«Если не сожрут акулы и если не разобьюсь о рифы». Как уроженец Семипалатинска совершил дерзкий побег из СССР

«Невозвращенцы» – так называли граждан, отказавшихся вернуться домой из зарубежных поездок и командировок. В Советском Союзе подобный поступок расценивался как измена родине со всеми вытекающими последствиями. Несмотря на это, всегда находились смельчаки, которые рвались сквозь «железный занавес» на «загнивающий Запад». Истории тех, кому это удалось, дошли до наших дней. Многие из них являются готовыми сценариями для фильмов, которые дали бы фору современным блокбастерам. К примеру, такие, как история выходца из Семипалатинска Станислава Курилова – океанолога и писателя, чей побег из Страны Советов можно назвать одним из самых дерзких и опасных для самого «невозвращенца». Океан манил юного Станислава с детства. Еще в школе будущий исследователь сбежал из дома и пытался устроиться юнгой на Балтийский флот. Попытка провалилась, но он не расставался со своей мечтой. Курилов подал документы в Ленинградский гидрометеорологический институт, который окончил по специальности «океанология». С этого момента началась его научная деятельность. В отличие от большинства «невозвращенцев» Курилов никогда не был диссидентом. На столь радикальный способ эмиграции его толкнула все та же любовь к океану. В 1968 году Курилов вместе с командой обживал подводную исследовательскую дом-лабораторию «Черномор». Завершив свою миссию на Черном море, океанологи лелеяли мечту продолжить исследования в составе международной экспедиции вместе со знаменитым французом Жаком-Ивом Кусто. Однако в царившую тогда эпоху застоя это было практически невозможно, особенно для Станислава, чья сестра уже 10 лет жила вместе с мужем в Канаде. Советский океанолог в одночасье стал невыездным. Однако, будучи с младых ногтей влюбленным в океан, он не смог смириться с мыслью о том, что отныне его работа будет ограничена лишь советскими территориальными водами. «Я почувствовал себя пленником в этой стране, а ведь только святой может любить свою тюрьму. Невозможно смириться с тем, что, родившись на этой чудесной голубой планете, ты пожизненно заперт в коммунистическом государстве ради каких-то глупых идей. Выход был один – бежать. Куда угодно, но только бежать прочь», – написал он в своей книге воспоминаний «Один в океане», увидевшей свет уже после его смерти. Ученый начал обдумывать план побега, и спустя несколько лет судьба дала ему шанс, которым он не преминул воспользоваться. В 1974 году Курилову попалось на глаза газетное объявление о предстоящем круизе лайнера «Советский Союз». Всем желающим предлагалось совершить путешествие из зимы в лето в буквальном смысле: незадолго до Нового года судно отправлялось из порта Владивостока к экватору. Маршрут не предполагал остановок в портах капиталистических стран. Но нашему герою это было и не нужно: он решил отправиться к их берегам вплавь, спрыгнув с борта корабля. Сам он отчетливо понимал, что его шансы уцелеть при этом, мягко говоря, невелики: «С точки зрения здравого смысла мои шансы добраться до берега живым выглядели так: если во время прыжка я не разобьюсь от удара о воду, если меня не сожрут акулы, если я не утону, захлебнувшись или от усталости, если меня не разобьет о рифы, если хватит сил и дыхания выбраться на берег и если к этому времени я все еще буду жив, то только тогда я, может быть, смогу поблагодарить судьбу за небывалое чудо спасения». Оказавшись на борту, опытный специалист по карте рассчитал, что лучше всего бежать, когда судно будет проходить мимо Филиппин. Дождавшись наступления темноты, Курилов, облаченный в ласты и маску, сделал шаг с 15-метровой высоты... Это произошло 13 декабря 1974 года. На берег ближайшего острова он выбрался лишь спустя три дня. За это время беглец без сна и отдыха проплыл в общей сложности сотню километров. «Океан дышал как живое, родное, доброе существо, его равномерное, теплое дыхание было густо насыщено ароматными запахами, – вспоминал Курилов. – Иногда на склоне черных холмов дождем осыпались какие-то огоньки и тут же уносились вверх, в небо. Вода касалась кожи незаметно, ласково – было даже как-то уютно. Если бы не осознание того, что я человек и должен куда-то плыть, я был бы, наверное, почти счастлив. Он вынес меня на берег как на ладони. Чувство ответной любви затопило мою душу. Мое тело будто исчезло, растворилось. Я мог смотреть сверху на океан, на остров, я был среди звезд, плыл облаками в ночном небе, я был каждым деревом, каждым цветком, я проносился ветром по верхушкам пальм, я был отражением звезд в зеркале лагуны. В душе сохранилось чувство бесконечной благодарности». Дальше Курилова ждало заключение в филиппинской тюрьме для мигрантов, заочный приговор на родине, переезд к сестре в Канаду, случайные заработки и, наконец, долгожданная работа по профессии. Объездив полмира, ученый перебрался в Израиль, где завел семью и устроился в Институт океанографии города Хайфы, который стал его последним местом работы. Через 24 года после своего отчаянного побега Курилов запутался в сетях во время работы в озере и не смог выбраться до того, как у него закончился кислород... Рассказывая о своем трехдневном заплыве, исследователь вспоминал, что ориентироваться ему помогали звезды, а сохранить силы и присутствие духа – многолетняя практика йоги по самиздатовским книгам. Однако есть еще один интересный факт из его биографии, который было бы несправедливо не упомянуть. Свои детство и юность будущий океанолог провел в Семипалатинске, испокон веков стоящем на Иртыше. Его-то он и переплыл на спор в 10 лет. Стоит ли говорить, что первый вызов стихии оставил неизгладимый след в душе мальчика. Здесь же он начал воспитывать в себе бесстрашие... ночью отправляясь один на кладбище. Впоследствии опыт детства немало пригодится Курилову, когда он остался наедине с безбрежным океаном...