«Нужно формировать жизнь, а не создавать кубометры асфальта». Аркадий Гершман — о том, как урбанисты изменяют сознание людей

«Для изменений нужно выбирать вариант „снизу вверх“ — когда люди провоцируют изменения»

— В 2019 году об урбанистике, комфортных городах говорят все чаще. Какая сейчас ситуация в России в этой сфере?

— Начнем с того, что для России характеристика «не полный ****** [катастрофа]» — уже неплохая характеристика. Но это не есть хорошо. У нас городами не занимались последние лет 50. Архитектура и все что угодно в последнее время стали приходить в негодность. У наших управленцев нет ответственности перед жителями. Во-первых, у них нет навыков, во-вторых — нет представления, как и куда идти, чтобы что-то изменить. Но в целом рыба гниет с головы. У нас система выстроена через жесткую вертикаль власти, которая не способствует развитию местного самоуправления. Для полноценных изменений нужны политические изменения, административная, муниципальная, налоговая реформы, потому что наши города сейчас остаются очень бедными. Для изменений нужно выбирать вариант «снизу вверх» — когда люди провоцируют изменения. Поэтому появляются такие ребята, как я, «Том Сойер Фест», [блогер Илья] Варламов и многие другие, которые говорят: «так быть не должно», «это не есть правильно», «с этим нужно бороться». Это делается для того, чтобы менять сознание людей. Иначе они привыкают к тому, что у них за окном, и это становится их зоной комфорта.

— Ты говоришь про изменение сознания людей. Получается изменить восприятие, что такое хорошо, а что такое плохо в городской среде?

— То, что было лет шесть-семь назад, показывает, что да. Сознание меняется. Люди уже не глотают с улыбкой лапшу, которую им вешают на уши. У них начинает формироваться нулевая терпимость к какому-то откровенному трешу. Но, знаешь, процесс изменения в головах всегда очень длительный. Иногда проходят поколения, прежде чем что-то изменится. Это такой длительный и системный путь в понимании взаимосвязи состояния городов, политических ситуаций в стране и самих людей. Когда люди это понимают, то развитие начинает идти быстрее.

— Ждать целое поколение — слишком долго. Как сделать так, чтобы все внезапно прозрели?
— Я же говорю, что постепенно все-таки понимают. Но это длится через поколения, да. То есть то, что делают сейчас активисты, блогеры, урбанисты — эффект будет виден лет через 20. Это так. И в целом в большинстве все это понимают. Идет работа не на сегодня, а на завтра.

«Нужно формировать жизнь, а не создавать кубометры асфальта»

— Ты говоришь, что вопрос благоустройства среды поднимают активисты, блогеры, урбанисты. А откуда взялись все эти урбанисты и почему их мнение вдруг стало таким значимым?

— Замечательный вопрос. Тут я должен достать бутылку водки и начать рассказывать. Но дело в том, что тут важно понимать историю этого движения. Например, после Второй мировой войны шло восстановление городов, стали появляться новые видения. Начали менять привычный уклад. Тогда появились градостроители. Начала развиваться сильная градостроительная школа с архитекторами, которые стали заявлять, что они — специалисты и знают, как сделать город лучше. Они начали менять сложившийся уклад, разрушали старые кварталы и строили огромные шоссе и небоскребы, и прочие штуки, с которыми у нас в России все хорошо знакомы. И в этот момент появляется параллельное движение — «Новый урбанизм».

— Что такое «Новый урбанизм?»

— Урбанистика существует очень давно. Кто-то говорит, что Пифагор был первым урбанистом, потому что он описал благоустройство города. Но «Новый урбанизм» — это про 1960–1970 годы, когда люди стали «болеть» за свой город. Они стали отвечать архитекторам: «Да, вы архитекторы, но вы не видите очевидных вещей, что все работает чуть сложнее, чем нарисовано в планах. Люди взаимодействуют друг с другом, городом, с застройкой, поэтому важно формировать пространственное видение, нужно формировать жизнь, а не создавать кубометры асфальта».

— А откуда это пошло? Просто возникла потребность людей?

— На фоне всего этого была знаменитая книга Джейн Джейкобс «Смерть и жизнь больших американских городов», которая изменила видение. Джейкобс была писательницей, но сейчас ее считают одной из основательниц движения «Новый урбанизм». Она взглянула на город незамыленным взглядом и поняла, что он существует не по каким-то правилам, все намного сложнее. Экономика города иногда работает не так, как хотелось бы. Житель существует, бизнес существует, есть город — это некий треугольник. И если один угол начинает тянуть одеяло на себя, то тут уже не получается договориться нормально. Именно в такие моменты стали появляться урбанисты. Они стали выступать переговорщиками между всеми, отстаивая интересы общества в целом.

«Мысли нескольких людей могут изменить целый мир»

— «Новый урбанизм» — про прошлое столетие, а что сейчас? Насколько это действенно?

— Если мы посмотрим на Европу, то там, например, и вовсе не знают об урбанистах. У них есть транспортники, планировщики и далее. У них гражданские институты, благоустройство городов такое, что особых проблем не возникает. А если мы переходим на Россию, то мы видим, что российские урбанисты — люди, которые существовали в 60–70 годы, во время «Нового урбанизма». Они сейчас обращают внимание людей: «Остановитесь, подумайте, вы творите какую-то дичь». И сейчас получается так, что при появлении новых инструментов эта действенность растет. Интернет, YouTube, блогеры и другие разные вещи помогают доносить информацию быстрее и выше, без наличия журналистов, писателей и печатных станков. Люди начинают заниматься этим, привлекать к проблемам внимание онлайн и другими способами. И потихоньку это работает. Но быстро ничего не произойдет.

— В своем блоге ты уже говорил, что считаешь медиаресурсы «способом продвижения правильных идей, способом повышения урбанистической грамотности». То есть благодаря медиа мы сейчас можем изменить городскую среду?

— Это как раз про то, что мы сейчас формируем и привлекаем внимание людей. На нас лежит непременная ответственность за то, какие мысли мы доносим до общества и какие они будут у него. Замечательную цитату недавно прочитал, будучи в Минске: "Мысли нескольких людей могут изменить целый мир". Собственно, благодаря медиа урбанисты все это делают и меняют сознание.

«Больные» и «здоровые» города

— Ты писал про «урбанистическую грамотность». Что это такое, и как стать грамотным в этом понимании?

— Я в этом вопросе существую около шести-семи лет, получаю дополнительное образование, но даже сейчас я не уверен, есть ли у меня все это знание. Но элементарно нужно понимать, что такое хорошо, а что такое плохо. У нас как сейчас люди говорят? Нам нужно больше парковок, детских садов и много хорошего асфальта. Но нужно понимать, что город — более сложный организм, и то, что нужно кому-то «здесь и сейчас» — не факт, что нужно нам всем. И если мы посмотрим на такие города, как Тюмень, где много денег, асфальта очень много, увидим, что жить там не очень хорошо. Это город, где случайно раскидали дома среди асфальтовых полей. И у людей остались варианты: остаться где-то у себя в квартире, машине или пойти в торговый центр. Это про больной город.

— А как строить «здоровые города» и кто ими должен управлять? Хороший городской менеджер?

— Возможно, и хороший городской менеджер. Но все же городом должны управлять все его жители. Это действует через выборы. Все давно придумано, ничего нового тут нет. Местное самоуправление появилось не вчера, не позавчера и даже не двадцать лет назад. Смысл в том, что если ты решаешь возникшие проблемы здесь и сейчас без подъема на другие уровни, то это наиболее эффективная система. Зачем нагружать бюрократию, чтобы решить вопрос о вашем дворе? Двором должны управлять его собственные жители, потому что это их имущество. Должно быть гражданское саморазвитие, самоощущение должно быть высоким. Это революционный момент развития общества.

«Сейчас заборы стали еще и очень хорошим инструментом отчетности для гаишников»

— Мы все-таки находимся в Ярославле. Мы обошли исторический центр, побывали в Красноперекопском районе. Ты снимал влог, какую критику ожидать горожанам в твоем новом выпуске [к моменту публикации в блоге Аркадия Гершмана вышел пост про Ярославль]? Это город с типичными российскими проблемами?

— Тут есть момент, что Ярославль находится под защитой ЮНЕСКО, поэтому это не совсем типичная ситуация. Таких городов в России не так много, и на них падает дополнительная ответственность. Делают хорошие вещи. Но чаще ситуация такая, что делают что-то очень плохое. Но при помощи каких-то точечных, локальных, системных изменений Ярославль можно поправить. Например, Ярославль может спилить все заборы и переплавить их в велосипеды. Если не останавливать внимание на парках, скверах, то из самого важного — улицы. Над ними тут тоже стоит работать. Мы видели, что есть проблемы с пешеходными переходами, некоторые просто недоступны. И сами улицы не предполагают, чтобы по ним прошла мама с коляской, проехал инвалид или просто человек со сломанной, например, ногой. Такие люди по улицам Ярославля не пройдут. Это город, который не доступен для всех. Это город для молодых и сильных.

— Во время прогулки по Ярославлю ты много внимания уделял именно заборам. Почему заборы — такая боль для урбанистов?

— Во-первых, заборы портят вид города. Во-вторых, они делают очень комфортным скоростное вождение, которое приводит к аварийности. У нас как обычно думают? Что пешеходы — дураки. И если они выбегают на проезжую часть, то нужно пешеходные переходы там убирать. У нас считают, что забор — спасение от аварий. Но если машина влетает в забор, то он превращается в шрапнель. В России частые случаи, когда именно заборы убивают, а не машины. Кроме того, заборы нужно ежегодно красить — это очень дорого. При этом заборы еще и мешают уборке улиц. По итогу из-за затрат на заборы мы получаем то, что у нас нет денег на что-то более важное, например чистку улиц. Сейчас заборы стали еще и очень хорошим инструментом отчетности для гаишников. Они любят отчитываться, что в году они поставили, например, на 50 километров больше заборов.

— Можно ли донести до гаишников, что заборы — это зло?

— Видишь, они исполнители, они тупо исполняют. Они не готовы креативить, подвергать что-то критическому анализу. Тут задача решать вопрос на общем, федеральном уровне, через образовательные какие-то программы, через изменение национальных стандартов. Например, я — один из разработчиков новых национальных стандартов. Мы сейчас пытаемся какие-то глупости искоренить, но это делать очень сложно. Система сопротивляется, она очень сильно завязана на самой себе, и это, откровенно говоря, провал. Тут важно, чтобы люди сами формировали запрос на изменение. Даже при централизованной власти недовольство людей обычно слышат. И если все жители города вместе выйдут и скажут: «К черту заборы», — то изменения последуют.

— А есть то, что у Ярославля могут перенять другие города?

— Да, пространство TEXTIL. У нас считают, что для решения какой-то проблемы нужно много денег: нужно нагнать побольше строителей, навести красоту и сбежать. Например, делают хороший парк, чтобы хвалили нового мэра и не выходили на митинги. Но нужно делать подход, когда сами жители находят помещение и сами наполняют его. TEXTIL изменил жизнь целого района. Сюда теперь не только жители самого Красноперекопского района стали приходить, но и другие ярославцы посещают район. Пространство вокруг стало изменяться. Хотя там уничтоженное наследие и в целом не очень-то комфортно, но при этом интересно. Это пример, когда общество организуется и развивает проект изменения места без привлечения каких-то бюджетных денег, без привлечения масштабных проектов — это такая, не то что хирургическая работа, но особая социальная терапия. Работать хирургическим скальпелем — довольно сложный процесс для нас, да. Но можно лечить пространства города каким-то простыми методами, недорогими «лекарствами», которые также остаются качественными. У нас в стране подобных примеров очень мало, поэтому о них нужно рассказывать, о них нужно кричать. И городу тут не нужно как-то вмешиваться, ему нужно просто не мешать.

— А TEXTIL — это тоже про урбанизм?

— Это урбанистика в чистом виде, потому что есть «hard» и «soft», где первое — это все то, что мы можем потрогать: кирпич, здания, асфальт, общественный транспорт — а второе — это настройка. Если ты построишь хороший город с улицами и там не будет жителей, то это бессмысленный набор кирпичей. А именно спрограммировать пространство для жизни — это уже наиболее сложная задача, и тут важно все правильно настроить. TEXTIL — это как раз про правильную настройку места, которое работает.

— Именно поэтому ты и сам так стал заинтересован в урбанизме?

— Я пришел в урбанистику как раз потому, что задавался вопросом, почему мне в одном месте хорошо, а в другом — плохо. Дальше этот багаж накапливался, появился опыт, появились запросы и ответы на русском и иностранном языках. Кстати, в целом, если семь лет назад я составлял примеры чего-то хорошего из Европы и Штатов, то сегодня в России можно увидеть примеры качественных застроек, хорошего общественного транспорта, нормальные парки и далее. Процесс идет. Хотя сейчас нет таких городов, где смогли решить даже часть проблем, — это скорее такие оазисы среди всего города. У нас пока происходит определенная разница между плохим и более-менее нормальным.