Попал в тюрьму по божьей милости. Как донской осужденный стал писать иконы
Недавно в Ростовской области прошёл, как пишут в официальном документе, региональный этап конкурса православной иконописи среди осуждённых «Канон». От исправительной колонии № 12 в нём принял участие Александр Чурсин - иконописец, который своё попадание в тюрьму расценивает как проявление божьей милости. Корреспондент «АиФ-Ростов» побывала в колонии и поговорила с художником.
Три мешка смальты и одна мечта
В день, когда мы приезжаем в Каменск-Шахтинский, холодно - даже пальто не спасает. Зябко на улице, неуютно и на пункте досмотра, и когда идём по длинному плацу, над которым «Би-2» кричат из динамиков местной радиоточки, что «Полковнику никто не пишет».
Поэтому, когда заместитель начальника колонии предлагает чай, не отказываюсь.
«Вы будете?» - спрашиваю у Александра Владимировича Чурсина, моего собеседника, отбывающего наказание в колонии № 12.
«Нет-нет, я уже того, напился уже», - он засуетился, завздыхал.
Потом я его долго слушаю. Вначале говорит Чурсин трудно, раскачивается и подбирает короткие общие слова. Что родом он из Шахт, с женой в разводе, трое взрослых детей. Старший сын работает в Москве, тоже художник. Младшая дочка учится в художественном, средняя имеет «нормальную» работу. Все дети умные, хорошие, он ими гордится. Сам он тоже когда-то был таким, романтичным и талантливым. Закончил Грековское худучилище (Ростовское художественное училище имени М. Б. Грекова - ред.), когда предложили квартиру, переехал с семьёй (давно это было, лет тридцать с лишним прошло) в Саратовскую область.
Там, в городе Балаково, оставил после себя долгую память - аллею портретов героев СССР, передовиков производства, с оформлением помогал. Всё шло хорошо, а потом Чурсин запил. Долго терпеть всё это безобразие супруга не стала, подала на развод, и в 1997 году Александр Владимирович вернулся с чемоданчиком в Шахты, к родителям.
«Вот тут я главное на сегодня в своей жизни сделал - помогал в восстановлении Храма Покрова Пресвятой Богородицы. Разрушили его ещё в 1930-е, сняли купола, и была там ремонтная мастерская трамвайного депо. Я в детстве даже не знал, что это бывший храм, хотя каждый день проходил мимо. В 1999 году начали его восстанавливать, я вернулся как раз и зашел: «Нужна помощь художника?». А там батюшка был такой деятельный, энергичный, душу во всё это вкладывал. Он меня и подхватил: «Нужна, напишешь нам иконостас?».
Эскиз уже был, москвичи его разработали. Я взялся, но получилось иначе, потом тоже художники подключились. Ездил в Старочеркасский собор, смотрел, как там старые мастера делали иконостас, учился. Мозаику клал - этим горжусь, вышло хорошо. Закупил три мешка смальты (материал для мозаичных панно - прим.ред.) чтобы дальше делать, а потом оказался здесь», - рассказывает художник.
Не зарекайся
В тюрьме он оказался, как сам говорит, божьей милостью. Когда вернулся после развода в Шахты, жил сначала с родителями. Потом, когда те умерли и сестра выписала его из семейного дома, снимал квартиры, скитался, попал к «тунеядцам и алкоголикам». По вечерам собирались на какой-то хате. Был у них главный, который «морды бил и деньги отбирал». И вот как-то в пьяной драке Чурсин выхватил нож и ударил обидчика.
«Испугался, когда только протрезвел и до сих пор благодарю Бога, что тот жив остался, - говорит арестант. - А меня сюда отправили. Три года - не восемь лет. Но и это нормальный срок для того, чтобы подумать, как дальше жить. Я уже не мальчик, мне немного осталось, а чего-то большого, главного в своей жизни не сделал. Только в зрелом возрасте начал иконы писать, делом настоящим заниматься, но в пьянку повело. А сейчас всё заново. Рисую портреты ребят, которые здесь сидят, шаржи, иконы. И Он мне говорит, что я ещё что-то важное успею сделать. Он постоянно с нами - одни его замечают, слышат, а другие нет.
Сам же художник впервые «услышал голос Бога» ещё студентом. Вернее, как он говорит, даже не услышал, а почувствовал. Времена советские ещё были, в храмы ходили, как в музей, а он зашёл в собор в Ростове и выйти никак не мог. Как в другой мир попал, что-то в нём перевернулось. В библиотеку пошёл, попросил альбомы с иконописью, сидел, изучал, хотел попробовать так же. Но тогда - то ли душой был молод, то ли время ещё не подошло. Получаться начало только во второй половине жизни, когда за плечами у Чурсина уже мешок камней - выходит, что своё понимание иконописи он выстрадал.
«Что-то мирское можно рисовать через технику, можно через понимание, часто даже и незаметно будет, от души ты писал или так. Это профессионализм. Но когда ты пишешь икону, всё по-другому. Если у тебя внутри нет чувства, что ты не пишешь, а как бы высвобождаешь её из грунта, ничего не получится. Я на себе испытал - берёшь кисть и как бы снимаешь плёнку, потом смотришь, а там уже всё есть. Одно движение - брови, другое - веки, лицо проявляется несколькими мазками. Потом отойдёшь, посмотришь и удивляешь - вот как так? А так - если ты к этой иконе пришёл готовым духовно, всё будет».
«Вот и всё, к чему стремлюсь»
Икон Чурсин пока написал немного, пьянка от дела оттягивала, теперь же времени у него гораздо больше. Поэтому к участию в конкурсе готовится основательно, погрузился в историю Дмитрия Донского, получил благословение священника, заказал кисти, краски.
- Какая икона из тех, что вы уже написали, далась легче всего?
- Святой Бонифаций.
- Тот, которому от алкоголизма молятся?
- Да, - смеётся Чурсин. - Мне он не помог, а тому, кому я его писал, помог. Через год встретил этого человека - ни капли в рот не берёт.
- Так может, и вам такую самому себе написать надо?
- Да может и надо. Я пока тут сижу, ничего, нормально, не тянет. Как выйду, тоже попробую жить в трезвости. Надеюсь, получится. В храм ещё схожу, проверю, не разворовали ли мою смальту. Если лежит, может, мозаику доделаю. Ну и дальше хочу что-то хорошее делать. Если разрешат, при храме останусь. А нет - так портреты в парке рисовать буду или петь под гитару, чтоб на жизнь зарабатывать. Я же ещё стихи сочиняю и песни.
- Прочтёте что-то?
Чурсин смущается, но ненадолго, начинает читать свои стихи. Заканчиваются они так: «Я вчера молился Богу и сегодня помолюсь, чтобы в жизни столь убогой он помог найти дорогу. Вот и всё, к чему стремлюсь...»
В исправительной колонии № 12 надеются, что их Дмитрий Донской займёт достойное место среди конкурсных работ. И что когда Александр Чурсин выйдет, что-то в его жизни всё-таки изменится к лучшему.