Путин идет по минному полю коронавируса

Днем в понедельник сдали нервы. Я не выдержал неопределенности и позвонил одному из ближайших соратников Путина с сакраментальным вопросом: когда в стране начнет восстанавливаться хотя бы подобие нормальной жизни? Реакция собеседника поразила конкретностью: «Текущая неделя может стать решающей. Ее итоги покажут, к каким снятиям ограничений страна уже готова, а к каким — еще нет». Будучи по натуре скептиком и пессимистом, подозреваю, что впереди у России еще много подобных «решающих недель». 

Но боевая стойка, в которую встал Кремль, меня совсем не удивила. И у страны, и у власти заканчивается запас времени. Чем дальше, тем больше коронавирус припирает всех нас к стенке — причем не только не в эпидемиологическом смысле. фото: kremlin.ru «Протянувшись через весь континент от Штеттина на Балтийском море до Триеста на Адриатическом море на Европу опустился железный занавес» — заявил в марте 1946 года в своей знаменитой Фултонской речи Уинстон Черчилль. Сегодня уже не на Европу, а на весь мир опустился новый железный занавес. Занавес, который отделяет те страны, которые уже в основном справились с коронавирусом от тех, кто только проходит через этот болезненный период. 

Мир разделился на государства, чьи власти сумели принять эффективные меры по борьбе с эпидемией  и государства, чьи лидеры полностью провалили эту задачу. Конечно, в отличие от реалий холодной войны, когда переход с одной стороны занавеса на другую случался сравнительно редко, нынешнее разделение мира очень хрупко. Из  передовиков по борьбе с коронавирусом можно очень легко скатиться в середнячки или даже отстающие. 

Первым отрапортовавший о усмирении эпидемии Китай вновь поместил под жесткий карантин 110 миллионов человек, а считавшаяся мировым лидером в смысле эффективности мер по борьбе с вирусом Южная Корея столкнулась сейчас с перспективой второй волны заболевания.

Но, несмотря на всю свою условность, новый железный занавес реально существует. И относится он не только к свободному  передвижению  людей между государствами с одинаковым эпидемическим статусом и лишению подобных прав жителей тех стран типа России, чей эпидемический статус пока оставляет желать лучшего. 

С временным блокированием доступа в заграничные «туристические коридоры» смириться можно. С поступательной деградацией экономики смириться нельзя. А между тем именно этот вопрос выходит сейчас на первый план в мировой политической повестке. С легкой руки Ангелы Меркель последствия эпидемии коронавируса уже давно сравнивают с последствиями Второй мировой войны. Но я все равно считаю эту аналогию не до конца раскрытой.

Все мы хорошо знаем о лишениях времен войны. Но вот те лишения, которые последовали в Европе за ее окончанием, менее известны, однако не менее масштабны. Выступая в 1946 году по радио, тогдашний президент США Гарри Трумэн так описал ситуацию в Старом свете: «Больше людей стоят сейчас перед лицом голода и  смерти из-за отсутствия еды, чем в любой год войны и даже во все военные годы вместе взятые». Опасаясь, что голод толкнет Европу в объятия Москвы, Америка оказала Старому Свету масштабную продовольственную помощь. СССР это, естественно, не коснулось. И в 1946-1947 годах  некоторых регионы  нашей страны вновь накрыл  массовый голод. 

Разумеется, ни о каком точном повторении событий тех лет не может быть и речи. В отличие от Второй мировой войны, коронавирус не разрушает физическую инфраструктуру экономики — дороги, мосты, заводы и торговые центры. Но, чтобы эта физическая структура экономики заработала в привычном ритме, требуется восстановление разрушенных хозяйственных цепочек — и не в одной отдельно взятой стране, а на значительной части территории земного шара. С какими вызовами сталкивается одно отдельно взятое государство, которому в рамках своих национальных границ удается  «придушить»  коронавирус, показывает пример Австралии. 

Как подробно описала на днях британская газета «Гардиан», если в период пика эпидемии в стране наличествовало ощущение общенационального единения, то после относительной нормализации эпидемиологической обстановки это ощущение пошло на спад.

Морально-психологический климат в стране ухудшился. Возрос уровень общей тревожности из-за состоянии экономики и степени популярности самых различных «теорий заговора». Получается, что в разгар эпидемии одно «пламя» не дает разгореться другому. Страх перед болезнью отбрасывает на задний план массовое недовольство из-за кризиса в экономике. Но, как только этот страх утихает, такое массовое недовольство вспыхивает с удвоенной или даже утроенной энергией.

Никоим образом не считаю себя социологом. Но, по моим ощущениям, в России подобные процессы развиваются и будут развиваться несколько по-другому. Эпидемия в нашей стране затягивается. И это приводит к «запараллеливанию» страхов. Страх перед перед коронавирусом не уходит, но рядом с ним прочно обосновывается крайнее недовольство состоянием экономики. По моему кругу общения, конечно, никоим образом нельзя судить об общем положении дел в стране. Но уже двое из моих ближайших друзей с тревогой поведали, что у них заканчиваются деньги. В России ощутимо растет уровень озлобления. И значительная часть этого озлобления направлена на власть.

Сделав в январе-марте этого года серию дерзких политических шагов  вроде смены правительства и предоставления Путину права баллотироваться в президенты на новый срок, Кремль сумел вернуть себе политическую инициативу. Однако в течение последних недель это политическое достижение стало, по моей оценке, постепенно сходить на нет. Власть сейчас не шагает в авангарде политических процессов, а находится, скорее, в позе человека, который обороняется и защищается от упреков, которые сыплются на него со всех сторон. 

Могло ли быть по-другому? Наверное, не могло. Коронавирус — этот не тот противник, которого можно обхитрить и с которым можно «договориться» (очень надеюсь на то, что в будущем такие возможности появятся, но пока их точно нет).

Однако ситуация абсолютного форс-мажора никоим образом не освобождает власть от обязанности вернуть на правильный курс явно накренившийся сейчас корабль российской государственности. Осталось только понять, как именно выглядит этот правильный курс.

Обычно в случае возникновения подобной необходимости принято слушать экспертов. Но в данной ситуации этот совет обладает лишь ограниченной полезностью. Среди экспертов по коронавирусу сейчас нет согласия относительно даже самых базовых фактов в отношении этой болезни. Например, один видный британский эксперт и и бывший функционер Всемирной организации здравоохранения недавно заявил, что попытки создать вакцину против коронавируса глубоко бессмысленны. Вирус, мол, самоуничтожится задолго до того, как такая вакцина появится.

Другой, еще более видный британский эксперт, профессор Нил Фергюссон, опираясь на расчеты которого премьер Борис Джонсон ввел в стране всеобщий карантин,  сначала попался на нарушении этого самого карантина:  в период действия ограничительных мер ученого навещала его женатая любовница (ученым мужам, как мы видим, ничто человеческое тоже не чуждо).   А потом со страниц одной из ведущих газет страны «Дейли телеграф» профессор был обвинен в элементарной математической безграмотности при составлении модели распространения вируса. И все это происходит на фоне публичных сомнений многих спецов в появлении иммунитета против коронавируса у тех, кто им переболел. 

Нет никакой определенности в отношении экономических методов борьбы с эпидемией. Швеция, как известно, не стала гробить свою экономику и вводить всеобщий карантин. Но, по некоторым предварительным подсчетам, ее экономика все равно упадет почти так же сильно, как и у ее более осторожных соседей. 

Короче, твердо ясно лишь то, что ничего не ясно. Впрочем, нет. Ясно и кое-что другое. Какой бы путь вывода России из кризиса Путин не выбрал, ему придется идти по минному поля. Других «полей» вокруг нашей страны просто не осталось.