Писатель Павел Басинский — про «свой Сталинград»
«Я счастлив, что первых семнадцать лет своей жизни прожил в городе, где вся земля и каждый дом, кажется, кричат о том, что в жизни есть ценности, которые ценнее жизни»
2 февраля отмечали 75-летие победы под Сталинградом. Для меня эта битва — особая тема. Мои детство и отрочество прошли в Волгограде. Кстати, у моего волгоградского друга, который немногим старше меня, в паспорте написано: «Место рождения Сталинград». Сталинград в Волгоград переименовали в 1961 году, в год моего рождения. Я родился в октябре, а он чуть раньше. Поэтому я родился в Волгограде, а он в Сталинграде.
И вот что я однажды понял и удивился. Ведь я родился спустя всего лишь 16 лет после окончания войны. При этом всем известно, что Сталинград был разрушен дотла. Целых домов там практически не осталось. Одни руины. Я помню, как отец однажды показал мне дом. На фасаде был герб… Саратова. «Вот, — сказал он, — это один из немногих домов, что уцелели после Сталинградской битвы». «Почему ты делаешь такой вывод?» — спросил я. А дело в том, что Царицын (прежнее название Сталинграда-Волгограда) был, процитирую «Брокгауза и Эфрона», «уездным городом Саратовской губернии».
Все понятно?
Так я тоже узнавал «мой Сталинград».
Итак, война закончилась недавно. Но я-то помню, что малышом жил в уже цветущем и огромном городе, с чудесной набережной и парком, с широким проспектом и красивыми домами в центре. Их построили пленные немцы. Немцы-то немцами, но далеко не весь город был построен военнопленными, а только его малая часть. Как удалось в считаные годы превратить бесконечные руины, изображенные на многих фотографиях, в красивый многолюдный город? Каковы же были темпы этого строительства и обустройства? Магазины, театры и кинотеатры, трамваи и троллейбусы, аттракционы в парке, цирк и планетарий — и все это жило, работало и радовало глаз.
Мы жили рядом с Домом Павлова, той самой знаменитой цитаделью Сталинградской битвы, о которой написан роман Василия Гроссмана и снят фильм Федора Бондарчука. Так вот, в Доме Павлова жили и сейчас живут самые обычные люди. Это был и остается жилой дом. И только табличка на его фасаде и скромный барельеф напоминают о том, что здесь происходило. А напротив дома находится мельница, единственный в Сталинграде-Волгограде дом, который оставили нетронутым после войны. То есть в руинах. Кто не видел это зрелище, тот не поймет! На этом здании нет живого места. Сквозь него можно видеть Волгу. Потом рядом с ним сделали панораму «Сталинградская битва». Панорама красивая, там стоят еще рядом разные танки и самолеты, на которые любят залезать ребятишки. Но настоящее свидетельство войны осталось сиротливо стоять в стороне. Мирная жизнь — не для него. Оно живет войной, дышит войной и даже звучит войной. И, конечно, Мамаев курган!
На этом холме на правом берегу Волги с сентября 1942-го по январь 1943-го бились так, словно этот холм — Троя. На Мамаевом кургане в братских и индивидуальных могилах лежат более 35 000 защитников Сталинграда.
(Всего в Сталинградской битве с нашей и противной сторон погибло около миллиона, и примерно поровну. Сколько погибло мирных жителей, не знает никто.) И когда на Мамаевом кургане заходишь в Зал воинской славы и видишь эти имена, выбитые золотом на круговой стене, испытываешь невероятное чувство!
И такое же чувство испытываешь возле окаменевшей от горя матери, склонившейся над телом сына. Перед ней озеро слез.
О главном монументе «Родина-мать зовет!» можно говорить долго. Ее видит каждый из окна поезда, въезжающего в Волгоград с северо-западной стороны. К Матери поднимаешься медленно по широким ступеням сквозь Аллею пирамидальных тополей, Площадь Стоявших насмерть, идешь мимо могил погибших. И она растет-растет на глазах, как исполин. Возле нее чувствуешь себя муравьем. Не все знают, что эта Женщина, в мече которой, говорят, находится метеорологическая станция, стоит без всякого крепежа. Так был рассчитан монумент.
Я знаю, что кому-то не нравится ее похожесть на греческую богиню победы Нику. Мол, причем здесь Ника? Но дело не в Нике. Матери бывают разными. Они не только оплакивают сыновей, но отправляют их в бой.
Это страшная диалектика жизни.
Сталинградская битва не обижена литературой. Это и роман Юрия Бондарева «Горячий снег», и эпопея «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана, и, конечно, первый в литературе художественный очерк «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова.
Но мне хотелось бы вспомнить и еще об одном произведении — «Мой Сталинград» Михаила Алексеева. Эта мемуарная книга как-то забыта, а это несправедливо. Там есть такие места, когда ты реально живешь внутри события.
Например, как немцы, пользуясь отсутствием у нас авиации, методично утюжили наши окопы, вылетая строго по часам. После завтрака. После обеда. Солдатики в окопах уже знали время их вылетов и молились: «Только не наш окоп, только не наш!»
Но не наш, значит, соседний.
О Сталинградской битве написал и франко-американский писатель Джонатан Литтелл в романе «Благоволительницы». Конечно, здесь чувствуется прочтение Гроссмана. Но когда он описывает, например, Гумрак… Вы знаете, что такое Гумрак? Это окраина Волгограда. Это знают те, кто в моем городе жил и живет. Я знаю, что такое Гумрак. И Литтелл почему-то знает. И описывает его так, что я верю, что он там побывал.
Есть события, которые врезаются в память человечества навсегда, до конца его существования…
Я счастлив, что первых семнадцать лет своей жизни прожил в городе, где вся земля и каждый дом, кажется, кричат о том, что в жизни есть ценности, которые ценнее жизни. Родина, например. Но и о том, что жизнь побеждает смерть. И я не знаю, что главнее.
Текст: Павел Басинский «Российская газета»
Источник: «Год литературы»