Декоммунизация по-казахски: много пафоса и никакой конкретики

В последнее время общественные деятели и журналисты национал-патриотической (или национал-популистской, кому как нравится) ориентации пытаются внушить нам мысль о необходимости декоммунизации. Мол, это едва ли не ключевое условие формирования демократического общества и расцвета экономики в Казахстане. Правда, в таких рассуждениях почти нет конкретики, зато очень много пафоса и мифов.

Кому и за что каяться?

Совсем недавно на одном из интернет-ресурсов была опубликована статья, автор которой заявил следующее (орфография и пунктуация сохранены): «Всем нужно понять, что декоммунизация это еще и покаяние. В нашем случае, больше подходит пример с денацификацией в Германии и Австрии, которая предусматривала… некое народное очищение, перезагрузку общества говоря сегодняшним языком. Обратим внимание, что именно благодаря этой перезагрузке Германия из проигравшей в войне страны превратилась в ведущую экономику Европы».

Если бы автор ознакомился с литературой или хотя бы посмотрел немецкие фильмы на эту тему, то убедился бы, что все обстояло иначе. До начала 1960-х жители ФРГ в массе своей старались не затрагивать тему преступлений нацизма. Они ее, по сути, замалчивали, а исключение составляли разве что отдельные писатели и философы: Томас Манн, Карл Ясперс, Генрих Белль… Поворотным моментом стал «франкфуртский процесс» 1963-65 годов, с которого начались внутринемецкие «малые нюрнберги». Это были суды уже не над теми, кто отдавал преступные приказы, а над рядовыми исполнителями — надзирателями концлагерей, участниками карательных акций, которые после войны спокойно жили и работали, в том числе и в госучреждениях. Сами немцы сняли про это хороший фильм «В лабиринте молчания», основанный на реальных событиях. И вот только тогда, в середине 1960-х, в немецком обществе начались те сдвиги, которые, в конце концов, и привели к осознанию коллективной вины. А в 1970-м произошел знаменитый акт коленопреклонения канцлера ФРГ Вилли Брандта.

То есть к «немецкому экономическому чуду» (уже в 1950-м был достигнут довоенный объем производства, а еще через десять лет он возрос втрое, что вывело ФРГ в европейские лидеры) «покаяние» и «перезагрузка общества» не имели никакого отношения. Слагаемыми успеха стали выверенные действия правительства и прежде всего министра экономики и будущего канцлера Людвига Эрхарда, максимальная свобода предпринимательства, традиционно присущие немецкому народу трудолюбие, дисциплина и готовность противостоять испытаниям. Да и роль «покаяния» в объединении Европы, о чем тоже любят сегодня порассуждать, мягко говоря, преувеличена: процесс интеграции с активным участием ФРГ был запущен в 1957-м, еще до того, как граждане этой страны стали открыто говорить о своей вине за преступления нацизма.

Акт покаяния – звучит, конечно, красиво и пафосно, но как представляют его себе люди, призывающие пойти на аналогичный шаг в Казахстане? Кто, перед кем и как должен каяться? Может ли пример Германии (наверное, единственный такого рода в мировой истории) служить для нас ориентиром? Если немецкое общество в 1933-м на вполне демократичных выборах голосовало за нацистов, а затем потворствовало преследованию тех же евреев и даже само участвовало в этом, чему есть масса документальных доказательств, то в чем конкретно заключается «коллективная вина» казахов и казахстанцев? Тем более современных, не заставших времена сталинских репрессий и массового голода? И каким образом «покаяние» вдруг приведет к экономическому подъему, повышению уровня жизни наших граждан? Ответов на эти вопросы авторы «инициативы» не предлагают, предпочитая говорить на языке сплошных лозунгов и деклараций.

«Двойные стандарты»

Процесс декоммунизации включает в себя разные составляющие. И в нашей стране он идет уже давно. Так, снесены многие памятники советской эпохи, получили другие названия населенные пункты, улицы, различные учреждения, носившие прежде имена деятелей коммунистической (большевистской) партии. Правда, здесь не обходится без «двойных стандартов», что создает определенную напряженность в межэтнических отношениях.

В этой связи стоит привести другую фразу из упомянутой статьи: «…некоторые почему-то считают декоммунизацию дерусификацией, то есть процессом, направленным против русскоязычных граждан страны. Это не то, чтобы не так – это противоречит принципам самого процесса». Но посмотрите на названия, например, алматинских улиц. Имена активных участников гражданской войны — большевиков, имевших непосредственное отношение к этому городу, но носивших русские фамилии (Виноградов, Овчаров, Фурманов и другие), уже исчезли с табличек, а имена их соратников-казахов сохранились. И подобное наблюдается во всех населенных пунктах республики. Или можно, например, вспомнить, как несколько лет назад в Казалинске из названия местной школы убрали имя ее выпускника, уроженца этих мест Владимира Счастнова, которого в 1944-м посмертно удостоили звания Героя Советского Союза. Хотя он даже коммунистом не был.

Кстати, Украина, к опыту которой часто апеллируют наши национал-патриоты, действует в этом плане куда более последовательно. Там в список из 520 деятелей Компартии, подпадающих под действие принятых в стране законов о декоммунизации, вошли и этнические украинцы, в том числе бывшие руководители республики – Чубарь, Шелест, Щербицкий и т.д., включая попавших под каток репрессий. И если пойти по такому пути, то в Казахстане придется переименовать улицы, названные в честь Сейфуллина, Рыскулова, Джандосова, даже Кунаева и Ташенева. Ведь все они были видными представителями «тоталитарного режима».

Интересно, как отнесется к такой идее казахское общество, для значительной части которого названные исторические персонажи являются почти национальными героями? И распространяется ли на эти фигуры другая фраза автора публикации? Привожу ее дословно: «…если (когда) у нас дело дойдет до суда, оно будет касаться самой идеологии и давно умерших «больших большевиков». В то же время аргумент, что покойников не стоит трогать, в нашем случае не работает».

Этот самый «суд» — видимо, из той же категории, что и «покаяние». Крайне любопытно было бы узнать, как он будет проходить, кто будет прокурором, а кто адвокатом, кого пригласят в качестве свидетелей, кому доверят право вынести приговор, и что с этим приговором потом делать. То есть опять же какие-то мечтательно-идеалистические декларации при полном отсутствии конкретики.

Позабавила и сентенция о «суде» над коммунистической идеологией. Вспомним, что она проповедует: общественная собственность на средства производства, социальная справедливость, принцип «от каждого по способностям – каждому по потребностям» и т.д. Так ведь сегодня сами национал-популисты требуют фактически того же. Да и подавляющее большинство далеких от политики казахстанцев отнюдь не против такой постановки вопроса. Конечно, можно говорить об утопичности коммунистической идеологии, но в чем в чем, а в гуманности ей не откажешь. Другое дело, как в СССР и кое-где еще пытались осуществить ее на практике, какими жертвами это сопровождалось и как, в конце концов, были дискредитированы вроде бы благие идеи и цели…

Есть другие угрозы – куда более серьезные

Что касается другого пласта декоммунизации, связанного с общественным сознанием, то здесь уже можно ничего не делать: выросшие за годы независимости новые поколения казахстанцев благодаря кардинальному пересмотру содержания учебников истории (в которых прежний «позитив» теперь преподносится как «негатив», и наоборот) в массе своей не приемлют советское прошлое. Мало того, самые активные из них, хотя и не застали те времена, сегодня безапелляционно внушают жившим в «совке», как их, советских граждан, угнетали и лишали самого необходимого. Так что даже за 40-летних можно в этом плане уже не беспокоиться. Менять же сознание представителей старших поколений бессмысленно – хотя бы силу их возраста. Да и вымрут они скоро, не дождавшись гипотетического «суда».

А что может означать декоммунизация власти? Неужели люди, призывающие к этому, действительно думают, что наши государственные чиновники в своих действиях руководствуются какими-то идеологическими соображениями? Большинство их интересует лишь власть как таковая, и ради того, чтобы остаться в ней, они легко приспособятся под любой общественный строй — социалистический, капиталистический, а еще лучше (для них самих) феодальный. Ну, хорошо, уйдут бывшие коммунисты и комсомольцы. И что, на смену им придут те, кто объявит свободные выборы, начнет строить подлинно правовое государство и по-настоящему рыночную экономику? Неужели непонятно, что корни авторитаризма лежат не только и не столько в советской эпохе, хотя она тоже изрядно этому поспособствовала, что они гораздо глубже?

…Декоммунизация, люстрация и прочие подобные вещи, происходящие при смене политических режимов, были актуальными для Казахстана в начале 1990-х. А сегодня это выглядит и явно запоздалой, и абсолютно бессмысленной затеей. За прошедшие почти тридцать лет сложились абсолютно иные экономические отношения, кардинально изменились идеологические ориентиры и духовные ценности, теперь уже не верующие, а атеисты чувствуют себя в нашей стране белыми воронами, слово «интернационализм» стало почти ругательным. И т.д. и т.п.

В то время как национал-популисты рассуждают о декоммунизации, перед Казахстаном все острее встают действительно реальные угрозы, вызванные деградацией системы образования и здравоохранения (вы можете представить, чтобы во времена советского «застоя» было что-то подобное тому, что совсем недавно имело место в роддоме города Атырау?), депрофессионализацией кадров, дегуманизацией социальной политики. А еще впору говорить о деморализованности как общества в целом, так и индивидуальной воли людей, поскольку они уже не видят для себя перспектив. Вот потому-то часть казахстанского социума ностальгирует по брежневским временам, когда жили «пусть небогато, но справедливо и с ощущением уверенности в завтрашнем дне», а кто-то и вовсе тоскует по «железной руке» (Сталин, Андропов), «способной навести порядок», покончить с коррупцией и непотизмом, в которые мы все глубже погружаемся.

Идеологическими методами такой настрой не изменить. Единственный путь, как бы банально это ни прозвучало, – повышение уровня жизни основной массы населения (через предоставление максимальной свободы предпринимательству, создание рабочих мест, «очеловечивание» социальной политики) и реализация на практике принципа «закон един для всех». То есть тот самый путь, который прошли Швеция, Норвегия и ряд других стран. Там вовремя поняли, что посредством более или менее справедливого перераспределения национальных богатств и внедрения широкого спектра социальных гарантий, но при сохранении основ рыночной экономики, можно добиться определенной гармонии в обществе и тем самым минимизировать риск проникновения «коммунистической заразы».

Вот с таким вариантом декоммунизации можно согласиться…

Женис Байхожа, Central Asia Monitor, Казахстан