Снаружи всех измерений: о выставке Маркуса Мартиновича «Я тут. Я с тобой»

Но всё-таки, обо всё по порядку. «Я тут. Я с тобой» — это седьмая персональная выставка Маркуса Мартиновича, удивительного художника, которому сейчас всего двенадцать лет. У нас давно не было настолько объёмной, яркой и впечатляющей выставки, в пространстве которой уместилась тотальная инсталляция, живопись, видеоарт, коллажи, объекты и многое другое. При этом сам художник, который сейчас живёт в основном в Германии, в ЦГК не появлялся — весь проект вместе с командой Центра сделали Наталья Исаева (его мама и по совместительству арт-агент) и куратор Катя Бочавар. Маркус вообще никогда не появляется на своих вернисажах и редко участвует в монтажах инсталляций — это слишком трудно ему даётся. Но он всегда чутко руководит процессом, объясняя маме или куратору, как и что должно выглядеть — а затем они это реализуют.

В результате неизменно выходит творческое сотрудничество, в рамках которого максимально бережное отношение к замыслу Маркуса сочетается с кураторским видением. В случае с проектом в ЦГК это видение Кати Бочавар — известной художницы и куратора, специалиста по сайт-специфик инсталляциям, нашего давнего партнёра и друга (например, выставка «Соавтор», с которой когда-то начался ЦГК, была создана именно ей). Кате удалось создать абсолютно цельную экспозицию, в которой внутренний мир художника выходит на передний план. А этот внутренний мир искренне поражает буквально всем — начиная от выбора тем и заканчивая способами воплощения того или иного замысла.

Например, Маркуса интересуют вопросы памяти и её сохранения, вопросы покоя и непокоя, вопросы самопознания и даже вопросы языка — в пространстве выставки много слов, фраз и предложений, которые он деконструирует: на поверку то или иное слово для него оказывается лишь начертанной линией, которой мы (но не он) придаём смысл с помощью языковых кодов. Маркус Мартинович ещё с шести лет поражал свою маму цветовыми и визуальными предпочтениями, выбором любимых художников, неожиданными и не по годам серьёзными логическими выкладками.

Дело в том... Хотя нет. «Дело в том» — это уже в корне неверная формулировка. Когда мы встречаем удивительный талант, поражающую воображение логику, нестандартное по всем меркам мышление — мы никогда не можем знать наверняка, в чём именно дело. И всё же я хотел бы проговорить, что Маркус — мальчик с РАС, расстройством аутистического спектра. В принципе, можно сказать просто «аутист», хотя это звучит и воспринимается более грубо. Сегодня, когда все мы понемногу учимся относиться ответственно к собственным словам и определениям, по подобным поводам постоянно происходят дискуссии. Например, менеджер по коммуникациям центра «Антон тут рядом» Любовь Коробова объяснила «Таким делам» в рамках их тематического проекта, что сегодня в целом допустимы обе формулировки, но вовлечённые люди слова «аутист» чаще всё-таки избегают.

Это, на самом деле, очень интересная тема, но выставка «Я тут. Я с тобой» сама по себе ещё не даёт импульса для подобных размышлений — просто потому, что об аутизме Маркуса там не сказано. Этот термин просто не упоминается, его нет ни в пространстве выставки, ни в аннотациях. В специально выпущенном зине есть другие формулировки:

«Маркус — особый художник, находящийся вне зоны социального давлении и академических правил. Его нельзя научить, на него невозможно повлиять, его нельзя заставить. По большому счёту, Маркус не создаёт произведения искусства. Современное искусство — его проводник во внешний мир».

В принципе, по этому описанию и так можно понять, о чём идёт речь. Но я думаю, что для преодоления стигматизации и отчуждения нам крайне важно научиться называть вещи своими именами. Это всегда сложнее, чем кажется.

По данным Минздрава, сегодня в России на сто детей приходится один ребёнок с РАС, но при этом число соответствующих выставленных диагнозов на порядок меньше. Одна из главных причин этого — неспособность педиатра адекватно распознать РАС, не спутав его с чем-то другим. Если уж среди профессионалов ситуация такова, то что говорить про общество в целом? Уровень осведомлённости об аутизме катастрофически низок. Да ну, слушайте, мы тут к две тысячи девятнадцатому году едва-едва только разобрались с депрессией — самым «демократичным» расстройством, — как-то устаканив понимание того, что депрессия — это не когда «просто грустно», и что она не пропадёт, если «пойти погулять и развеяться». РАС — это более сложный и тонкий уровень восприятия. Нам всем предстоит проделать огромную работу перед тем, как восприятие этого расстройства обществом изменится в лучшую сторону, а жизнь особых детей станет легче за счёт того, что из неё исчезнут дискриминация и непонимание окружающих.

Проект «Я тут. Я с тобой» — великолепный с художественной точки зрения и крайне успешный в медийном плане — мог бы внести в это дело колоссальный вклад. Но этого не происходит: уровень осведомлённости тех зрителей, которые придут на выставку самостоятельно, вряд ли принципиально изменится — даже если они прочтут сопроводительные материалы.

От этого мне довольно грустно, но у меня, конечно же, нет и не может быть претензий. Мне прекрасно понятна позиция Натальи Исаевой — и как агента, и тем более как мамы художника, и понятна позиция куратора Кати Бочавар. Для них первостепенно искусство, и за этим выбором приоритетов не стоит ничего, кроме любви и уважения к Маркусу. Я понимаю, что указание на диагноз может восприниматься частью непросвещённой публики как попытка спекуляции, а этого хочется избежать, чтобы сфокусировать внимание на творчестве как таковом — а оно, безусловно, достойно внимания вне всяких контекстов. Не случайно же Наталья начинала свой путь арт-агента с нуля, действуя методом проб и ошибок, но всегда бережно сохраняя уверенность в том, что галереи и кураторов интересует именно искусство, а не особенности его создателя. Акценты расставлены так, и я уж точно не беру на себя наглость считать, что я смог бы расставить их лучше.

И всё же — заслуживает ли эта беспрецедентная история того, чтобы просто становиться в один ряд с другими персоналками талантливых самобытных художников? Может быть, в силу своей глубины и многослойности она заслуживает большего?

За годы работы с наивным и аутсайдерским искусством я так и не смог внятно ответить сам себе на вопрос о том, где проходит грань, после которой знание ментальных особенностей художника становится принципиальным для понимания его работ, а информация о диагнозе обретает социальную важность. С другой стороны, история об «особенном» художнике, кем бы он ни был — это всегда история о его жизни и судьбе, и если рассматривать аутизм как часть идентичности личности, а не одну из её отдельных характеристик, то можем ли мы не говорить о нём с той же лёгкостью, с какой говорим, например, о возрасте?

Всё это — вопросы оптики, вопросы этики, вопросы ситуации, вопросы, вопросы, вопросы, — и чем больше я думаю об этом сложном и удивительном проекте, тем больше их становится. Честно говоря, у меня уже голова готова разорваться. Вокруг этой темы есть множество по-настоящему важных вопросов, но адресовать их нужно не художнику, не его маме и агенту, не куратору и не создателям проекта — как бы банально это сейчас ни прозвучало, мы должны адресовать их сами себе, потому что без рефлексии и без серьёзных размышлений мы никогда не изживём стигмы, которые сегодня существуют в отношении ментальных особенностей и психических расстройств. И я очень рад, что у всех нас появился такой прекрасный яркий повод поговорить обо всём этом, как проект «Я тут. Я с тобой». Пока длится выставка, мы обязательно продолжим этот разговор — в форме других тематических материалов и оффлайновых событий в её пространстве. Поэтому следите за анонсами. Я очень хочу, чтобы мы продолжали.