Баллада о монахе и Маришке

Баллада о противостоянии христианского и языческого мировоззрений, олицетворенных в образе монаха и маленькой ведуньи Маришки. Автор: Дмитрий Грачёв. Солнце село красным диском, Обагрило шапки гор. И стоглавым обелиском Зарумянился простор. Замер лес, притихли птицы, Мир готовится ко сну. Лишь ручей как днем струится, Песнь слагая про весну. Скоро из дремучей чащи Леший выйдет погулять. С водяным, что много старше, Будут в салочки играть. Вурдалаки с упырями В ночь закружат хоровод. С голубыми фонарями Мертвяки пойдут в поход. Ночь для нечисти привольна, Берегись, кто не сбежал. Филин ухает довольно: Он кого-то увидал. По извилистой тропинке Не спеша монах бредет. Он уже, как на поминках, Он сегодня пропадет. До крови нательный крестик Слабою ладонью сжал. И молитвы Божий крестник Все, что знал, перечитал. Надо же беде случиться, В монастырь свой опоздать. Черт попутал заблудиться, Разморил часок проспать. Да за дивной оленицей Долго наблюдал монах, Что к ручью пришла напиться А теперь вот – дрожь в ногах. Липкий пот по лбу сочится, Сердце, грудь сжимает страх. Надо же беде случиться… Что там чавкает в кустах? И не глядя на дорогу, Бросился монах бежать. Разодрал корягой ногу, Больно – силы нет ступать. Да и встать совсем нет мочи – Нечисть гонится за ним. Как же убежать от ночи? Боже, где ж твой херувим? Что Божественным светилом Путь укажет беглецу. Без него монаху – вилы, Жизнь его идет к концу. И тут точно, Бог услышал, Впереди забрезжил свет. На избу монах наш вышел, Что стоит здесь тыщу лет. Волоча больную ногу, К той избушке подбежал. Стукнул в дверь, присел немного И без памяти упал. * * * * * Огонек трещит в камине, Ласково даря тепло. Как привольно на перине, Как здесь чисто и светло. Пахнет свежим хлебом, щами, Наш монах, глаза открыв, Шевельнул ногой, руками. Господи! Он, правда, жив! Вот ведь страху натерпелся. Гнался кто за ним? Аль нет? Бес попутал? Огляделся… Дом пустой, хозяев нет. Кто ж в кровать его положил? Ногу кто забинтовал? Да монашью рясу тоже Кто так чисто подлатал? За кого молиться должно? И кого благодарить? За кого в светлейшем лоне Настоятеля просить? Тихо скрипнув, дверь открылась, И девчушка лет десьти На пороге появилась С охапкой дров – не унести. Закряхтев, монах в кровати На локтях хотел привстать. Девчушка вмиг к нему метнулась: «Тебе нельзя. Нужно лежать». «Да как звать тебя?» – «Маришка, А тебя?» – «Я, брат Иван». «От кого бежал, братишка? От ватаги басурман?» «Нет», – монах ей отвечает. «Нечисть я в лесу видал. Бесов мерзких – кто их знает… От чертей я убегал!» «От чертей, от бесов? Что ты? Сказал бы хоть «от медведей». Ведь всю нечисть на болоте Потопил дед Берендей». Рассмеялася девчушка, А потом и говорит: «Видишь – вон в углу кадушка? В ней весь страх твой и сидит. Я ее накрою крышкой И закину с глаз долой. А твой страх ежи и мышки Пусть растащат. Не впервой». «Кто ж такая ты, девица? Где отец твой да где мать? Это право не годится Тебя одну в лесу бросать». «Отец мой умер», – отвечает. «А мать – твои забрали братья. За то, что словом исцеляет, Отводит от людей несчастья. Твою же ногу я спасла?! Меня в огонь? Так, брат Иван? Что ж, не боюсь любого зла, Казни за правду, не обман». «Ты что, дитя?» – монах в ответ. «Господь ведь строго наказал, Что в детских душах дивный свет, В них нет греха – Он так сказал. Покайся, и пойдем со мной. Владыке я тебя отдам. В монастыре, что под горой Войдешь ты в золоченый храм». «Нет, брат Иван. Мой Бог другой, Он добрый, любящий, правдивый. Он говорит всегда со мной, Листвой шурша с плакучей ивой. Он говорит со мной в дубках И в озере, у водопада. Шелест травы и пенье птах… Другого Бога мне не надо!» «Отведай лучше, брат Иван» Маришка миску протянула. Квас налила ему в стакан, Краюху хлеба отщипнула. «Вкусно, да больно горячо, – Иван ладонью вытер рот, – Скажи, Маришка, мне еще Здесь взрослых точно не живет? Ведь так готовить, уж-то ты Сама хозяйство все ведешь. Господь свидетель – от плиты, Наверное, не отойдешь?» Маришка в смех: «Ну что ты, брат. Мне помогают все вокруг. Бельчата тащат все подряд: Грибы, орехи, виноград… Сверчки же печку разведут. Капусту зайчик мне принес. Скорее, где-то утащил, А серый волк – зерна мешок. Твердит, что лично накосил. Михал Потапыч мазь тебе Из меда с мхом сам растирал. На силу забрала себе, А то б не вытерпел – сожрал. Да не тебя, а только мазь. Потапыч лекарь еще тот, Ему твердишь: «К пчелам не лазь». Он сразу глух, как тот удод. Но ты проверишь мазь его, Она чудесней всех чудес С целебной силой самого Владыки, что устроил лес». «Лес создал Бог», – монах в ответ. «И всех зверей, и все вокруг. А людям дал простой завет: Коль зверь не нужен на обед, До завтра бегает пусть друг. Ведь человек – всему венец Природой должен управлять. Он царь природы, наконец, И чему быть, чему конец, Он должен сам решать!» «Ой, ты природы господин!» – Маришкин смех звенит в избе. Пришел вчерась ко мне один, Так прямо не в себе. Чертей он, демонов видал, Русалок у реки. Вот только страх его и гнал. У страха, говорят, глаза Чертовски велики. Учила с детства мать меня, Что Бог – он есть везде: В земле, траве, обломках пня И в дождевой воде. Имеет душу все вокруг, Повсюду Божий дух. Коль примешь это – станет вдруг Природа, точно верный друг, Вести беседу вслух. Откроет тайны все тебе, А как-то, сделав вздох, Расскажет о своей судьбе И, усмехнувшись, пояснит: Она и есть тот Бог. Давай-ка, брат Иван, тебя Перевяжу. И спать. Увидишь, завтра будешь ты, Как новенький плясать». Погасли свечи на столе, Камин почти потух. И лишь сверчки «тра-ля-ля-ле», Не переводят дух. На лавочке Маришка спит, В перине брат Иван. И хоть он громко так храпит, Поверьте, он ничуть не спит Он «божий» строит план. * * * * * Лишь рассвело, Иван, как тать, С перины соскочил, Огромную подушку взять Рукавья засучил. Нога прошла, нет и следа, Господь ему помог. Ни мед, ни травка-лебеда И ни заклятья колдуна, Колдун бы так не смог. Сила – Господь, а вера – меч, Бог ночью знак подал. Колдуний род нужно пресечь, Он так ему сказал. Без крови, задушить во сне Бесовское дитя, А после дом спалить в огне, Разрушить все, хотя… Хотя, достаточно ее, Маришку, погубить. Она – приспешник сатаны, Ей не пристало жить. Монах к девчушке подошел. Маришка тихо спит. Румянец на щеках расцвел, Тихонечко сопит. «Во имя Господа, Отца», – Монах проговорил. Мускул не дрогнул подлеца, Когда на спящее дитя Подушку он взвалил. Маришка дернулась, опять, Затихла, наконец. Подушку убирает тать, Увидеть дел венец. О Боже, а Маришки нет. Вместо девчушки той Лежит березовый пруток С зеленою листвой. «Господь, я все, как Ты хотел, Пытался совершить, – Кричал монах, – но не сумел И как мне дальше жить. Знала она свою судьбу, А свою – не знал. Ты душу заложил мою И правды не сказал. Господь, как мог ты поступить Так со слугой своим? Как я могу тебя любить Теперь? Ведь ты, как дым. Растаял вмиг, и нет тебя. Маришкин Бог живет. И ласково ее любя, От горя бережет. Я ухожу, Господь, прощай, Меж нами все, стена. Ты не Отец мне, почитай, Теперь ты – Сатана». Шатаясь, вышел прочь Иван И за угол зашел. Глядит: лежит дубовый чан, Кадушку он нашел. Ту, что Маришка от него Пыталась схоронить, Забрав все страхи, самого Хотела исцелить. Кадушку тронул он ногой, Затем сильнее пнул. Схватил, поднял над головой, Об камень саданул. Кадушка треснула, и тьма, Подобно рою ос, Вокруг Ивана обвилась Залезла в уши, нос… Иван кричал, хотел бежать Вперед или назад. Разверзлась тьма, не миновать Ему дороги в АД. * * * * * В лесу весна, кусты цветут, А птицы гнезда вьют. Мудрый ручей, что с гор течет, Журчит и там, и тут. А в чаще леса, у холма, Дом тыщу лет стоит. Маришка на его крыльце Веселая сидит. Цветы и травы у нее В косицы вплетены, Кораллом губы, а глаза, Как ночь подведены. Бельчонок ей принес орех, Черничный куст – енот. Михал Потапыч лучше всех: Бочонок меда прет. Она живет не для себя: Излечит, исцелит. Дитя природы! Ее Бог И нас с тобой хранит.