Арбатские ворота
Елена Селина
На улице разговор не клеился.– Светлана не пришла, – сказал Роман.
– Мало ли, – Константин раздумывал, наверное, об этом её «все расходятся».
– Надежда – отличница, – Роман скорее спросил, чем сказал утвердительно, хотя, видимо, думал о чём-то своём.
Константин усмехнулся.
– Слушай историю. Позавчера в заводском клубе. Надежда читает: –
«Море уходит вспять.
Море уходит спать.
Как говорят, прецедент исчерпан …
– томик закрывается – и – пустой лист.
Отовсюду подсказки.
– То, что все знают?
Константин кивнул.
– «Союз нерушимый». И кто-то вспомнил суть: «За быт».
Роман, протянув руку для рукопожатия, через пару минут скрылся в темноте арки.
Константин присел на скамейку. Фонари как будто становились всё ярче. Вот он уже на балконе пятого этажа. Кто это? Филимон. Он подаёт бутафорскую шпагу, яркий плащ и шляпу позапрошлого века. Откуда это? Списано из костюмерной Большого театра. Пояс? Из панциря черепахи? Киностерниде. То есть «киноинтерпретации». Черепахи так называются? Чего не бывает? С кем не бывает? Может быть, это мы? Лестница. Также списана из бутафорской.
Что ж, вперёд, то есть вниз. Балкон третьего этажа. Это же мы. Проберусь через форточку, дурацкий пояс. Вылезу, но пояс. Марго.
– Ты влез через балкон? Что это?
– Это…
– Я тебе снюсь, – Маргарита спокойна. – Нужно прибить гвоздь и повесить … градусник.
– Лестница. Вот, над книжными полками. Шопена побоку. С Достоевским справлюсь. Кроткость – сестра таланта. Старенькие истины, белые паруса. Так, здесь разве что градусник Бентама. По истине, но правильно или нет? Глобус. Не упади. Шарфик, голубой. Улетел. Я тоже падаю. – Не вышло из меня ни Бэтмена, ни Супермена. Лестница, вот и выход.
Земля. Земля. Беседка, силуэт, голос незнакомый
– Шарфик. Зачем, спрашивается, она гуляла вечером в беседке?
– Молитва.
– Уже ночь.
– Молитва.
– Он превратит молитву в фаст-фуд. И о…
Константина звал какой-то голос. (Оказывается, он заснул.) Это человек в плаще и шляпе. Это Георгий Иванович.
– Костя, поздно уже, пойдём, тётя тебя искала.
– Привет Ларисе Витальевне.
– Вот сам и передашь.
В коридоре квартиры он раскрыл газету.
– Это невероятно. В небе светящиеся объекты. Ларчик просто… фосфор.
* * *
Из сцены на природе – костёр и мелкий дождик.
– Скучно, друзья, ну, рыбалка, ну, уха, – новенькая девушка, видно, не привыкла к часто устанавливающемуся молчанию.
– Прошу заметить, – Георгий Иванович говорил негромко, но все обратились к нему, – солнце в очередной раз взошло над всеми нами.
– Событие, – вздохнула новенькая девушка, знакомая Артёма.
Константин смотрел на огонь:
– Художники, найдите краски для золотой зари и дневного света, розового моря, желтеющей листвы, новогодней ёлки, белого оленя и осеннего поля.
– Может быть, Вы, Александр, попадёте в струну?
– О нашем пятом пехотном? Минута.
Я как сапожник без сапог, у меня детская гитара, я должен настроить.
– Сапоги пускай шьёт сапожник, – начал Артём.
– А пирожные печёт пирожник, – продолжила девушка, которую зовут, как вспомнил Константин, Анечкой. – А нам что делать?
– Пустяки. Всего лишь не давать пустых обещаний.