Мать нацистов спасла русских солдат, когда их убивали в Австрии. Колонка Владимира Тулина

Накануне 9 Мая нужно вспомнить один из малоизвестных эпизодов — восстание советских пленных офицеров в концлагере Маутхаузен.

Накануне 75-летия Победы в Великой Отечественной войне необходимо вспомнить один из ее малоизвестных эпизодов — восстание советских пленных офицеров из блока смерти в концентрационном лагере Маутхаузен в ночь с 1 на 2 февраля 1945 года и их последующее уничтожение силами людей, живущих вокруг лагеря.

Красный Крест финансирует строительство концлагеря и получает Нобелевскую премию мира

Маутхаузен — один из первых нацистских лагерей смерти, созданный еще до начала Второй мировой войны. История его появления необычна. Как известно, в Третьем рейхе все концентрационные лагеря подчинялись Главному административно-хозяйственному управлению СС. Его возглавлял обергруппенфюрер СС Освальд Поль. Сразу после присоединения Австрии к Германии, в марте 1938 года, он выкупил у магистрата Вены гранитные каменоломни в районе Маутхаузена для принадлежащей ему компании DEST. Получив заказы на мощение улиц и облицовку зданий многих немецких городов, он перебросил в августе 1938 года заключенных из концлагеря Дахау, и началось строительство нового концлагеря. Освальд Поль руководил германским отделением Красного Креста и выделил 8 миллионов рейхсмарок от членских взносов этой организации на строительство, обозначив в документах Маутхаузен как оздоровительный лагерь. Комиссии Красного Креста постоянно посещали концентрационные лагеря, но никаких нарушений там никогда не находили, а Освальд Поль так и руководил его немецким отделением до самого конца войны. В 1944 году Красный Крест получил Нобелевскую премию мира.

Первоначально «оздоровление» в Маутхаузене происходило через ношение каменных блоков. Специально следили, и если кто-то брал блок поменьше, то ему клали еще один. С гранитными блоками за спиной заключенные должны были подниматься по 186 ступеням Лестницы мертвецов. Если кто-то не выдерживал наверху лестницы и падал, то он и его каменный блок сбивали с ног идущих за ним и погибали или получали увечья еще несколько человек. Немцы следили за узниками и всех, кто совсем выбился из сил после окончания работы, собирали на так называемой «парашютной площадке» и сбрасывали вниз с большой высоты. После войны по инициативе болгарских антифашистов, выживших в Маутхаузене, установили неразрезанный каменный блок из Маутхаузена в городе Браунау-на-Инне у дома, где родился Адольф Гитлер.

Постепенно концлагерь Маутхаузен разрастался, и к концу войны он имел 49 филиалов. Появились и новые методы уничтожения узников — газовые камеры, а в зимнее время обливание холодной водой на открытом воздухе. Все это сопровождалось также постоянными смертями от голода из-за недостаточного питания и убийствами заключенными охранниками и уголовниками. Для убийств и медицинских опытов использовали и сердечные инъекции. В конце 1944 года в филиале у деревни Лунгиц была построена пекарня, которая пекла Ersatzbrot (заменитель хлеба), состоящий из желудей, опилок и каолина (белой глины). Им кормили советских заключенных одного из бараков — через месяц все они умерли. О том, какая смертность была в лагере, свидетельствует такой факт: в октябре 1941 года сюда доставили 2160 советских военнопленных, а к марту 1942 года из них в живых осталось 382 человека. За время существования концлагеря в нем погибло 122 766 человек, из которых 32 180 были гражданами СССР.

Место страшнее, чем ад, где жизнь тяжелее, чем смерть

Идея создать отдельный блок, где условия содержания будут еще хуже, чем в остальном концлагере, принадлежит не эсэсовцам, а начальнику штаба Верховного Главнокомандования вермахта генерал-фельдмаршалу Вильгельму Кейтелю. К 1944 году участились побеги из лагерей для советских военнопленных офицеров, появилась угроза восстания в них, многие в открытую призывали товарищей по несчастью не верить нацистской пропаганде и не вступать в так называемую Русскую освободительную армию генерала-предателя Андрея Власова. Так как расстреливать военнопленных было бы грубым нарушением Женевской конвенции, то решено было передать их СС. 2 марта 1944 года Вильгельм Кейтель издал соответствующий приказ. Для его выполнения в Маутхаузене в мае 1944 года для пленных советских офицеров был создан блок 20, или, как его чаще называли, блок смерти. Он представлял собой огороженный со всех сторон каменной стеной двор в углу концентрационного лагеря с бараком посередине и тремя пулеметными вышками со спаренными пулеметами и прожекторами. На стене было несколько рядов колючей проволоки с током.

По воспоминаниям выживших узников, мучения начинались, как только человек попадал в лагерь. После того, как на него заполнялась учетная карточка с буквой К (от немецкого Kugel — «пуля»), он попадал в то, что называлась politische Abteilung (политический отдел), хотя на самом деле это была пыточная. Там его избивали эсэсовцы, иногда забивали иголки под ногти, пытали током. Затем он попадал в баню — тесное помещение, где отовсюду хлестали струи холодной воды под большим давлением, от которых невозможно было никуда скрыться, и такая процедура могла продолжаться несколько часов. Затем парикмахер выбривал у заключенного машинкой на середине головы дорожку ото лба до затылка, которую узники между собой называли «гитлерштрассе», ему выдавали полосатые штаны и куртку и тут же дубинками гнали его к входу в блок 20, и прибывший должен был одеваться на бегу. После того, как двери в блок открывались, его там встречали двое эсэсовцев, и начиналось новое избиение, и только после этого заключенный попадал в барак.

Барак состоял из трех помещений. Маленькая комната для больных, комната размером 10 на 12 метров для всех остальных и служебные помещения посередине — умывальня и комната старосты блока (Blockälteste). В отличие от других блоков, в этом не было нар, и заключенные спали прямо на полу, но и там места не хватало на всех, и они были вынуждены спать друг на друге. Барак не отапливался, только в комнате блокового старосты была печка с большим ящиком угля. Каждый вечер немцы поливали пол водой, которая зимой быстро превращалась в лед, так как окна ночью открывались для «проветривания». Комната для умывания фактически была местом пыток. Узников в качестве наказания ставили под ледяной душ на несколько часов или топили в ледяной ванне, закрывая ее крышкой. Здесь в стену были забиты железные крюки, на которых вешали или подвешивали заключенных. Мыло староста никогда никому не выдавал, и огромный ящик с ним стоял у него в комнате. 

Не было у узников и одеял, хотя по внутреннему распорядку они были положены больным, но староста не выдавал их даже умирающим, и сам спал на стопке одеял. Он был немецким уголовником, совершившим на свободе несколько убийств. Это кровавое ремесло он продолжил и в лагере. У него был блокнот, который наши военнопленные называли «книжка смерти». В него он записывал номер заключенного, который, по его мнению, чем-то провинился перед ним, и это означало, что тот будет убит в ближайшие дни. Убивал староста тремя способами: пробивал череп своей резиновой дубинкой, внутрь которой был залит свинец, душил своими руками или сбрасывал в канализационный колодец у барака, когда узник справлял нужду.

У старосты были два телохранителя из Нидерландов. Голландцы заключенных никогда не убивали и даже не били, зато этим активно занимались три помощника старосты — поляки Влодзимеж, Адам и «Мишка-татарин». Последний действительно был крымским татарином, бывшим лейтенантом из кавалерийских частей Красной армии Михаилом Ихановым. С началом войны он перебежал к немцам и пошел к ним на службу. Охраняя немецкий эшелон, он совершил кражу и был отправлен в Маутхаузен. Здесь он по собственной инициативе так активно начал помогать убивать узников, что поразил даже эсэсовцев и по приказу коменданта Маутхаузена штандартенфюрера СС Франца Цирайса был назначен помощником старосты блока 20. 

Утро узников начиналось с бега к умывальне. Каждый должен был плеснуть себе в лицо горсть воды и вытереться рукавом. Тех, кто этого не успел сделать или, наоборот, задержался хоть на секунду, избивали. После этого военнопленные выстраивались по сотням в шестиметровом пространстве между стеной и бараком. Так они стояли около часа, приплясывая зимой на снегу, и наблюдали, как помощники старосты выносят тела умерших за ночь, и считали их. Все знали, что если их будет меньше десяти, то эсэсовцы добавят на построении. Но это бывало крайне редко, обычно норма смерти перевыполнялась многократно, и если все трупы не помещались в специальной тележке, то отвозить их в крематорий приезжал грузовик.

Через час ожидания появлялся блокфюрер — 25-летний эсэсовец — в сопровождении тех, кого прислали на обучение. Блок 20 был своеобразным учебным центром для тех эсэсовцев, кто готовился стать блокфюрером в концлагерях Третьего рейха. Здесь они обучались унижать, избивать и убивать заключенных. При их появлении узники опускали головы вниз — смотреть на эсэсовцев было запрещено. После пересчета раздавалась команда «Лечь!», а тех, кто замешкался, сбивала струя ледяной воды из брандспойта с вышки. Вдоль лежащего строя проходили эсэсовцы, раздавая удары дубинками. Затем раздавалась команда «Встать!», а тех, кто не мог подняться, оттаскивали к штабелю с трупами. После этого начиналась «зарядка». Узники бегали, ползали по снегу или грязи, ходили на корточках «гусиным шагом» вокруг барака по несколько километров. Тех, кто не выдерживал этого и падал, избивали или убивали. Штабель трупов у барака постоянно рос.

Затем эсэсовцы уходили отдыхать, а военнопленные начинали играть «в печку». Один кричал «Ко мне!», и все окружали и обнимали его со всех сторон, стараясь согреть друг друга теплом своих истощенных тел. Затем кто-то, оставшийся в последнем внешнем круге, отходил и кричал «Ко мне!», и окружали его. Во время этой игры и обсуждались планы восстания. После возвращения эсэсовцев «зарядка» продолжалась до самого вечера. Узники блока 20 имели единственную привилегию — они не работали и, соответственно, никогда не покидали блок, но и кормили их не каждый день, а раз в два-три дня. Хотя «кормили» — это громко сказано. Вся еда состояла из баланды из гнилой нечищеной брюквы, которая вызывала желудочные заболевания. Летом применяли и такое издевательство: баланду солили по максимуму, а в бараке выключали воду. Разливал баланду в консервные банки лично блоковый староста. Узники ели, стоя в строю. Затем староста предлагал добавку, неопределенно указывая на часть строя, и оттуда сразу же бросалось несколько десятков человек, тесня друг друга. Староста кого-то ударял черпаком по голове, кто-то получал удар дубинкой, кого-то бил ногой в живот, а кому-то действительно наливал баланду, и за этим с интересом наблюдали с вышек блокфюрер и его ученики. Даже всех этих методов уничтожения немцам казалось мало, и они часто врывались в барак ночью и уводили военнопленных, которых затем расстреливали у крематория.

Смертники, победившие охрану блока смерти

Советские офицеры, попавшие в блок 20, понимали, что здесь они обречены на смерть и единственный выход — это восстание и побег. Они постоянно пытались установить связь с лагерным подпольным комитетом и получить от него план лагеря и его окрестностей. Они писали записки, которые скрывали в трупах, отправляемых в крематорий. В свою очередь и подпольный комитет пытался связаться с ними. Это было поручено 17-летнему Ивану Сердюку по прозвищу Лисичка, которого немцы отправили в концлагерь за помощь партизанам. Два раза перебрасывал он через ограду камни с запиской, а на третий раз его поймали. Допрашивал его лично Франц Цирайс, и когда услышал от подростка, что ему просто было интересно узнать, что происходит за оградой, из-за которой постоянно доносятся крики и стоны, то распорядился удовлетворить его любопытство и отправить его в блок 20. Однажды в блок пришел чех-парикмахер и сообщил, что нужный советским узникам план будет прикреплен к дну бака с баландой.

Достать его оттуда вызвался капитан авиации Геннадий Мордовцев. Когда староста предлагал добавку, он быстро бежал к нему, получал удар, падал на землю и обшаривал дно бака. Дважды он не находил ничего, и только на третий раз он отлепил от дна бака комок. Но тут случилась беда — староста записал его в свою книжку смерти. Геннадий Мордовцев успел передать план руководителям подготавливаемого восстания, а вечером этого же дня староста утопил его в канализационном колодце. 

Подготовку восстания осуществляли Герой Советского Союза подполковник Николай Власов и бывшие командиры авиационных дивизий полковники Александр Исупов и Кирилл Чубченков. Восстание было назначено на ночь с 28 на 29 января 1945 года, но 27 января немцы увели в крематорий и расстреляли там 25 человек и среди них — троих руководителей восстания. Это могло быть совпадением, но могло быть и предательством, и из предосторожности восстание перенесли на ночь со 2 на 3 февраля. Восстание возглавил летчик майор Леонов.

К тому моменту в блоке содержалось 570 заключенных. Кроме советских офицеров, здесь находились пять югославских партизан маршала Тито и несколько поляков, участвовавших в Варшавском восстании. Все они с радостью присоединились к нашим соотечественникам. Участвовать в восстании удалось убедить даже помощников старосты, которым объяснили, что максимум, на что они могут рассчитывать, — это то, что немцы их расстреляют последними. Была предпринята попытка выкопать подкопы к вышкам, но грунт оказался твердым и каменистым, и копать без инструментов было невозможно. Все были распределены на четыре группы. Одна должна была вступить в бой с немцами, если они войдут через ворота блока, а задачей остальных был штурм пулеметных вышек. На вышках часовые зимой менялись каждые два часа. Одна из смен часовых была в полночь, и поэтому атаковать вышки было решено в 1.00 ночи, когда предыдущие часовые уже спят, следующие еще спят, а у тех, кто на вышке, бдительность уже притупилась. 

Восстание началось в полночь. Помощники старосты позвали своего шефа в коридор, поляки набросили ему на голову одеяло и схватили за руки, а Михаил Иханов раскроил ему череп огнетушителем. Другие заключенные связали голландцев и сложили им кляп в рот. За час, оставшийся до начала штурма вышек, были разбиты бетонные умывальники, и их осколки вместе с кусками мыла и угля были розданы восставшим для обстрела вышек. 75 заключенных были настолько истощены, что отказались от побега, но они отдали всю свою одежду товарищам, которым предстоял долгий зимний путь, а на улице ночью было -8. Их деревянные колодки тоже использовали для обстрела вышек. Больше всего в течение часа узники боялись, что придут немцы за очередной группой для расстрела, но этого не произошло.

Ровно в 1.00 ночи из всех окон барака выпрыгнули люди и бросились к вышкам. Раздались пулеметные очереди, а в ответ грянуло «Ура!». Сразу же были разбиты прожекторы, на вышки обрушился град различных предметов. Главным оружием нападающих были два огнетушителя, которые на вытянутых руках держали по трое самых сильных и чьи пенные струи были направлены в лица пулеметчиков. Вскоре была захвачена средняя вышка, и с нее открыли огонь по двум другим, и они вскоре замолкли. На колючую проволоку на стене набросили заранее подготовленные мокрые одеяла. Произошло замыкание, и во всем лагере погас свет. Там выла сирена, а вдоль бараков бегали испуганные эсэсовцы — они решили, что восстал весь лагерь. В это время советские офицеры перелезали через стену, помогая друг другу. За ней оказались ров с водой и ограда из колючей проволокой, но ничто уже не могло остановить людей, вновь обретших свободу, и вскоре в ограде была проделана большая брешь.

Выбравшись из лагеря, большая часть беглецов бросилась к лесу, а небольшая группа под командованием Григория Заболотняка побежала к берегу Дуная. Там они вскоре наткнулись на зенитную батарею, бесшумно сняли часового, ворвались в землянки и голыми руками передушили немецких артиллеристов. Они захватили не только оружие, но и грузовик, на котором поехали на восток. Вскоре они столкнулись с частями поднятой по тревоге немецкой пехотной дивизией, вступили в бой и погибли. Из этой группы выжил и дожил до Победы только Лисичка — Иван Сердюк. Несколько дней он скрывался в лесу, а затем его укрыли батраки, угнанные немцами из СССР. Основная группа бежала по заснеженному полю к лесу. Их стали догонять эсэсовцы из лагеря, и тогда те, кто имел захваченное на вышках оружие, вернулись, залегли и вступили с ними в бой, зная, что идут на верную смерть. Это дало время остальным добежать до леса, где все, как было оговорено заранее, разбежались в разные стороны.

Новое развлечение местных жителей — охота на русских

Рано утром 2 февраля 1945 года по местному радио выступил Франц Цирайс и попросил о помощи в «ликвидации русских преступников», разрешив их убивать, и объявил о денежной премии за каждого мертвого русского. Всем запомнилась фраза из его выступления: «Вы же страстные охотники, а это будет веселее, чем охота на зайцев». Так и вошло в историю Австрии массовое убийство советских офицеров ее гражданами как «мюльфиртельская охота на зайцев» по названию округа, где все это происходило. До сих пор не понимают австрийцы, что там были не зайцы, а активные борцы с нацизмом, а те, кто их убивал, были, соответственно, пособниками нацистов. Более того, на всех картах единственный памятник погибшим в городе Рид-ин-дер-Ридмарк так и обозначен — Памятник охоте на зайцев. Это равносильно тому, что памятники жертвам Холокоста обозначать как памятники окончательному решению еврейского вопроса.

На призыв штандартенфюрера откликнулось практически все взрослое население округа. Советских офицеров ловили и убивали эсэсовцы, солдаты вермахта, полицейские, пожарные, члены нацистской партии, гитлерюгенда и даже Союза немецких девушек, а также множество простых обывателей, не относящихся к этим организациям. Ради возможности поучаствовать в убийствах безоружных людей были отменены занятия в школах.

Бывали случаи, что австрийцы в облавах участия не принимали, а убивали русских прямо у себя дома, когда те просили помочь им. Дело в том, в СССР все СМИ сообщали, что Гитлер в 1938 году захватил Австрию, и, соответственно, советские офицеры надеялись на помощь от австрийцев, так как думали, что они ненавидят немцев, которые оккупировали их страну. На самом деле австрийцы ничем не отличались от немцев Третьего рейха. Не случайно из повешенных по приговору Нюрнбергского трибунала 11 нацистских преступников двое были бывшими гражданами Австрии.

Три недели продолжалась кровавая вакханалия. О том, какая ненависть была у местного населения к бежавшим из концлагеря, свидетельствуют документы из архива музея Маутхаузена: «В Лемвилла жил фермер, жена которого услышала вечером шорох в хлеву для коз. Она привела своего мужа, который вытащил беженца из его укрытия. Фермер сразу же ударил этого человека ножом в шею, и из раны хлынула кровь. Жена фермера прыгнула к умирающему, дала ему еще пощечину перед смертью и царапала лицо». А вот показания майора жандармерии Йохана Кохоута: «Люди были в таком азарте, как на охоте. Стрелялось во все, что двигалось. Везде, где находили беглецов, — в домах, телегах, скотных дворах, стогах сена и подвалах, — их убивали на месте. Снежный покров на улицах окрасился кровью». Азарт был настолько большим, что группа школьников во главе с учителем так увлеклись, что по ошибке пристрелили местного руководителя гитлерюгенда. Так как Франц Цирайс объявил, что «каждый, кто предъявит доказательство того, что он убил одного из этих людей, получит крупную сумму в марках», то местные жители пойманных беглецов не сразу передавали эсэсовцам, а вначале убивали. При этом в целях экономии не тратили на них патроны, а просто забивали прикладами. Выживший участник побега артиллерист лейтенант Иван Бакланов рассказывал: «Трупы были так изуродованы, что нельзя было разобрать лиц — сплошное кровавое месиво». Австрийскому кинорежиссеру Андреасу Груберу один из местных жителей рассказал, что самое страшное во время войны было, когда на его глазах так забили русского. Ему тогда было четыре года, и после расправы взрослые ему объяснили, что убитый был не человек, а нелюдь. 

Судьба тех, кого убивали не сразу, была не лучше. Эсэсовцы одного из пойманных ими привязали к грузовику, который повез трупы в крематорий концлагеря. Он ударялся головой на каждой неровности пути, асфальт сдирал ему кожу, и он страшно кричал, а прохожие смеялись, глядя на это. Вот еще воспоминания из архива Маутхаузена: «Пятнадцатилетние мальчики из гитлерюгенда хвастались друг перед другом, кто из них больше убил беззащитных людей. Один достал из кармана и показал приятелю связку отрезанных ушей — оба засмеялись». Кровавый рекорд установил владелец продуктового магазина Леопольд Бембергер, который прямо во дворе ратуши города Швертберга застрелил семерых. Он же оказался одним из двух, кого попытались привлечь к ответственности за убийства в 1948 году. К тому времени местные жители его избрали бургомистром. В ходе следствия он заявил, что никого не убивал, а просто обманул нацистский режим, чтобы получить деньги. Свидетельских показаний, изобличающих его, не нашлось. О семи убийствах знал весь город, но жители понимали: сегодня бургомистра накажут, а завтра и до них доберутся. Леопольд Бембергер был оправдан. За убийство 408 советских людей ответил только солдат вермахта Хуго Тач, который был в отпуске, но все равно принял активное участие в убийствах беглецов. Он получил 20 лет тюрьмы, но сколько из них он отбыл и отбывал ли он наказание вообще, узнать не удалось. На вопрос о несоответствии массового преступления и единичного (в буквальном смысле) наказания у австрийцев стандартный ответ: «Но не сажать же весь округ!»

Интересны воспоминания Лидии Мосоловой, которую угнали на работу из белорусского города Гомель. Она помнит, как около 4 часов утра 2 февраля жители Швертберга были разбужены шумом моторов и криками. В город въехала большая колонна эсэсовцев на мотоциклах, и они начали проводить обыски. Все утро раздавались лай собак и выстрелы. Где-то в 10 утра по улице провели человек шестьдесят пойманных беглецов, окруженных плотным кольцом эсэсовцев.

«Это было страшное зрелище. Одни скелеты, покрытые кожей, одетые в полосатые куртки и брюки, а на ноги их нельзя было смотреть. И они не шли, а брели еле-еле. Стоящий рядом хозяин вдруг со страхом в голосе произнес: «Мы пропали! Ведь сюда придут русские. Разве можно простить такое злодейство!»

Но он ошибся: в этом округе до 1955 года располагались советские войска, которыми командовал Сталин, которого на Западе называют «кровавым диктатором, убившим миллионы», и никто ими не был наказан. Для сравнения: американцы 1 декабря 1945 года расстреляли немецкого генерала пехоты Антона Достлера только за то, что он настоял на приведении в исполнение смертного приговора пойманным 15 американским диверсантам, хотя даже не он этот приговор вынес.

Эсэсовцы быстро установили, что из концлагеря Маутхаузен сбежало 419 заключенных. Три недели трупы тех, кого удалось поймать и убить, собирали во дворе школы города Рид-ин-дер-Ридмарк. Из школы вынесли большую доску, на ней мелом нарисовали 419 палочек, которые и зачеркивали. В конце нацисты объявили, что счет сошелся и все бежавшие пойманы и убиты. Но после войны по немецким документам, захваченным в концлагере Маутхаузен, стало ясно, что они соврали — 11 человек им найти не удалось. 

Эсэсовец, спасший советских офицеров от смерти

Каждое спасение в окрестностях Маутхаузена в зимнее время, где мало лесов, но множество населенных пунктов, было случаем уникальным. Лейтенант Виктор Украинцев, командир взвода бронебойщиков, во время восстания действовал с огнетушителем. Вместе с ним бежал капитан Иван Битюков, командир эскадрильи, он до сентября 1943 года уничтожил на земле шесть самолетов, 22 танка, 35 орудий и 150 грузовиков, а также сбил в воздушных боях 13 самолетов противника. Попал в плен из-за вынужденного приземления после воздушного тарана. Трижды бежал и в конце концов сумел найти отряд словацких партизан. Воевал там, но снова попал в плен и был отправлен в Маутхаузен.

Вдвоем они бежали несколько часов и оказались на окраине небольшого австрийского местечка Гольцляйтен у имения его бургомистра. Там они прошмыгнули в сарай, где спали батраки — угнанные из СССР Василий Логоватовский и Леонид Шашеро, а также поляк Метык. Остарбайтеры накормили беглецов, а потом сумели провести их на чердак усадьбы и спрятать там в стогу клевера. Бургомистр, как ярый нацист, ежедневно уезжал участвовать в облавах на бежавших из Маутхаузена и при этом не подозревал, что двое из тех, кого он ищет, находятся прямо под его кроватью. Две недели батраки кормили бывших узников, выделяя им еду из своего скудного рациона, а потом достали офицерам по их просьбе гражданскую одежду, и те пошли ночами навстречу Советской армии.

Все-таки однажды они наткнулись на немцев, и Виктор Украинцев был схвачен, а Иван Битюков успел скрыться. Немцы подвергли Виктора Украинцева пыткам, но тот стоял на своем и, зная язык, продолжал утверждать, что он поляк Ян Грушницкий. В результате немцы вернули его в Маутхаузен, но уже в общий польский блок. Там он и встретил освобождение 5 мая. Ивана Битюкова немцы позже все-таки схватили и поместили в тюрьму австрийского города Санкт-Пельтен, откуда он бежал во время американской бомбардировки. Раненный в голову, он сумел добраться до Чехословакии, где его приютила и выходила местная крестьянка. В апреле 1945 года он встретил там советские войска.

Также вместе бежали младший лейтенант Иван Бакланов, который был в плену с 10 июля 1941 года и попал в Маутхаузен за побег из лагеря в Баварии, и участник финской войны командир пулеметного взвода лейтенант Владимир Соседко, мучавшийся в немецких застенках с мая 1942 года. Они смогли спастись без посторонней помощи, скрываясь в лесу и время от времени похищая продукты с окрестных ферм. О том, что война кончилась, они узнали только 10 мая.

Помощник командира штурмового авиационного полка капитан Владимир Шепетя тоже участвовал в финской войне, где был награжден орденом Красного Знамени. С немцами начал воевать 22 июня 1941 года, а 22 ноября 1943 года его самолет сбили зенитки, и он сломал две ноги при падении. В Маутхаузен он попал за попытку побега из лагеря в Лицманнштадте и за побег из лагеря в Моосбурге. После восстания в блоке 20 сумел несколько дней скрываться в окрестностях Маутхаузена и даже раздобыл гражданскую одежду. Только в конце февраля его схватили в окрестностях австрийского города Линц. Он назвался вымышленным именем и попал в лагерь для военнопленных в Пуппинге, где его освободили американцы.

Лейтенант 333-го стрелкового полка Александр Михеенков почти всю войну провел в немецких лагерях. В плен он попал 27 июня 1941 года, содержался в лагере Хаммельсбург, откуда бежал, был пойман и отправлен в Маутхаузен. После бегства оттуда скрылся под стогом сена в сарае для скота на крестьянском дворе, где выкопал себе глубокую нору. Это его и спасло, так как и хозяин двора, и эсэсовцы несколько раз протыкали стог со всех сторон вилами и железными прутьями. Он просидел там десять дней, воруя еду у скотины, а потом сумел добраться до Чехословакии. Там он до прихода советских войск жил в лесу в окрестностях села Табор, а еду ему носил житель этого села Вацлав Швец.

По злой иронии судьбы спасся и Михаил Иханов, чьи руки обагрены кровью десятков убитых им советских офицеров. По непроверенной информации, в 70-х годах он был арестован в Николаевской области. Ходили слухи, что спасся и руководитель восстания — майор Леонов, но сведений, подтверждающих это, нет.

Самая удивительная история спасения у лейтенанта Николая Цемкало и старшего лейтенанта Михаила Рыбчинского. Последний три года в плену скрывал, что он еврей и знает немецкий язык. В Маутхаузен попал за спор с вербовщиком из армии Власова. Три дня скрывались в коровнике, заимствуя морковь у коров, а затем нашли гражданскую одежду и решились на отчаянный шаг — попросить помощи у местного населения. Михаил Рыбчинский постучался в дом Марии и Иоганна Лангталер в деревне Винден. Позже они объяснили свой выбор тем, что, заглядывая в окна домов, они везде видели портреты Гитлера, а в этом на стене было распятие. Когда Мария Лангталер открыла ему дверь, он сказал, что украинец-переводчик, который возвращается на Украину, и попросил дать ему еды. Хозяйка сказала, что знает, кто он, и сама предложила ему убежище.

У семьи Лангталер четверо сыновей воевали на Восточном фронте, причем один в ваффен-СС, а с ними жило еще трое детей. Тем не менее Мария Лангталер без колебаний согласилась помочь советским офицерам, хотя понимала, что в случае их обнаружения смерть ожидает не только их, но и ее с мужем. Вначале офицеров спрятали на сеновале. Уже утром следующего дня в дом пришли с обыском эсэсовцы, и произошло чудо: они несколько раз тыкали вилами в сено, но так и не наткнулись на беглецов. После этого она перевела их на чердак, посыпав там пол табаком, чтобы их не учуяли собаки.

Через несколько дней в отпуск приехал сын-эсэсовец, родители рассказали о беглецах, и он одобрил их решение. А когда в тот же день в дом снова пришли эсэсовцы, то он предложил им выпить вина, а не глотать пыль на чердаке. Те согласились, и бывшие узники опять разминулись со смертью. Еще дважды Мария Лангталер была на волосок от гибели. Один раз соседка поинтересовалась, зачем она откладывает столько хлеба, и она ей объяснила, что на всякий случай готовится к эвакуации и сушит сухари, а второй раз сосед услышал, что доски на чердаке поскрипывают, но Мария Лангталер объяснила ему, что это голуби. 

Советские офицеры тоже оказали своеобразную помощь семье Лангталер — они научили ее не бояться нацистов, и поэтому когда пришла повестка пятому сыну, Йозефу, то они не отправили его на фронт, как братьев, а тоже на чердак. Нацисты зверствовали до последнего дня. Еще 2 мая был повешен сосед-старик лишь за то, что сказал, что раз Гитлер мертв, то воевать дальше смысла нет. 5 мая пришли американцы, местный фольксштурм разбежался, Николай Цемкало и Михаил Рыбчинский были свободны. А вскоре произошло еще одно чудо: все четверо сыновей Марии Лангталер вернулись с войны.

Не виноватые мы — нацисты сами пришли

9 мая 1945 года австрийцы вспомнили, что они не немцы и, более того, они семь лет — дольше всех — жили под нацистской оккупацией. Столица Австрии, Вена, стала первым в мире городом, где был установлен памятник Советской армии за пределами СССР. Жители округа Мюльфиртель уверяли, что они за семь лет так и не узнали, что творилось за стенами Маутхаузена. Они якобы думали, что там располагается воинская часть.

Действительно, о блоке 20 местные жители, вероятно, не знали, но о том, что творилось в других блоках концлагеря, знали великолепно, хотя нацистские СМИ скрывали сам факт существования концентрационных лагерей.

Это доказывают документы из судебного процесса над служащими лагеря, который проходил весной 1946 года. Так, например, выяснилось, что фирма DEST с 1938 года организовала в Маутхаузене курсы каменщиков и местная молодежь проходила обучение в том же самом карьере, где работали заключенные. Эсэсовцы вспоминали, что австрийские юноши обожали задержаться после работы, чтобы посмотреть, как с «парашютной площадки» будут сбрасывать изможденных узников. С 1943 года производственная деятельность концлагеря меняется и в его подземных цехах начинается массовое изготовление самых разных видов вооружения: от танков и военно-морских орудий до деталей для ракет Фау-2. Даже самый первый и единственный тогда реактивный самолет Ме-262 собирался на подземном авиазаводе площадью 45 000 квадратных метров, и только в марте 1945 года было выпущено 450 штук — почти треть от общего количества, выпущенного за всю войну. Абсолютно ясно, что такое массовое производство высокотехнологической продукции требует множество высококвалифицированных специалистов, помимо подневольной рабочей силы, и они были местными. Конечно, они давали подписку о неразглашении, но в кругу семьи делились увиденным. Постоянно перебрасывались узники между различными филиалами Маутхаузена, и делалось это не ночью, а днем, да и эсэсовцы признавались, что во время посещения питейных заведений рассказывали местным жителям, как «воспитывают» в лагере «унтерменшей» под одобрительные возгласы присутствующих. Таким образом, нет сомнения, что местное население знало о том, какие преступления творятся в Маутхаузене, и, как показали события февраля 1945 года, одобряло их.

По итогам этого судебного процесса американский военный трибунал приговорил к расстрелу 58 человек, и 49 из них были расстреляны. По другому и быть не могло — в Маутхаузене погибли 34 гражданина США, а только в блоке 20 погибли, по разным данным, от 4000 до 6000 советских офицеров. Кстати, во время своего пребывания в Маутхаузене американцы демонтировали и вывезли за океан все оборудование подземного авиационного завода, а только потом передали лагерь советским войскам. Пришлось нам реактивную авиацию создавать самим.

Интересная ситуация сложилась и в современной Австрии. С одной стороны, страна гордится своим нейтралитетом и даже не состоит в НАТО, ее руководители говорят много слов о поддержке свободы и демократии во всем мире, а с другой стороны, вместе со всем ЕС поддерживают Украину и не замечают, как там в открытую идет восхваление нацизма. 

В 1994 году вышел фильм австрийского кинорежиссера Андреаса Грубера «Охота на зайцев» (Hasenjagd), и в этом же году он стал самым кассовым фильмом страны. Там в целом объективно показаны и восстание военнопленных, и зверства местных жителе?