«Феномен Греты Тунберг» и информационные войны эпохи постглобализации
Россия уже сейчас должна начать разработку инструментов противодействия негативному влиянию новых технологических возможностей
Цифровизованный хаос
Современный мир становится миром хаотизации. Но, если раньше речь шла только о политическом переформатировании при стремлении максимально сохранить неприкосновенность мировой экономико-финансовой системы, то сейчас, как показывают события в Гонконге, хаотизация начинает затрагивать и финансово-инвестиционное ядро глобальной экономики. Это говорит о новом этапе экономического кризиса и утрате, как минимум, части рычагов управления важнейшими экономическими и политическими процессами. При этом современный мир становится всё больше миром информационных манипуляций в политических и экономических целях, миром информационный войн и площадкой для апробации механизмов формирования «виртуальных политических и экономических реальностей», на базе которых глобалистские элиты и группы экономических интересов в постиндустриальных странах «коллективного Запада» пытаются оседлать процессы трансформаций мировой экономики и политики и в очередной раз направить переконфигурирования системы в свою пользу.
Мы становимся свидетелями беспрецедентных по глубине и масштабам попыток социально-политического и экономического конструирования, ставшие возможными в силу развития общемировых каналов коммуникаций, в целом контролируемых США, и совершенствования технологий цифровизированных интегрированных коммуникаций.
Дональд Трамп» активно использует потенциал контролируемых США глобальных каналов коммуникаций.
Показательно, что президент США Дональд Трамп, заявляющий о своём стремлении бороться с fake news, активно использует потенциал де-факто контролируемых США глобальных каналов коммуникаций для манипуляций экономической конъюнктурой и оказания политического и экономического давления на своих оппонентов. Это показывает, с одной стороны, операционную доступность инструментов информационных манипуляций, а с другой, - их привлекательность в качестве инструмента управления информационными потоками. Упомянутые манипулятивные «волны», имевшие прямое экономическое проявление, были построены на сочетании краткосрочного, «пикового» манипулятивного воздействия и нацеленности на формирование стратегических информационных линий. Именно сочетание, причём локализованное по времени и пространству, возможности формирования стратегических смысловых векторов и потенциал генерирования локальных информационных пиков, адаптированных к конкретному социально-экономическому пространству, делают современные виды социо-информационных манипуляций особенно эффективными и деструктивными.
«Казус Греты Тунберг» - общемировой политический феномен, призванный с помощью радикал-экологизма сформировать систему «глобальной экологической дани» для утративших динамизм стареющих западных элит.
Радикал-экологизм - оружие старых элит
Раскрученный до уровня общемирового политического феномена «казус Греты Тунберг» с этой точки зрения является попыткой использовать искусственно сконструированный образ, вокруг которого формируется столько же искусственно сконструированный социальный протест, позволяющий группам экономических интересов решить, как минимум, две ключевые задачи: с одной стороны, социально легитимизировать новые механизмы регулирования экономического роста, ограничив потенциал развития крупнейших промышленно-развитых стран - таких, как Китай, Индия, Турция и Россия. Речь идёт о формировании системы «глобальной экологической дани», перераспределяемой через вполне очевидные сетевизированные псевдо-общественные структуры. С другой стороны, новая волна радикал-экологизма, проявившаяся не только в Европе, но и в США, важна тем, что отражает стремление сориентированных на продолжение развития глобализации в прежнем формате игроков перехватить наметившееся в большинстве индустриальных и постиндустриальных стран усиление левых настроений, способное стать опасным для утративших динамизм стареющих западных элит.
Но «казус Греты Тунберг» появился не на пустом месте. В последние годы мы наблюдаем резкое повышение агрессивности информационного поведения не только в политике (примером чего стала развязанная в США кампания против Дональда Трампа), но и в экономике. Возникли сегменты экономики, где процессы развиваются в формате сконструированной реальности с полной невозможностью отличить реальные процессы от фейковых и с переходом от среднесрочных к краткосрочным типам реакций рынка, что вызывает опасные раскачивания, ничем не мотивированные с точки зрения реальной экономической базы.
Приведём несколько примеров, когда информационно-политические манипуляции не просто затрагивали значимые сегменты экономики или важнейшие экономические процессы, но и становились системообразующим элементом принятия важнейших, стратегических экономических решений:
- Рынок углеводородов (прежде всего рынок нефти). За последние полгода на нём было реализовано, как минимум, пять колебательных волн, сформированных в основном за счёт технологий информационных манипуляций. Только последняя (сентябрьская) волна спекулятивности на рынке углеводородов была напрямую связана с реально происходившими событиями, связанными с атакой на саудовский НПЗ.
Сентябрьская волна спекулятивности на рынке углеводородов была связанна с атакой на саудовский НПЗ.
Но и в данном случае наблюдалось эффективное управление настроениями инвесторов, в особенности биржевых спекулянтов, в том числе и за счёт вброса фейковых информационных объектов. Например, такими были первые «фотографии» эффекта атак якобы иранских дронов на саудовский нефтеперерабатывающий завод и последующая игра интерпретациями события - от нагнетания обстановки до резкого снижения напряжённости.
- Логистика. Классический пример - информационные манипуляции вокруг «Северного потока-2», но примерно в том же направлении развивается ситуация вокруг китайского проекта «Великого Шелкового пути» и Трансафриканского логистического коридора. Манипуляции в основном лежат в рамках классического управления инвестиционной привлекательностью и создания информационных факторов давления, однако по мере развития ситуации вокруг Великого Шелкового пути наблюдались уже и признаки прямого социального конструирования, например, национально-ориентированных протестных движений (Казахстан) и попытки оказания давления не столько на китайцев, сколько на потенциальных партнёров, существенно более чувствительных к репутационным рискам.
Информационные манипуляции вокруг «Северного потока-2» не прекращаются.
Тем не менее в ряде случаев относительно логистических проектов была апробирована новая стадия информационных манипуляций через механизмы социо-коммуникационной гибридности. В перспективе ещё более интегрированные попытки манипуляции могут возникнуть вокруг вопроса о Транс-Каспийских углеводородных и транспортных коридорах.
- Финансовый сектор. Ситуация здесь характеризуется наслоениями нескольких «дополненных реальностей» и ожидающимся переходом к постчеловеческим алгоритмам инвестиционной деятельности (что означает начало транзита к «постэкономике», но этот вопрос выходит за рамки рассматриваемой темы). На микроуровне мы стали в последнее время свидетелями того, что обеспечить полную безопасность систем банковских операций только на корпоративном уровне становится невозможным. В последнее время появились признаки перехода манипулятивности в финансовом секторе на более высокий уровень. И события в Гонконге, выделяющиеся активным использованием информационно-манипулятивных инструментов воздействия на значимые сегменты местного общества, продемонстрировали высокий потенциал управления локализованными общественными протестами, целесообразно рассматривать как элемент и инструмент борьбы за то, где будет расположен второй после Шанхая важнейший финансовый центр Восточной Азии.
События в Гонконге продемонстрировали высокий потенциал управления локализованными протестами.
Радикализация манипулятивности в финансовом секторе, придание ей пространственного измерения говорят о существенном повышении ставок в конкуренции на мировом финансовом рынке, которая может не обойти и Россию.
С этой точки зрения «казус Греты Тунберг» является лишь вершиной айсберга и демонстрирует близкие к предельным рамки развития системы социо-коммуникационных манипуляций. Данная кампания отличается новыми чертами: отсутствием фактологической и научной базы, то есть, реализацией содержательной исключительно за счёт информационных манипуляций с преимущественным использованием цифровизированных коммуникационных технологий, изначальной ориентированностью на социальное конструирование, а также «встроенной», имманентной истероидностью. В «казусе Греты Тунберг» мы оказываемся в одном шаге от попадания в полноценную «виртуализированную социальную реальность», когда важнейшие и глобально значимые экономические, а в перспективе и политические решения могут приниматься в пространстве иррационального. И когда не основанная в принципе на знании и чётко осознаваемых экономических интересах «виртуальная реальность» становится основой для возникновения массовых социально-активных движений, а, возможно, и сетевизированных социально-политических структур.
Более 30% респондентов только в России заявили, что сталкивались с фейковыми новостями и попытками манипуляции. На Западе их - больше.
«Виртуальная реальность» и никакого мошенства...
Нельзя исключать, что все дальнейшие крупные социально-политические кампании будут развиваться по этой же модели. Это не означает, что нынешняя кампания нового радикального экологизма является лишь попыткой проверить возможности информационных манипуляций в реальных социальных пространствах развитых стран. Она может преследовать и реальные цели политического конструирования, и создания соответствующего социо-идеологического фокуса.
Если отбросить все условности, масштабы информационных манипуляций, направленных на осуществление прямого воздействия на настроение и поведение социально-политически активных слоёв общества, могут быть контурно оценены по результатам весеннего опроса ВЦИОМ, согласно которому более 30% респондентов заявили, что сталкивались с фейковыми новостями и попытками манипуляции. Несмотря на то, что лишь несколько большая доля граждан отрицает личное столкновение с попытками информационных манипуляций, цифра в 30% респондентов может быть оценена, как значительная.
Сегодняшнее доминирование в информационном пространстве определяется способностью той или иной силы навязать свою интерпретацию событий.
Резкий рост возможностей манипулятивного использования современных информационных технологий отражает переходное состояние современного информационного общества, отражающее его кризис одновременно и как атрибута, и как инструмента глобализации. Критическими становятся четыре фокуса в развитии информационного общества:
Первое. Сращивание социо-манипулятивных и кибер-боевых инструментов информационных войн, что создаёт существенно более опасную и нестабильную ситуацию, давая потенциальному противнику возможность дестабилизации или даже полного выведения из строя крупных социально-значимых систем, причём без перехода в фазу вооружённого конфликта. Это создаёт реальные стимулы для применения кибер-боевых средств первыми и существенно понижает порог принятия решений о проведении кибер-операций. Заявления ряда должностных лиц стран НАТО о готовности к проведению таких операций в условиях даже не «мобилизационного периода», а условно «нормального» мирного времени, это только подтверждает.
Второе. Переход от борьбы за присутствие в каналах коммуникаций, имеющих общемировой или трансрегиональный охват через стадию «борьбы за интерпретации» (сегодняшнее доминирование в информационном пространстве определяется способностью той или иной силы навязать свою интерпретацию событий, что мы, очевидно, наблюдали на примере «дела Скрипалей» и «казуса переговоров Трампа и Зеленского») к нацеленности на доминирование в контенте, в содержательном ядре информационных процессов. Это связано ещё и с тем, что на данном этапе развития информационной среды контрпропагандистские методы будут заведомо иметь меньшую эффективность.
Вполне понятный «казус переговоров Трампа и Зеленского».
Третье. Попытки национализации и регионализации, формирования менее открытых, но географически обусловленных информационных пространств, где их инициаторы (как правило, государства, но потенциально ими могут стать и транснациональные экономические и социальные структуры) могут определять особые правила оборота контента и управления каналами коммуникаций. Похоже, эта тенденция будет определяющей в юридических и, что крайне важно, в технологических аспектах развития современного информационного общества. Но она отражает фундаментальную неготовность многих национальных государств к конкуренции с сетевизированными субгосударственными структурами в информационном пространстве.
Четвертое. Активное использование высокого уровня социальной и управленческой цифровизации для осуществления отдельных кибер-ударных операций против экономических и политических конкурентов. Угрозу составляет то, что такие внешне локальные операции потенциально пригодны к масштабированию до уровня полноценных кибер-информационных войн, нацеленных на разрушение системообразующих государственных и социальных институтов страны-потенциального военного противника. При относительной открытости национальных, в том числе и российского, сегментов информационного общества, пространство общедоступных каналов коммуникаций (государственных социальных сервисов, социальных сетей, платёжных систем) становится пространством постоянного риска.
Указанные вектора развития информационных манипуляций демонстрируют главный фокус их использования: формирование социально-идеологических моделей поведения, способные создавать условия для управления социально-экономическим развитием потенциальных конкурентов. Вплоть до полной деструкции основополагающих институтов социального управления обществом.
В способности к глубокому разрушению системообразующих общественных и государственных институтов без выхода за рамки «игры с ненулевой суммой», то есть в межгосударственной конкуренции мирного времени, и заключается главная опасность современного поколения информационных войн.
Внешне локальные операции потенциально пригодны к масштабированию кибер-информационных войн.
Опасность состоит ещё и в том, что и в настоящее время и в обозримой перспективе сфера кибер-информационного противоборства будет находиться вне какого-либо правового или политического регулирования. Это будет «серой зоной» и экономико-политической конкуренции, и военно-силового противостояния, куда неизбежно встраивание «третьих» сил и сил, не связанных с государственными структурами.
Стратегическая опасность в том, что информационное общество в таком случае станет центральной площадкой борьбы между иерархическими структурами (государствами) и сетевыми структурами, зачастую деструктивного свойства. С учётом процессов регионализации это может иметь очень тяжёлые последствия. И крайне маловероятно, что в обозримой перспективе могут возникнуть какие-то возможности для диалога и ограничения методов ведения информационных войн. А это означает, что России, как минимум, в среднесрочном контексте придётся действовать в одностороннем порядке.
Данное обстоятельство следует признать как данность, равно как и неизбежность возникновения вокруг усилий России по обеспечению собственной информационной безопасности критики со стороны отдельных политически ангажированных слоёв общества.
Психологическая оборона страны
Конечно, появление и активная раскрутка на глобальном уровне «феномена Греты Тунберг» не является ни формально, ни политически «казус белли». Но сам факт появления подобного феномена отражает новое качество информационного противоборства в современном мире, новую глубину использования инструментов информационной войны. На очереди и признание принципиальной допустимости тотально деструктивных сценариев при осуществлении кибер-ударных операций с нанесением ущерба гражданскому населению. Это подталкивает и Россию к совершенствованию национального потенциала информационной и психологической обороны с учётом новых реалий.
Необходимо введение в официальный оборот такого понятия, как социо-информационная устойчивость государства, определяющая способность государственных и общественных структур, инфраструктуры управления и общественных коммуникаций сохранять дееспособность в широком смысле этого термина (от технологической до морально-политической) в условиях осуществления в отношении России кибер-ударных операций, в том числе сопряженных с негативными информационными кампаниями.
Достижение заданного состояния социо-информационной устойчивости должно рассматриваться как одна из важнейших целей России
Достижение заданного состояния социо-информационной устойчивости должно рассматриваться как одна из важнейших целей России не только в сфере военно-силовой безопасности, но и социально-экономического развития.
Это предопределяет важнейшие направления развития сферы информационной безопасности и обороны на ближайшее время:
Продолжение усилий по формированию собственной базы сетевых цифровизированных поисково-информационных ресурсов, создание и продвижение национальной защищенной от внешних манипуляций поисковой и информационной системы, полностью технологически находящейся в пределах национальной юрисдикции России, представляется неизбежным. Вопрос только в необходимости обеспечения гарантированного уровня предлагаемого продукта. Но такая система должна рассматриваться в качестве резервного ресурса для поддержания социо-информационной устойчивости государства и дееспособности национального информационного пространства в случае попыток массированного информационного воздействия, а также в «особый период».
Создание и продвижение национальной защищенной от внешних манипуляций поисковой и информационной системы, полностью технологически находящейся в пределах национальной юрисдикции России.
Постоянное совершенствование содержательного наполнения позитивной, проактивной части российской информационной политики для компенсации относительно меньшей эффективности на сегодняшнем этапе развития информационной среды контрпропагандистских методов.
Центральным «полем боя» в информационных войнах настоящего и ближайшего будущего становится способность государства в мирное время формировать для своего общества и для своих сторонников собственную «повестку дня», а не заимствовать её в глобальных информационных сетях. На первый план выходит вопрос о пространственном информационном доминировании, ранее считавшийся несущественным.
Но никакая безопасность, а, тем более, информационная в относительно открытом глобализированном пространстве не может быть полной, особенно учитывая, что информационные манипуляции могут исходить не только от государств, но и от сетевизированных субгосударственных структур, в том числе и экстремистских организаций, а также коммерческих игроков, активно осваивающих не только позитивный, но и деструктивный потенциал современных интегрированных коммуникаций. Процессы, происходящие в глобальном информационном пространстве таковы, что Россия должна уже сейчас начать активную выработку инструментов противодействия, как минимум, наиболее острым вызовам, связанным с негативным использованием новых технологических возможностей, предоставляемых современным информационным обществом.
Цифровизованный хаос
Современный мир становится миром хаотизации. Но, если раньше речь шла только о политическом переформатировании при стремлении максимально сохранить неприкосновенность мировой экономико-финансовой системы, то сейчас, как показывают события в Гонконге, хаотизация начинает затрагивать и финансово-инвестиционное ядро глобальной экономики. Это говорит о новом этапе экономического кризиса и утрате, как минимум, части рычагов управления важнейшими экономическими и политическими процессами. При этом современный мир становится всё больше миром информационных манипуляций в политических и экономических целях, миром информационный войн и площадкой для апробации механизмов формирования «виртуальных политических и экономических реальностей», на базе которых глобалистские элиты и группы экономических интересов в постиндустриальных странах «коллективного Запада» пытаются оседлать процессы трансформаций мировой экономики и политики и в очередной раз направить переконфигурирования системы в свою пользу.
Мы становимся свидетелями беспрецедентных по глубине и масштабам попыток социально-политического и экономического конструирования, ставшие возможными в силу развития общемировых каналов коммуникаций, в целом контролируемых США, и совершенствования технологий цифровизированных интегрированных коммуникаций.
Дональд Трамп» активно использует потенциал контролируемых США глобальных каналов коммуникаций.
Показательно, что президент США Дональд Трамп, заявляющий о своём стремлении бороться с fake news, активно использует потенциал де-факто контролируемых США глобальных каналов коммуникаций для манипуляций экономической конъюнктурой и оказания политического и экономического давления на своих оппонентов. Это показывает, с одной стороны, операционную доступность инструментов информационных манипуляций, а с другой, - их привлекательность в качестве инструмента управления информационными потоками. Упомянутые манипулятивные «волны», имевшие прямое экономическое проявление, были построены на сочетании краткосрочного, «пикового» манипулятивного воздействия и нацеленности на формирование стратегических информационных линий. Именно сочетание, причём локализованное по времени и пространству, возможности формирования стратегических смысловых векторов и потенциал генерирования локальных информационных пиков, адаптированных к конкретному социально-экономическому пространству, делают современные виды социо-информационных манипуляций особенно эффективными и деструктивными.
«Казус Греты Тунберг» - общемировой политический феномен, призванный с помощью радикал-экологизма сформировать систему «глобальной экологической дани» для утративших динамизм стареющих западных элит.
Радикал-экологизм - оружие старых элит
Раскрученный до уровня общемирового политического феномена «казус Греты Тунберг» с этой точки зрения является попыткой использовать искусственно сконструированный образ, вокруг которого формируется столько же искусственно сконструированный социальный протест, позволяющий группам экономических интересов решить, как минимум, две ключевые задачи: с одной стороны, социально легитимизировать новые механизмы регулирования экономического роста, ограничив потенциал развития крупнейших промышленно-развитых стран - таких, как Китай, Индия, Турция и Россия. Речь идёт о формировании системы «глобальной экологической дани», перераспределяемой через вполне очевидные сетевизированные псевдо-общественные структуры. С другой стороны, новая волна радикал-экологизма, проявившаяся не только в Европе, но и в США, важна тем, что отражает стремление сориентированных на продолжение развития глобализации в прежнем формате игроков перехватить наметившееся в большинстве индустриальных и постиндустриальных стран усиление левых настроений, способное стать опасным для утративших динамизм стареющих западных элит.
Но «казус Греты Тунберг» появился не на пустом месте. В последние годы мы наблюдаем резкое повышение агрессивности информационного поведения не только в политике (примером чего стала развязанная в США кампания против Дональда Трампа), но и в экономике. Возникли сегменты экономики, где процессы развиваются в формате сконструированной реальности с полной невозможностью отличить реальные процессы от фейковых и с переходом от среднесрочных к краткосрочным типам реакций рынка, что вызывает опасные раскачивания, ничем не мотивированные с точки зрения реальной экономической базы.
Приведём несколько примеров, когда информационно-политические манипуляции не просто затрагивали значимые сегменты экономики или важнейшие экономические процессы, но и становились системообразующим элементом принятия важнейших, стратегических экономических решений:
- Рынок углеводородов (прежде всего рынок нефти). За последние полгода на нём было реализовано, как минимум, пять колебательных волн, сформированных в основном за счёт технологий информационных манипуляций. Только последняя (сентябрьская) волна спекулятивности на рынке углеводородов была напрямую связана с реально происходившими событиями, связанными с атакой на саудовский НПЗ.
Сентябрьская волна спекулятивности на рынке углеводородов была связанна с атакой на саудовский НПЗ.
Но и в данном случае наблюдалось эффективное управление настроениями инвесторов, в особенности биржевых спекулянтов, в том числе и за счёт вброса фейковых информационных объектов. Например, такими были первые «фотографии» эффекта атак якобы иранских дронов на саудовский нефтеперерабатывающий завод и последующая игра интерпретациями события - от нагнетания обстановки до резкого снижения напряжённости.
- Логистика. Классический пример - информационные манипуляции вокруг «Северного потока-2», но примерно в том же направлении развивается ситуация вокруг китайского проекта «Великого Шелкового пути» и Трансафриканского логистического коридора. Манипуляции в основном лежат в рамках классического управления инвестиционной привлекательностью и создания информационных факторов давления, однако по мере развития ситуации вокруг Великого Шелкового пути наблюдались уже и признаки прямого социального конструирования, например, национально-ориентированных протестных движений (Казахстан) и попытки оказания давления не столько на китайцев, сколько на потенциальных партнёров, существенно более чувствительных к репутационным рискам.
Информационные манипуляции вокруг «Северного потока-2» не прекращаются.
Тем не менее в ряде случаев относительно логистических проектов была апробирована новая стадия информационных манипуляций через механизмы социо-коммуникационной гибридности. В перспективе ещё более интегрированные попытки манипуляции могут возникнуть вокруг вопроса о Транс-Каспийских углеводородных и транспортных коридорах.
- Финансовый сектор. Ситуация здесь характеризуется наслоениями нескольких «дополненных реальностей» и ожидающимся переходом к постчеловеческим алгоритмам инвестиционной деятельности (что означает начало транзита к «постэкономике», но этот вопрос выходит за рамки рассматриваемой темы). На микроуровне мы стали в последнее время свидетелями того, что обеспечить полную безопасность систем банковских операций только на корпоративном уровне становится невозможным. В последнее время появились признаки перехода манипулятивности в финансовом секторе на более высокий уровень. И события в Гонконге, выделяющиеся активным использованием информационно-манипулятивных инструментов воздействия на значимые сегменты местного общества, продемонстрировали высокий потенциал управления локализованными общественными протестами, целесообразно рассматривать как элемент и инструмент борьбы за то, где будет расположен второй после Шанхая важнейший финансовый центр Восточной Азии.
События в Гонконге продемонстрировали высокий потенциал управления локализованными протестами.
Радикализация манипулятивности в финансовом секторе, придание ей пространственного измерения говорят о существенном повышении ставок в конкуренции на мировом финансовом рынке, которая может не обойти и Россию.
С этой точки зрения «казус Греты Тунберг» является лишь вершиной айсберга и демонстрирует близкие к предельным рамки развития системы социо-коммуникационных манипуляций. Данная кампания отличается новыми чертами: отсутствием фактологической и научной базы, то есть, реализацией содержательной исключительно за счёт информационных манипуляций с преимущественным использованием цифровизированных коммуникационных технологий, изначальной ориентированностью на социальное конструирование, а также «встроенной», имманентной истероидностью. В «казусе Греты Тунберг» мы оказываемся в одном шаге от попадания в полноценную «виртуализированную социальную реальность», когда важнейшие и глобально значимые экономические, а в перспективе и политические решения могут приниматься в пространстве иррационального. И когда не основанная в принципе на знании и чётко осознаваемых экономических интересах «виртуальная реальность» становится основой для возникновения массовых социально-активных движений, а, возможно, и сетевизированных социально-политических структур.
Более 30% респондентов только в России заявили, что сталкивались с фейковыми новостями и попытками манипуляции. На Западе их - больше.
«Виртуальная реальность» и никакого мошенства...
Нельзя исключать, что все дальнейшие крупные социально-политические кампании будут развиваться по этой же модели. Это не означает, что нынешняя кампания нового радикального экологизма является лишь попыткой проверить возможности информационных манипуляций в реальных социальных пространствах развитых стран. Она может преследовать и реальные цели политического конструирования, и создания соответствующего социо-идеологического фокуса.
Если отбросить все условности, масштабы информационных манипуляций, направленных на осуществление прямого воздействия на настроение и поведение социально-политически активных слоёв общества, могут быть контурно оценены по результатам весеннего опроса ВЦИОМ, согласно которому более 30% респондентов заявили, что сталкивались с фейковыми новостями и попытками манипуляции. Несмотря на то, что лишь несколько большая доля граждан отрицает личное столкновение с попытками информационных манипуляций, цифра в 30% респондентов может быть оценена, как значительная.
Сегодняшнее доминирование в информационном пространстве определяется способностью той или иной силы навязать свою интерпретацию событий.
Резкий рост возможностей манипулятивного использования современных информационных технологий отражает переходное состояние современного информационного общества, отражающее его кризис одновременно и как атрибута, и как инструмента глобализации. Критическими становятся четыре фокуса в развитии информационного общества:
Первое. Сращивание социо-манипулятивных и кибер-боевых инструментов информационных войн, что создаёт существенно более опасную и нестабильную ситуацию, давая потенциальному противнику возможность дестабилизации или даже полного выведения из строя крупных социально-значимых систем, причём без перехода в фазу вооружённого конфликта. Это создаёт реальные стимулы для применения кибер-боевых средств первыми и существенно понижает порог принятия решений о проведении кибер-операций. Заявления ряда должностных лиц стран НАТО о готовности к проведению таких операций в условиях даже не «мобилизационного периода», а условно «нормального» мирного времени, это только подтверждает.
Второе. Переход от борьбы за присутствие в каналах коммуникаций, имеющих общемировой или трансрегиональный охват через стадию «борьбы за интерпретации» (сегодняшнее доминирование в информационном пространстве определяется способностью той или иной силы навязать свою интерпретацию событий, что мы, очевидно, наблюдали на примере «дела Скрипалей» и «казуса переговоров Трампа и Зеленского») к нацеленности на доминирование в контенте, в содержательном ядре информационных процессов. Это связано ещё и с тем, что на данном этапе развития информационной среды контрпропагандистские методы будут заведомо иметь меньшую эффективность.
Вполне понятный «казус переговоров Трампа и Зеленского».
Третье. Попытки национализации и регионализации, формирования менее открытых, но географически обусловленных информационных пространств, где их инициаторы (как правило, государства, но потенциально ими могут стать и транснациональные экономические и социальные структуры) могут определять особые правила оборота контента и управления каналами коммуникаций. Похоже, эта тенденция будет определяющей в юридических и, что крайне важно, в технологических аспектах развития современного информационного общества. Но она отражает фундаментальную неготовность многих национальных государств к конкуренции с сетевизированными субгосударственными структурами в информационном пространстве.
Четвертое. Активное использование высокого уровня социальной и управленческой цифровизации для осуществления отдельных кибер-ударных операций против экономических и политических конкурентов. Угрозу составляет то, что такие внешне локальные операции потенциально пригодны к масштабированию до уровня полноценных кибер-информационных войн, нацеленных на разрушение системообразующих государственных и социальных институтов страны-потенциального военного противника. При относительной открытости национальных, в том числе и российского, сегментов информационного общества, пространство общедоступных каналов коммуникаций (государственных социальных сервисов, социальных сетей, платёжных систем) становится пространством постоянного риска.
Указанные вектора развития информационных манипуляций демонстрируют главный фокус их использования: формирование социально-идеологических моделей поведения, способные создавать условия для управления социально-экономическим развитием потенциальных конкурентов. Вплоть до полной деструкции основополагающих институтов социального управления обществом.
В способности к глубокому разрушению системообразующих общественных и государственных институтов без выхода за рамки «игры с ненулевой суммой», то есть в межгосударственной конкуренции мирного времени, и заключается главная опасность современного поколения информационных войн.
Внешне локальные операции потенциально пригодны к масштабированию кибер-информационных войн.
Опасность состоит ещё и в том, что и в настоящее время и в обозримой перспективе сфера кибер-информационного противоборства будет находиться вне какого-либо правового или политического регулирования. Это будет «серой зоной» и экономико-политической конкуренции, и военно-силового противостояния, куда неизбежно встраивание «третьих» сил и сил, не связанных с государственными структурами.
Стратегическая опасность в том, что информационное общество в таком случае станет центральной площадкой борьбы между иерархическими структурами (государствами) и сетевыми структурами, зачастую деструктивного свойства. С учётом процессов регионализации это может иметь очень тяжёлые последствия. И крайне маловероятно, что в обозримой перспективе могут возникнуть какие-то возможности для диалога и ограничения методов ведения информационных войн. А это означает, что России, как минимум, в среднесрочном контексте придётся действовать в одностороннем порядке.
Данное обстоятельство следует признать как данность, равно как и неизбежность возникновения вокруг усилий России по обеспечению собственной информационной безопасности критики со стороны отдельных политически ангажированных слоёв общества.
Психологическая оборона страны
Конечно, появление и активная раскрутка на глобальном уровне «феномена Греты Тунберг» не является ни формально, ни политически «казус белли». Но сам факт появления подобного феномена отражает новое качество информационного противоборства в современном мире, новую глубину использования инструментов информационной войны. На очереди и признание принципиальной допустимости тотально деструктивных сценариев при осуществлении кибер-ударных операций с нанесением ущерба гражданскому населению. Это подталкивает и Россию к совершенствованию национального потенциала информационной и психологической обороны с учётом новых реалий.
Необходимо введение в официальный оборот такого понятия, как социо-информационная устойчивость государства, определяющая способность государственных и общественных структур, инфраструктуры управления и общественных коммуникаций сохранять дееспособность в широком смысле этого термина (от технологической до морально-политической) в условиях осуществления в отношении России кибер-ударных операций, в том числе сопряженных с негативными информационными кампаниями.
Достижение заданного состояния социо-информационной устойчивости должно рассматриваться как одна из важнейших целей России
Достижение заданного состояния социо-информационной устойчивости должно рассматриваться как одна из важнейших целей России не только в сфере военно-силовой безопасности, но и социально-экономического развития.
Это предопределяет важнейшие направления развития сферы информационной безопасности и обороны на ближайшее время:
- Операционная интеграция отрасли, создание единой системы управления развитием систем контроля и противодействия манипуляциям. Важно отметить, что в западных странах интеграция потенциала управления информационными структурами происходит даже на официальном уровне на базе силовых структур, что говорит о заблаговременной ориентации на использование потенциала управления информационным обществом в мобилизационных или особых условиях.
- Расширение степени вовлечения в процессы информационной безопасности и обороны социальных структур, охватывающих различные слои российского общества. Контроль информационного пространства нужен не сам по себе и, естественно, не для осуществления рестриктивных действий в мирный период. Главная цель - возможность содержательно нейтрализовывать и дезавуировать вброшенный извне и изнутри фейковый контент. Особенно учитывая тенденции к существенному повышению значимости контента как такового.
- Опережающее развитие мониторинговых систем для заблаговременного выявления негативных информационных волн, включая вброс фейковизированных визуальных образов. Превентивные меры на данном этапе развития трансформаций мировой экономики и политики, а вместе с ними и социальных институтов, станут, вероятно, одними из наиболее важных инструментов формирования системы социо-информационной устойчивости государства и общества.
Продолжение усилий по формированию собственной базы сетевых цифровизированных поисково-информационных ресурсов, создание и продвижение национальной защищенной от внешних манипуляций поисковой и информационной системы, полностью технологически находящейся в пределах национальной юрисдикции России, представляется неизбежным. Вопрос только в необходимости обеспечения гарантированного уровня предлагаемого продукта. Но такая система должна рассматриваться в качестве резервного ресурса для поддержания социо-информационной устойчивости государства и дееспособности национального информационного пространства в случае попыток массированного информационного воздействия, а также в «особый период».
Создание и продвижение национальной защищенной от внешних манипуляций поисковой и информационной системы, полностью технологически находящейся в пределах национальной юрисдикции России.
Постоянное совершенствование содержательного наполнения позитивной, проактивной части российской информационной политики для компенсации относительно меньшей эффективности на сегодняшнем этапе развития информационной среды контрпропагандистских методов.
Центральным «полем боя» в информационных войнах настоящего и ближайшего будущего становится способность государства в мирное время формировать для своего общества и для своих сторонников собственную «повестку дня», а не заимствовать её в глобальных информационных сетях. На первый план выходит вопрос о пространственном информационном доминировании, ранее считавшийся несущественным.
Но никакая безопасность, а, тем более, информационная в относительно открытом глобализированном пространстве не может быть полной, особенно учитывая, что информационные манипуляции могут исходить не только от государств, но и от сетевизированных субгосударственных структур, в том числе и экстремистских организаций, а также коммерческих игроков, активно осваивающих не только позитивный, но и деструктивный потенциал современных интегрированных коммуникаций. Процессы, происходящие в глобальном информационном пространстве таковы, что Россия должна уже сейчас начать активную выработку инструментов противодействия, как минимум, наиболее острым вызовам, связанным с негативным использованием новых технологических возможностей, предоставляемых современным информационным обществом.