не верите им и так далее, что вы боитесь задать этот вопрос, то зачем же вы пытаетесь правой рукой достать левое ухо, да еще делаете это так ловко, что все это видят?

Но все же понимают, что речь идет не о горячих завтраках для Александра Сергеевича Пушкина, правда? Все понимают, что речь идет о той или иной возможности продлить власть Путина. Ну, так и спросите прямо: вы за то, чтобы продлилась власть Путина или против? Всё.

Нет, все знают, что речь идет об этом, но спрашивают почему-то совершенно о другом. Подходит к женщине и говорит: «Хочешь горячий завтрак со мной?» Она глаза открывает и говорит: «Погоди, мы вроде с тобой про ужин не договорились, а ты уже о завтраке. Чего ты горячий такой?»

Поэтому это какое-то абсолютно бессмысленное по форме, по содержанию, по юридической стоимости, ну по всему какая-то чепуха на чепухе сидит и чепухой погоняет, какой-то набор нелепых чепуховин. Вот такая пирамида из стульев, и каждый стул гнилой. Еще раз повторяю: юридически бессмысленно, потому что юридической силы это не имеет. Вопросы не о том, о чем власть хочет знать. Процедура подсчета высосана из пальца, то есть ее просто нет.

И, наконец, главное. Ну, хорошо, с помощью тех или иных манипуляций, фальсификаций, загоняя кого-то насильно, кого-то покупая, кого-то что-то, как-то, вы получаете искомый ответ: «Мы хотим горячие завтраки». После чего начинается «хитрованство», такая детская хитрость: вот я спрятался за юбкой мамы, и раз я спрятался, меня никто не найдет. Раз граждане сказали, что они хотят горячих завтраков с Пушкиным, то, следовательно, они изменили Конституцию, а раз они изменили Конституцию, то, следовательно, Путин может опять избираться на следующий срок… через 4 года.

Ребята, вы чего, издеваетесь? Это так устанавливается, с позволения сказать, диктатура, пожизненная власть? Это самый оригинальный способ восстановления диктатуры, о котором я когда-нибудь слышал.

Диктатура устанавливается просто: вот с этого дня я пожизненно буду править этой страной по разным причинам. Потому что враги окружают и надо от них спастись, потому что если кто-то не согласен, пусть выйдет и скажет, и я посмотрю, какого цвета у него мозги. Потому что этого хочет народ. Потому что у меня есть единственно правильная идеология, о которой я вам объясню. Потому что у меня есть грандиозные планы развития этой страны, которые я не могу не выполнить. Ну, по разным причинам.
Но вот так «обманывать», еще раз повторю: обманывать так, что никого обмануть нельзя, все всё видят для того, чтобы через 4 года под предлогом всей этой ерунды получить возможность куда-то там баллотироваться — ну, э то просто какой-то детский сад, ОТКРОВЕННЫЙ БЕССМЫСЛЕННЫЙ ДЕТСКИЙ САД какой-то и всё.

Л.Радзиховский― Я бы сказал, изменилось и в Путине и в нас с вами, то есть в обществе, и в ситуации. В Путине изменилось то, что за 20 лет он не помолодел. За 20 лет безудержной, нелепой, анекдотической лести со всех стороны и бессмысленных укусов со стороны псевдооппозиции типа «Эха Москвы» — вот за 20 лет такой жизни с ним произошло то же самое, что происходит со всеми абсолютными правителями, и что давным-давно названо: всякая власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно. 20 лет этой абсолютной власти, не встречающей никакого ни с какой стороны сопротивления, его абсолютно развратили. Кроме того он абсолютно очевидно устал.

А самое главное, если 20 лет назад он хотя бы мог сказать, что они собирается делать, то сейчас он сказать ничего не может. Он может только писать статьи для американских журналов о том, как нам предупредить Вторую мировую войну и не дать Гитлеру на Польшу. А это тема актуальная, интересная. Понятно, что за время вынужденной самоизоляции Владимир Владимирович усовершенствовался в истории. Но последующие 16 лет (4 сейчас, плюс 12) можно написать целую историю Второй мировой войны, так что есть, чем заняться.

И перед нами стоят очень горячие и важные проблемы 200-летней свежести. Вот сейчас Россия, как и Белоруссия, решает актуальнейшие проблемы 200-летней свежести: можно ли менять главу государство или от этого мир рухнет? Глава государство должен быть пожизненным или его можно выбирать? Вообще, выборы — штука возможная или страшная? Это проблема, которую решали в Европе в 1830-м, в 1848-м, в 1870-м, и вот сейчас мы мучительно пытаемся разрешить эти проблемы.

Поэтому по-настоящему надо было бы статьи писать не про Вторую мировую войну, а про гораздо более актуальные для России темы: Французская революция 1830-го года. Делакруа «Свобода на баррикадах» и так далее.