Разговоры о возвращении смертной казни легко находят поддержку. Когда совершено ужасное преступление, естественная бытовая реакция – желать смерти совершившему его. Поэтому меня совершенно не удивляют результаты опроса, проведенного по инициативе Госдумы после убийства 9-летней девочки в Саратове, - почти 80% «за».

Удивляет и настораживает другое – что этот опрос инициирован Госдумой и ему придана такая огласка сейчас, когда шок от самого преступления не прошел, возмущение на пике. Что – парламентарии предполагали какой-то иной результат? Они не знают настроений в обществе? С тех пор, как был введен мораторий на смертную казнь, сетования по этому поводу вырываются наружу при каждом громком преступлении с отягчающими обстоятельствами.

По гораздо более спорным вопросам Госдума не спешит обращаться за мнением общества – по крайне мере не делает это так публично. А здесь – и опрос с широкой оглаской, и высказывания отдельных парламентариев… Надеюсь, это не является симптом подготовки общества к возвращению смертной казни в юридическую практику.

Бывают ситуации, когда политики, государственная власть в целом не должны следовать за мнением большинства общества, тем более – прикрываться им в принятии решений. Здесь как раз тот случай.

Дело даже не в том, что, согласно постулатам монотеистических религий, жизнь человеку дает только Бог, и только он может отнять ее – не люди. И не в том, что вероятность, даже чисто теоретическая (хотя мы знаем, что она не теоретическая), судебных ошибок заставляет избегать приговоров, которые нельзя исправить задним числом.

Дело в том, что в свое время, приняв мораторий на применение «высшей меры», Россия присоединилась к числу цивилизованных стран, где жизнь человеческая – высшая ценность, отнимать которую нельзя. Прекратив мораторий, мы добровольно выйдем из этого ряда.

Я понимаю, что отказ от смертной казни – далеко не единственный критерий цивилизованности. Но для нас он особенно важен. Наша страна – под всеми ее названиями – давно перевыполнила всякие разумные нормы (если они существуют и могут быть разумными) лишения своих граждан жизни – в том числе и по судебным решениям. Незачем продолжать этот печальный счет.

Меня совершенно не убеждают аргументы нынешних сторонников выхода из моратория. В частности, ограничить применение «высшей меры» особыми вопиющими случаями, такими как «насильственные преступления против детей и беспомощных, терроризм, предательство Родины и коррупцию в угрожающих стране размерах, что равнозначно предательству», как сформулировал это сенатор Евгений Примаков.

Зная практику работы нашей правоохранительной системы, включая судебную, никто не поручится, что эти ограничительные линии будут соблюдаться строго и справедливо. Тут стоит только начать. Беда наша не в несовершенстве законодательства, а в его применении. Напомню, что самый страшный период государственного террора происходил одновременно с принятием самой гуманной и справедливой «сталинской Конституции».

Я не готов также принимать за глас народа призывы, в том числе и инициированные общественностью после трагедии в Саратове, вернуться к практике смертных приговоров. Люди, требующие сегодня казнить преступников, пребывают в уверенности, что эта кара никак не коснется их, их близких, а исключительно кого-то другого. Все это уже было в нашей истории. На массовые демонстрации с требованием «казнить подлых убийц» большинство их участников выходило искренне, а статьи с призывами убивать сочиняли великие писатели. Конечно, не представляя, что на многих из них опустится потом та же карающая рука.

Гарантия от искаженного применения права в отношении лишения жизни может быть только одна – этого права просто не должно быть.