ru24.pro
Новости по-русски
Октябрь
2019

5 самых атмосферных музеев-квартир в Москве

 Москве есть несколько мест, где время остановилось — квартиры-музеи писателей, художников, политиков и деятелей сцены хранят не только память о своих знаменитых хозяевах, но и интерьеры разных десятилетий ХХ века.

1. Музей М. А. Булгакова

Москва, ул. Большая Садовая, дом 10, 6-й подъезд, квартира 50

Дом 10 на Большой Садовой был построен в начале ХХ века для владельца табачной фабрики “Дукат” Ильи Пигита в качестве доходного. Часть здания занимало общежитие Высших женских курсов, где до революции квартировала сестра Булгакова Надежда. Ей удалось сохранить за собой комнату после 1917 года, а когда Михаил Булгаков вместе с первой женой Татьяной Лаппой перебрался в Москву в 1921 году, помогла обосноваться здесь и ему.

Леcтница, ведущая в квартиру 50, прототип “нехорошей квартиры”, густо исписана цитатами из “Мастера и Маргариты”. В 1970-е годы, после публикации романа в СССР, сюда повалили поклонники писателя и, не имея возможности проникнуть непосредственно на место действия любимой книги, оставляли послания на стене. Жильцы пытались с этим бороться, но ни милиция, ни маляры не могли ничего поделать — новые надписи моментально появлялись поверх закрашенных, даже краска высохнуть не успевала. Так что теперь это едва ли не единственный в Москве подъезд, где писать на стенах можно почти легально — такова традиция. На лестнице водится кот. Естественно, черный, персонифицирующий знаменитый роман.

Квартира 50, может, и “нехорошая”, но музей в ней получился очень удачный — по особым случаям здесь бывает тысяча и более посетителей в день, причем где-то половина публики — молодежь (вряд ли другие мемориальные квартиры могут похвастаться таким контингентом). В 1921 году начинающий писатель и сотрудник газеты “Гудок” Михаил Булгаков о таком внимании к своей персоне наверняка и мечтать не смел.

Он с женой занимал комнату площадью 20 кв. м и делил квартиру с многочисленными соседями, среди которых была и увековеченная им Аннушка, о чем свидетельствует запись в домовой книге, копия которой имеется теперь в музее. Судя по дневникам писателя, Аннушка была женщиной малоприятной, но этим его проблемы не ограничивались — потолок протекал, отопление не работало, из-за вечной сырости на стенах завелась плесень. Булгаков комнату ненавидел и, надо полагать, в 1924 году покинул ее безо всякого сожаления.

В 1994 году квартиру, находившуюся тогда в аварийном состоянии, передали Фонду Булгакова и потихоньку стали пускать сюда поклонников писателя, в 2007 году она превратилась в официальный музей. Понятно, что говорить о каких-то подлинных интерьерах в данном случае не приходится — обстановка музея представляет собой череду натюрмортов, составленных из исторических вещей и отражающих разные периоды жизни писателя. Например, гостиная со стенами, покрытыми трафаретным узором, и пианино в углу — это память о дореволюционных временах, а кухня с самоварами, целой батареей старинных утюгов и прочей антикварной утварью представляет собой квинтэссенцию коммунального быта.

Одна из комнат отведена под вещи из последней квартиры Булгакова в уже не существующем писательском доме в Нащокинском переулке. Михаил Афанасьевич всю жизнь мечтал о собственном кабинете, символом которого для него были синие стены. Съехав с Большой Садовой, он в каждом следующем своем жилье красил одну из комнат в синий цвет, но полностью осуществить мечту ему так и не удалось.

Даже в последней квартире писателя секретер, за которым он работал, соседствовал с кроватью. Окончательно решить квартирный вопрос Булгаков смог только после смерти — теперь ему целиком принадлежит квартира 50, и расписная лестница в придачу.

2. Квартира В. Н. Плучека

Москва, Большая Бронная ул., 2/6, кв. 47

16-этажный жилой дом на углу Малой и Большой Бронных может похвастаться максимальной концентрацией деятелей искусства времен СССР, проживавших в его стенах. В 1980-е годы по весне счастливчики, стоя во дворе, могли слышать, как за распахнутыми окнами своей квартиры репетирует Святослав Рихтер, а среди покупателей булочной на первом этаже было вполне реально встретить Юрия Никулина. Среди известных жильцов был и Валентин Плучек, чья квартира теперь превратилась в музей и сохранилась практически в том же виде, что и была при жизни знаменитого театрального режиссера.

Антиквариат в квартирах советской интеллигенции — не такая уж редкость, но мало где можно видеть настолько цельную коллекцию. Зинаида Павловна, жена режиссера, целенаправленно собирала русскую мебель первой трети XIX века. Начало этому увлечению положил ее отец, купивший в начале 1920-х годов пару кресел на так называемых эрмитажных распродажах в качестве приданного для дочери — бывший купец первой гильдии, очевидно, знал толк в хороших вещах.

Полноценно использовать свою коллекцию Плучеки смогли далеко не сразу — первые годы совместной жизни они скитались по углам, потом жили в коммуналке на Кутузовском проспекте, так что большая часть мебели хранилась в мастерских Театра сатиры, где Валентин Николаевич работал с 1950 года. Зато когда в 1970 году семья обзавелась отдельной трехкомнатной квартирой, антиквариата хватило, чтобы практически полностью обставить им интерьер. В холле и смежной с ним гостиной из относительно современных вещей — только книжные полки, сервант, который тоже приспособили под библиотеку, и зеленое кресло 1950-х годов. Сидя в нем, под портретом Всеволода Мейерхольда, Плучек любил отдыхать.

Реликвии, связанные с именем Мейерхольда и Маяковского, в квартире вообще на каждом шагу. Часть из них перекочевала из семейного архива на стены уже после смерти режиссера — с одобрения его сына. В том числе макет сценографии для постановки “Бани”. Плучек первым вернул на сцену пьесы Маяковского, а в 1960-е годы повез их на гастроли в Европу — во время этой поездки с помощью сопровождавшей театр Лили Брик были куплены работы Фернана Леже и Пабло Пикассо, которые украшают стены гостиной.

Малая гостиная, она же столовая, тоже вся обставлена антиквариатом. Рассказывают, что, когда в доме были гости, Зинаида Павловна, не любившая готовить, отправляла за едой водителя в ресторан, например в расположенную на Маяковской “Прагу”. Сама Маяковка, несмотря на близкое соседство, из окон расположенной на 13-м этаже квартиры не просматривается. Зато видны крыши и отчасти фасады домов в старомосковских переулках, вплоть до Нового Арбата и его высоток. Виды из окон квартиры не менее замечательны, чем ее интерьер.

Главная новация, которую позволили себе хранители музея — это превращение типового встроенного шкафа в спальне в витрину, где выставлены костюмы из постановок Плучека и афиши к ним. В остальном это царство домашнего уюта, в котором очень чувствуется женская рука.

На полках туалетного столика Зинаиды Павловны даже сохранились флаконы с остатками ее духов, а над изголовьем кровати висят привезенные ей из Франции медальоны с ангелами. Сотрудники музея говорят, что не всем посетителям эти ангелы по душе, мол, выглядят как-то по-мещански. Но ругают их совершенно напрасно — живой интерьер идеальным не бывает, а в этой квартире чувствуется жизнь даже после смерти ее хозяев.

3. Квартира А. М. Васнецова

Москва, Фурманный переулок, 6, кв. 21–22

Музей Аполлинария Михайловича Васнецова в Фурманном переулке занимает сейчас две квартиры. Из них художнику и его семье, поселившимся в этом доме в 1903 году, принадлежала только одна, вторую присоединили уже после организации музея — под экспозицию картин и мебели, сделанной по его эскизам.

В музее говорят, что из современных вещей в интерьере только шторы и ковры, хотя и их старались подобрать с учетом обстановки. Например, в гостиной — в тон стен насыщенного бордового цвета. Все остальное старались сохранить как при старом хозяине, вплоть до обивки на ампирном гарнитуре XIX века, когда оригинальная ткань с любимыми Васнецовым ирисами пришла в негодность, ее заменили новой, вытканной по старым образцам. Рядом стол, накрытый вместо скатерти ковром — это как раз деталь из прошлого. Сохранность интерьера тем более удивительна, что простой судьбу квартиры и ее бывших обитателей не назовешь.

Две комнаты из пяти показывают нам, какой была жизнь Васнецовых еще в дореволюционные времена, — это гостиная и кабинет хозяина, обставленный мебелью в русском стиле, сделанной по эскизам хозяина в мастерских Московского кустарного музея и абрамцевских художественных мастерских. Большой письменный стол проектировался с таким расчетом, чтобы на нем было удобно разложить бумаги. В отличие от старшего брата Виктора, прославившегося картинами на фольклорные сюжеты, Аполлинарий больше известен как пейзажист и автор сценок из старомосковской жизни, при создании которых он стремился к исторической достоверности в воспроизведении топографических и архитектурных деталей — их он изучал по документам.

Массивные вещи, сделанные из дуба, получились настолько тяжелыми, что двигать их с места на место было не очень-то сподручно, и Васнецов решил эту проблему творчески — придумал себе кресло с перекидной спинкой, которая меняет свое место, позволяя развернуться то к столу, то к диванчику в углу. В это кресло художник не только усаживал гостей, но и любил передохнуть в нем сам. В 1933 году во время одного из таких перерывов он умер.

К тому моменту в распоряжении семьи художника оставалось уже только три комнаты — квартира подверглась послереволюционному уплотнению, а сам художник попал в опалу за приверженность реализму, который в послереволюционные годы считался устаревшим. В результате Васнецов потерял место преподавателя Академии живописи, ваяния и зодчества, а заодно и мастерскую, так что заниматься живописью ему с тех пор приходилось в переоборудованной для этих целей столовой. Именно эта комната первой открылась для публики, когда в 1960-е годы стараниями сына художника Всеволода и его жены Екатерины квартира начала поэтапно превращаться в музей. Часть вещей на тот момент была законсервирована в шкафах и коробках, так что обстановка во многом воссоздавалась по памяти Всеволода.

Владения музея расширились, когда наследникам художника удалось добиться расселения коммуналки и вернуть себе еще две комнаты — бывшую детскую и спальню. В этих комнатах супруги жили, и там естественным образом сложилась обстановка в духе того времени, в которой отразилась и профессия хозяев — Екатерина была гидрологом, а Всеволод полярным исследователем. О дальних командировках напоминает в том числе висящая на стене шкура собственноручно убитого им белого медведя.

В итоге вышло так, что под одной крышей соседствуют интерьеры двух эпох, каждый из которых прекрасен по-своему: дореволюционный начала ХХ века и советский 1970-х годов. Поклонников изящных искусств, само собой, больше заинтересует наследие Васнецова-старшего, но тем, кто пришел в этот музей за правдивыми бытовыми подробностями из прошлого, комнаты Всеволода, где отцовская антикварная мебель соседствует с достижениями мебельной индустрии стран соцлагеря, а картины — с арктическими реликвиями, должны понравится не меньше. Это именно тот идеал, к которому в наши дни надо стремиться людям, пытающимся создать интерьер в духе “как будто здесь жили несколько поколений одной семьи”.

4. Квартира Г. С. Улановой

Москва, Котельническая наб., 1/15, кв. 185

В высотке на Котельнической набережной Галина Уланова жила начиная с 1952 года, но поначалу в менее роскошной обстановке — многокомнатные видовые квартиры изначально предназначались для важных деятелей партии и правительства, а представителям творческой интеллигенции, пусть и всенародно любимым, отводили жилплощадь поскромнее и с окнами во двор. Так что в этой квартире, прежде принадлежавшей одному из советских министров, Галина Сергеевна обосновалась только в 1986 году — после того, как решила съехаться со своей подругой и соседкой, журналисткой Татьяной Агафоновой. По случаю переезда в квартире сделали ремонт, и с тех пор здесь почти ничего не менялось, так что интерьер позволяет не только проникнуть в жизнь великой балерины, которая была по натуре человеком закрытым и непубличным, но и вспомнить быт позднесоветской эпохи.

В квартире Улановой парадоксальным образом перемешаны вещи, хранящие личный отпечаток хозяйки, и предметы, которые знакомы любому человеку старше тридцати лет: книжные полки со стеклянными раздвижными дверцами производства ГДР и советские шкафы с ажурными ручками-“висючками”. В квартире великой балерины они выглядят диковинно — именно в силу своей заурядности.

Есть здесь и элементы позднесоветского шика: санузел с очень модным по тем временам розовым санфаянсом и импортная бытовая техника, включая кофемашину, явно купленная в магазине “Березка” — одно из тех преимуществ, которые давал статус звезды советской балетной сцены. Впрочем, преимущества эти были все равно очень ограниченными: легко заметить, что во всех пяти комнатах квартиры одинаковые обои — очевидно, поклеили то, что удалось достать.

Детали обстановки, которые считались ценностью в годы советского дефицита, теперь являются ценностью разве что в ностальгическом смысле, а настоящие драгоценности — это вещи, которые сопровождали Уланову на протяжении всей ее жизни и переехали сюда из ее прежней квартиры. В этом смысле главное помещение в доме — гостиная, просторная комната с роскошным видом на Москву-реку.

Из современной мебели здесь только обеденный стол со стульями, один из которых заменял хозяйке балетный станок. Все остальное она привезла с собой из Ленинграда, из родительской квартиры. Стремление сохранить память о важных для нее людях и моментах вообще было главным для Улановой, которая, судя по ее аскетичной кровати, была не самым прихотливым в быту человеком. Из 2400 книг в библиотеке — больше половины с дарственными надписями.

Все картины в квартире — подарки друзей-художников. В гостиной собрана коллекция фигурок лебедей, большая их часть гнездится на полках резной антикварной горки — там же, где хранятся предметы из коллекции русского искусства, полученные в подарок от поклонницы, американки Эвелины Курнанд. Курнанд впервые увидела Уланову во время гастролей во Флоренции, следовала за ней по всем миру и ей писала письма на безупречном русском языке — образец можно видеть на стене в коридоре квартиры.

Она же во многом была “ответственна” за гардероб своего кумира, снабжая Уланову нарядами, в гардеробе советской женщины совершенно немыслимыми. Сейчас эти сокровища скрыты в запертом платяном шкафу, а на обозрение выставлены лишь несколько предметов из “дорожного” гардероба Улановой — и это вещи, которые идеально дополняют образ великой балерины.

5. Квартира Г. М. Кржижановского

Москва, ул. Садовническая, д. 30, стр. 1

Глеб Максимилианович Кржижановский был, судя по всему, человеком сентиментальным. Во всяком случае, идеальная сохранность интерьеров начала ХХ века в мемориальной квартире на Садовнической улице во многом его заслуга. Идеолог электрификации всей страны отказывался здесь что-то менять под предлогом, что слишком уж много связано с этой квартирой. Он же первый, еще при жизни, предложил превратить ее в музей, хотя эта его идея была реализована лишь в 1980-е годы.

Трехэтажный особняк на Садовнической был построен в середине XVIII века, погорел при Наполеоне, был восстановлен, а в начале ХХ века его тогдашние хозяева, купцы Варыхановы, наняли архитектора Вильгельма Шауба, который перестроил дом в духе тогдашней моды на модерн. Стиль, известный нам по нарядным особнякам Шехтеля, имел и более приземленную вариацию, рассчитанную на широкие массы, так называемый рациональный модерн. Рационализм выражался прежде всего в здоровой экономии. В отделке помещений широко использовали имитации. Например, заменой настоящим витражам служил рисунок, зажатый между двумя стеклами. Такой декоративный бутерброд встречает вас при входе в квартиру. А чтоб не тратиться на лепной декор, к потолку крепили рельефные листы из штампованной жести. Обычно металл никак не обрабатывали, но, судя по всему, хозяевам дома такая отделка не понравилась, и они покрыли его краской. Сотрудники музея предполагают, что Варыхановы были вообще людьми консервативными — заказав переделку дома по новой моде, они все же сохранили в нем старые печи и камины в стиле эклектики, за исключением камина в столовой. Предположительно, модерновый очаг им просто не понравился, и они решили больше ничего не менять.

Вскоре после ремонта в дом въехало Общество электрического освещения, где как раз и работал Кржижановский. Бывший ссыльный и политически неблагонадежный, он начинал карьеру в этой компании в 1907 году на должности монтера, но уже в 1910-м заведовал электросетью Москвы и руководил строительством электростанций в Подмосковье. Кржижановский продолжал работать в здании на Садовнической и после революции. В 1919 году он обосновался в шестикомнатной квартире на втором этаже, где жил и работал до самой своей смерти в 1959 году. Именно здесь создавался план ГОЭЛРО, которым и знаменит Кржижановский.

Хотя энергетикой его таланты не ограничивались. Он писал сонеты, некоторые из них посвящались его ближайшему другу Ленину. Перевел с польского языка на русский несколько песен, включая “Варшавянку”. Увлекался фотографией — в квартире сохранились сделанные им снимки и трость-трансформер, которая превращается в фотоштатив. Любил музыку — за фортепьяно в столовой Кржижановских не раз сидел Иван Козловский.

Столовая — единственная комната, которая подверглась серьезной переделке. Рассказывают, что Кржижановский любил природу, скучал по ней в городе и решил ввести ее в интерьер, проявив себя неплохим декоратором, — выкрасил стены столовой в пронзительный синий цвет, а под самым потолком пустил бордюр из нарисованных по трафарету ласточек.

Зато в кабинете обстановка не менялась практически с дореволюционных времен, добавлялись лишь детали и книги — их в библиотеке восемь тысяч томов. Полки прикрыты шторками, чтобы не пылились. Вдоль стены за спинкой рабочего стула выстроились в ряд не сочетающиеся друг с другом конторские шкафы, наследство Общества электрического освещения.

Из шести комнат квартиры пять дошли до нас в почти нетронутом виде, вплоть до дверных ручек (шестая, где жила племянница Зинаиды Павловны Кржижановской, взятая на воспитание после смерти матери и ареста отца, превратилась в музейный зал). И это большая ценность не только потому, что в начале ХХ века в ее стенах творились эпохальные вещи — это редкий, если не единственный образец интерьера в стиле рационального модерна, дошедший до нас в таком хорошем состоянии. Сейчас музей закрыт на ремонт, и остается надеяться, что реставраторы отнесутся к его интерьерам так же бережно, как и прежний хозяин.