Парад на 70-летие китайской народной республики был так похож на старые парады советского времени, что хотелось даже протереть глаза. Демонстрация достижений народного хозяйства, нарядные юноши и девушки, спортсмены-олимпийцы и гвоздь программы – дефиле военных новинок. Единственным существенным отличием было лишь то, что своё обращение к нации и ко всему миру президент Си произносил не с мавзолея Мао, а стоя над воротами Запретного города. Речь китайского лидера (в которой он пообещал, что ни одному государству не удастся остановить прогресс КНР) тоже была под стать советским образцам, особенно если учесть, что она произносилась сразу после прогрохотавшей по площади Тяньаньмэнь военной техники.

И весь парад был одним большим жестом (в первую очередь, в адрес Вашингтона), словно Китай и вправду занял место СССР в борьбе за мировое господство. Но это не так. Вернее, не совсем так: да, теперь именно Китай стал главным соперником США, но это соперничество совершенно иного рода.

Во-первых, оно совершенно очищено от идеологии: Китай не предлагает альтернативу американской модели развития, напротив – он сам её принял, оставив от социализма лишь незначительные рудименты, да внешнюю оболочку, в виде помпезных парадов, красных флагов, гербов с серпами и молотами и коммунистической партии. Вследствие этого, кстати, у Китая нет своего блока союзников, подобного НАТО, поскольку нет собственного идеологического стержня, вокруг которого он мог бы сплотить другие государства. Да, Китай по-прежнему на бумаге является социалистическим государством, однако он даже не пытается продать этот факт за рубеж, пытаясь сменить СССР на посту лидера стран социалистической направленности. В этом Пекин резонно не видит никакого смысла – во-первых, потому что таких стран в мире осталось крайне мало, во-вторых, потому что сам прекрасно понимает, что китайский социализм является фикцией а в-третьих – зачем вообще нужны такие идеологические скрепы, когда история уже показала, что гораздо надёжнее завоёвывать лояльность с помощью своей экономической привлекательности. Идеология в достаточной степени эфемерна, её нельзя «потрогать» - зато миллиарды китайских инвестиций и товаров, расползающихся по всему свету, потрогать можно. Они абсолютно реально повышают влияние Пекина – и делают это гораздо эффективнее, чем миллиарды, которые СССР затрачивал на поддержание искусственных коммунистических режимов в Восточной Европе.

Борьба США с Китаем не является противостоянием идей: это, в первую очередь, экономическая борьба, сражение за рынки сбыта – и, соответственно, за мировое влияние, логично вытекающее из экономического доминирования. СССР в принципе не мог навязать США такого сражения, его экономика, в сравнении с американской, была откровенно слабой, да и сам её принцип абсолютно не соответствовал тому, чтобы конкурировать в сфере производства товаров массового потребления. Советско-американское противостояние было исключительно идеологическим и военным: американо-китайское противостояние почти на сто процентов состоит из экономики. СССР обладал сравнимой с США военной мощью и достиг ядерного паритета, но даже близко не мог сравниться с США в мировой торговле и финансовой сфере. В результате, влияния за переделами «железного занавеса» у Москвы практически не было – а там, где оно всё-таки было (как на Кубе или в Египте) положительной отдачи от него всё равно не получалось: напротив, все эти страны стали большой «чёрной дырой», в которую СССР бесконечно вливал свои деньги, ресурсы и мозги, не получая на выходе даже твёрдых союзнических обязательств. А огромная армия так и простояла без дела, а затем в ней просто отпала надобность.

Между прочим, одно из наиболее распространённых и внятных определений академических определений «супердержавности» полностью сконцентрировано на экономической мощи и вообще не учитывает военный фактор: супердержавой считается страна, доминирующая в мировой торговле и мировых финансах. Более того, в такой структуре мира всегда присутствует не только «супердержава», но и «претендент», который навязывает «супердержаве» борьбу, надеясь перехватить у неё этот статус. Согласно этому определению, СССР никогда не был супердержавой и, более того, никогда даже не был «претендентом», поскольку не мог навязать адекватной конкуренции американскому экономическому господству. Зато Китай полностью соответствует роли «претендента» - не только самим фактом экономической борьбы с США, но и своими глобальными инициативами, такими как «Новый шёлковый путь» или Азиатский банк инфраструктурных инвестиций: они, как раз-таки, призваны пошатнуть доминирование США в наиболее важных сферах – мировой торговле и финансах.

Китай действует рационально: он не принял американской идеологии, не принял ценностей либеральной демократии, подчёркивая свой конкурентный и обособленный статус, но СОПЕРНИЧАТЬ в идеологии он не стал. Более того, саму идеологию внутри страны он практически лишил всякого смысла, заменив на её на госкапитализм, совмещённый с автократическим правлением. Он также не стал пытаться угнаться за США в военной сфере (пусть, в последнее время, и стал очень много тратить на оборону). И в результате всё же стал главной претендентом на то, чтобы сменить США на посту мирового гегемона.

«Претенденты» бывают разные: временами они одерживают верх над «супердержавой», как Британская империя над Нидерландами, временами – нет, как наполеоновская Франция не смогла декороновать ту же Британскую империю, оставив это дело США. Примечательно, что «свержение» старого гегемона зачастую проходит бескровно, без военного конфликта.

Потому совсем даже не парадоксально, что противостояние США и СССР было куда более «горячим», чем американо-китайское. В годы холодной войны мир несколько раз застывал на грани ядерного конфликта, то тут то там возникали локальные войны между государствами, за спинами которых стояли Москва и Вашингтон. Ничего подобного сейчас не происходит – и, тем не менее, Китай куда опаснее для США, чем СССР был когда-либо. У Китая есть реальный шанс сместить США с поста мирового гегемона, а у СССР, несмотря на весь накал холодной войны, такого шанса никогда не было.

Получится у Китая или нет – уже другой вопрос. Сейчас он сталкивается с очевидной проблемой роста и ещё рядом других сложностей. Как тут не вспомнить, что китайская история характерна ярко выраженной цикличностью – за каждым ярким этапом роста следует катастрофа, сопровождающаяся социальными потрясениями и угрозами со стороны иностранных держав. В любом случае, он уже продвинулся намного дальше, чем его предшественник.