«Если стану продавать свои картины, моей рукой черт будет водить»
100 лет назад родился «пляжный художник» и старый холостяк Александр Поникаров — учитель многих известных архитекторов РТ и РФ
12 июля исполнился ровно век со дня рождения Александра Поникарова, казанского художника, одним из странных принципов которого было не только не продавать, но и даже особо не показывать свои работы. Сегодня «БИЗНЕС Online» предлагает узнать от его родственников, друзей и публикаций, почему не осталось ни одной фотографии этого загадочного человека и насколько жизнерадостным было его затворничество.
ПОРТРЕТ ХУДОЖНИКА В ИНТЕРЬЕРЕ И НА ПЛЕНЭРЕ
— Я хотел бы рассказать об уникальном, удивительном Александре Ильиче Поникарове, — с корреспондентом «БИЗНЕС Online» делится своими воспоминаниями Вячеслав Нилов, ученик, друг и соратник художника, заслуженный архитектор России и Татарстана, работавший главным архитектором сначала Бугульмы, затем много лет — Набережных Челнов во время возведения автограда и самого «КАМАЗа». — Он жил настоящей затворнической жизнью настоящего художника, ни разу не был женат, от своей творческой деятельности «отвлекался», только уходя на работу, преподавать в институте. Закончив рабочий день, он сразу бежал обратно в свою коммуналку в старой сталинской трехэтажке на улице Спартаковской. Познакомился я с ним, когда был студентом Казанского строительного института (сегодня он называется Казанский государственный архитектурно-строительный университет). Александр Ильич преподавал у нас рисование.
«Был старшим преподавателем кафедры архитектурного проектирования КИСИ (Казанский инженерно-строительный институт), вел живопись, рисунок и скульптуру. С молодежью работал в течение 12 лет, время пролетело быстро. Писать картины в эти годы мог только во время летних каникул…»
Из воспоминаний Александра Поникарова
«Талантливый, искренний художник, он щедро делился со студентами своим опытом, результатами творческих поисков и находок. Однажды он привел группу студентов на берег Волги. Были занятия на пленэре. Он рассказывал студентам, как надо чувствовать живопись, показывая рукой на какой-то старенький, покосившийся забор. Александра Калинина, одна из студенток, впоследствии вспоминала, что вдруг увидела этот забор совсем другими глазами, и в этот момент почувствовала себя художником».
Ирина Ланг, родственница художника Поникарова
«Александр Ильич — дядя Саша для молодых товарищей по изостудии, прожил жизнь старым холостяком, никогда не считал себя красавцем и потому, наверное, не осталось ни одной фотографии с его изображением. Набросок Геннадия Архиреева сделан в изостудии, когда все увлеченно писали обнаженную натурщицу… А Геннадий, покоренный образом самого дяди Саши, этого чистого большого ребенка в искусстве, сделал с него набросок, о котором дядя Саша со своим мягким волжским оканьем сказал: „Хороший получился“».
ЖУРНАЛ «КАЗАНЬ» «Я БЫЛ ПОСВЯЩЕН, ДОПУЩЕН В ЕГО ТВОРЧЕСКИЙ МИР»
— Знакомство наше длилось в общей сложности, наверное, не менее 15 лет, — продолжает Вячеслав Нилов. — Наша дружба продолжалась и после института. Одним из немногих я был как-то посвящен, допущен в его творческий мир. Александр Ильич был особенным: ничего внешнее, «мирское» его не интересовало. Глубоко божий человек, он в то же время был совершенно не оцерквленным. Если и заходил когда в храм, то не молиться. При этом все его размышления, все его работы, все поступки были из области духовной. Повторюсь, что он не был женат, но женскую красоту ценил опять же как-то по-своему.
«В 1939 году после окончания ФЗУ (фабрично-заводское ученичество) меня призвали в ряды Красной армии. В 1939 — 1940-м годах учился в полковой школе в Башкирии, расположенной в небольшом районном городке Давлетканово. В центре городка был парк, в котором мы с другом вечерами гуляли, знакомились с девочками-башкирками. Друг был татарин, он свободно объяснялся со своей девушкой. Я же ни башкирский, ни татарский язык не знал, поэтому мы просто с девушкой ходили по парку, но когда сходились вместе, друг переводил нам слова друг друга. Так мы дружили в течение восьми месяцев…
На одном из вечеров [сразу после окончания Великой Отечественной войны] в поселке я подметил девушку по имени Тамара, очень порядочную и красивую уральскую казачку. Характер у нее был веселый. Мы с ней ходили в клуб на танцы, иногда собирались на вечеринки. Много времени проводили вдвоем в ее комнатушке. Я искренне к ней привязался. Она была бы замечательной женой, но время было тяжелое, и я ничего не мог ей предложить. Тамара была молодой, симпатичной женщиной, могла хорошо устроить свою судьбу. А у меня не было своего жилья, не было денег. Жил впроголодь, все время хотелось есть. Буханка хлеба стоила 100 рублей, сельдь — 15 рублей рыбка. Паек давали на день — 800 г хлеба, немного крупы, все это было слишком мало для жизни даже одного человека, а уж те более — для семьи. Война отняла у меня годы, когда люди обычно ухаживают за девушками и женятся. Потом я до 40 лет учился, а уж позже оказалось совсем трудно жениться».
Из воспоминаний Александра Поникарова
«Художник Поникаров считал женскую красоту наивысшим изобретением природы и старательно пытался уловить ее черты. Он писал так, словно надо было разгадать тайну… Он был счастлив, когда творил. Ведь он — Художник. В своей жизни он искал Идеал. Он изображал чистую юную женскую красоту, цветы и природу, в них он видел идеал прекрасный мечты. Его героини похожи друг на друга своим „идеальным“ состоянием. Кажется, во всех натурах он видел одну: возвышающий душу образ. Он любил этот идеал, как говорящий о лучшем, что есть в человеке».
Журнал «Казань»
«ОН БЫЛ ОДИНОК СВОИМ СТРАННЫМ ДОБРОВОЛЬНЫМ ОДИНОЧЕСТВОМ»
— Его затворничество было угрюмым, отталкивало людей?
— Да нет, что вы. Даже наоборот. У него в Казани жили родственники. В частности, старший брат Иван работал профессором одного из казанских вузов (Иван Ильич Поникаров — заведующий кафедрой «Машины и аппараты химических производств (МАХП)» Казанского государственного технологического университета (КХТИ) в 1972–1998 годах, доктор технических наук, академик Международной инженерной академии – прим. ред.). То есть Александр Ильич не был совсем уж покинут всеми, и от этого несчастен. Да, он был одинок, но каким-то своим, особенным, творческим и добровольным одиночеством. Даже, наверное, не одиночеством, а, скорее, стремлением к постоянному уединению. Но это вовсе не значит, что он напрочь сторонился людей. Соседи по квартире, например, его обожали за спокойный нрав, вежливость, интеллигентность и немногословие, которое вовсе не считали неразговорчивостью…
«В музее хранятся акварели Александра Ильича, подаренные им детской студии. Он их выполнял специально для школьного кабинета музея, чтобы учить детей видеть язык изобразительного искусства. Его любили все дети, да почти у всех, с кем ему приходилось встречаться, он вызывал чувство глубокой симпатии и доверия. Потому что был бесконечно добрым, бескорыстным и отзывчивым человеком…
Он не боялся казаться «чудаком», он был им. В нем жил большой добрый ребенок, который нес в мир большой запас любви. Он был во всем своеобразен, начиная с внешности. Круглая лысая голова, уши торчат, как локаторы, кепочка съезжает, штаны пусто мешковатые, зато теплые. Он носил рубашки насыщенного яркого цвета. В голубом свитере его глаза становились синими, и когда он молчал, в них было выражение удивления, трезвости и добродушия. Трудно понять, как он мог сочетать эти качества: трезво оценивая, удивляться. Удивляясь, он не терял трезвой оценки. Во всем облике его была русская простота душевная».
Наталья Аксенова, старший научный сотрудник Государственного музея изобразительных искусств Республики Татарстан, руководитель детской музейной студии.
«АЛЕКСАНДР ИЛЬИЧ РИСОВАЛ ВОЗДУХ»
— Вы сказали, что одним из немногих были допущены в его мир художника, и даже наблюдали сам творческий процесс…
— Поникаров жил в коммунальной комнате, полностью заставленной его картинами. Между ними был узкий проход к его рабочему месту, на столе стоял довольно высокого качества проигрыватель: у него была великолепная подборка классической музыки, и под ее звуки он ставил перед собой и решал свои творческие задачи. Скажем, когда делал натюрморт — он мне показывал, как несколько раз пишет одно и то же, но в разных цветовых решениях. Одно и то же — но есть вариант синий, другой — красный и так далее.
Преобладающее количество его картин выполнено акварелью. В обиходе, в обыденном сознании акварель — это вроде бы что-то школьное, ребяческое, простецкое, несерьезное. Все считают, что наиболее значимые картины пишутся только маслом. Александр Ильич писал и маслом, равно как и темперой, и гуашью — то есть все эти техники были для него доступны; он и нас, студентов, им обучал. Но все-таки предпочитал акварель. Ведь на самом деле ее техника требует особой точности. Когда пишешь маслом, то можно хоть сто раз подойти к холсту, писать и переписывать бесконечно. То есть всегда можно внести какие-то коррективы. Для карандаша существует ластик. Акварель же пишется по сырой бумаге. Она легка и прозрачна; рисунок делается стремительно, одним взмахом кисти, и переделке не подлежит. Она не позволяет ошибок. В этом ее сложность — хороший, «легкий» примитив подчас бывает гораздо труднее создать, чем нагромоздить чего-то сложное, подробное, обстоятельное. В рисунках акварелью Поникаров был большой мастер.
«С дядей Сашей я познакомилась, когда он приезжал к нам в гости в Таллинн. Он много гулял по городу, интересовался прикладным искусством Эстонии. А когда мама спросила, что его поразило больше всего в оформлении витрин магазинов, он ответил: „Скупость“. То есть, он увидел, что все оформлено с большим вкусом, без излишеств, в точно выдержанной цветовой гамме… Александр Ильич был художником, потому что таковым родился и жил, потому что не умел по-другому. Он старался воспроизвести в картине воздушную среду, передать цвет предметов под воздействием солнечного света и окружающей атмосферы. Как говорил дядя Женя, муж маминой сестры Симы: „Александр Ильич рисовал воздух“».
Ирина Ланг, родственница художника Поникарова
«ТВОРЧЕСТВО НЕЛЬЗЯ ДЕЛИТЬ НА КУСОЧКИ, КАК НЕЛЬЗЯ РАЗДЕЛЯТЬ НА ЧАСТИ ДУШУ»
— Были у Поникарова свои кумиры?
— Его очень вдохновляли французские импрессионисты — Матисс (в особенности — его знаменитый «Танец»), Дега, Ренуар, Писарро, Дюфи, Эдуард Мане… То есть он был погружен в мир таких художников, которые, исходя из корня самого этого слова (l’impression по-французски значит «впечатление»), передавали на холсте только свое видение окружающего, свою исключительную точку зрения, свой уникальный ракурс. А еще по наивному восприятию мира я бы сравнил его и с грузинским Пиросмани.
Поникаров был до конца ребенок, смотрел на все своим нежнейшим взором художника, никого и никогда не мог обидеть. Ни одной своей картины не продал. И родственникам говорил: «Ни в коем случае не продавайте мои картины!» Хотя сейчас я считаю огромной несправедливостью, что его работы почти не видят белого света, находясь, скажем, где-то в гараже.
«Жил он, как „идеальный“ художник, бедно, имел много друзей; размышлял, мечтал и всегда рисовал… С удовольствием писал маслом портреты родных и просто знакомых, и с легким сердцем дарил им… Его акварели получали высокие оценки специалистов, и не только российских. Однажды в Казань приехал для покупки картин сотрудник французского журнала по искусству (к сожалению, ни имен, ни даты события, ни названия журнала установить мне не удалось). Но из того, что предложили ему в Казани, его ничего не заинтересовало, а вот акварели дяди Саши ему понравились, он захотел их купить. При встрече он долго его уговаривал, но дядя Саша отказался продать свои работы. Француз расстроился и даже обиделся на него. Но Александр Ильич не продал вообще ни одной своей работы. Если человек ему нравился, он просто дарил ему картину. Он объяснял свою позицию так: „Если стану продавать, то получается для обогащения, моей рукой тогда черт будет водить, а я пишу, вкладывая душу, они мне — как мои дети. А денег мне на жизнь хватает…“ Он принципиально подходил к этому вопросу. Когда лежал в больнице, уже в плохом состоянии, незадолго до смерти, завещал племяннику Виктору не продавать работы, хранить все вместе. Потому что верил, что его творчество нельзя делить на кусочки, как нельзя разделять на части душу. И родные тоже верят, что придет время, когда эта коллекция будет признана и оценена по достоинству…»
Ирина Ланг, родственница художника Поникарова
«РАБОТАТЬ НА ПРИРОДЕ ПЕРЕСТАЛ. СТАЛО МНОГО ХУЛИГАНОВ В ЛЕСУ И НА ВОЛГЕ»
— И все же его позиция с продажей — довольно спорная. Ведь продажа картины означает не только и, может быть, даже не столько деньги как таковые, сколько факт признания. Особенно сейчас, когда признание все больше сводится к известному вопросу: «Сколько ты стоишь?»
— Факт признания? Как ни странно, но для него и это было неважно. Что касается денег как таковых, то Поникаров считал, что искусство по определению не может быть ни способом, ни предметом обогащения. И даже средством существования. Сам он был участником Великой Отечественной войны, к своей зарплате за это получал какую-то надбавку и всегда говорил, что этих денег для его затворнический жизни вполне хватает. Он вообще отстранился от этой стороны творчества, и даже свои картины редко кому показывал. К счастью, среди этих редких зрителей был и я. А еще — его племянник Виктор. Вот, пожалуй, и все. По крайней мере, другой поникаровской аудитории я пока не знаю.
«Мастерской я не добился и в Союз художников не вступал, так как в начале работ было мало, да и не стремился в него попасть.
В последующие годы моя жизнь протекала в пенсионном режиме. Заработал небольшую пенсию, получал 102 руб., потом добавили — 144 руб. Живу один, когда появляется охота — пишу натюрморты, редко пейзажи, портреты родных; но как-то сходство — особенно молодых — не удается, пожилых пишу более похоже. К сожалению, работать на природе я перестал. Стало много хулиганов в лесу и на Волге. Художники прекратили поодиночке ходить на этюды, группой было не так опасно…»
Из воспоминаний Александра Поникарова
«Шутя, он говорил о себе: „Я — пляжный художник“. Каждое лето на казанском пляже, обычно на „Локомотиве“, он рисовал отдыхающих и дарил им свои рисунки просто так, для радости, на память. Сколько их было, портретов-подарков, — не счесть. Некоторые он оставлял себе, чтобы в мастерской поработать над картиной».
Журнал «Казань»
«ПОСЕТИТЕЛЬ ИЗ ГЕРМАНИИ НАПИСАЛ ТОЛЬКО ТРИ СЛОВА: «ЦВЕТ, ЦВЕТ, ЦВЕТ!“»
— Художники — часто не от мира сего, — продолжает рассказ Вячеслав Нилов. — А я ему стал близок потому, что тоже был увлечен акварелью. Мне она удавалась, и он это подмечал. Он видел, что у меня акварели, что называется, не замученные, такие же легкие, как у него. К моему 50-летию, в 2001 году, я делал в Челнах свою большую персональную выставку. Картин моих было много — двести или триста, сейчас точно не помню. И вот тогда я предложил родственникам Александра Ильича вместе с моими выставить и его работы. Так в картинной галерее Набережных Челнов впервые увидели свет его произведения. Выставить решили около ста акварелей и десяток работ маслом. Люди были в восторге!
«Вторая выставка — „Мир души и творчества Александра Поникарова (живопись, графика)“, прошла с большим успехом в 2015 году, в Национальной художественной галерее „Хазинэ“, расположенной на территории Казанского кремля. Выставку организовала ученица художника — заведующая галереей Анна Нифантьевна Романова, с участием племянников Александра Ильича — Сергея и Виктора Поникаровых. На выставке были представлены портреты, пейзажи и натюрморты из коллекции семьи художника. Всего экспонировалось около 30 произведений, созданных Александром Ильичем в разные годы. Запомнилась запись в книге отзывов посетителя из Германии, он написал только три слова: „Цвет, цвет, цвет!“ Верно, это был его конек, он был мастером работы с цветом. На портретах своих родителей он тоже сумел при помощи цвета передать их характеры. Обе выставки вызвали настолько большой интерес, что были продлены на месяц».
Ирина Ланг, родственница художника Поникарова
«ОН СНОВА ДОВЕРИЛСЯ ТОЛЬКО БУМАГЕ»
— Вячеслав Степанович, судя по дате рождения, судьбу этого жизнерадостного затворника, начиная с самого детства, вряд ли можно назвать безоблачной… Он что-нибудь в ваших с ним разговорах упоминал о том, что ему пришлось пережить?
— Нет, ни слова, взывающего к жалости, — отвечает архитектор Нилов. — Я догадывался, конечно, что в жизни ему досталось прилично, но какие-то подробности стали мне известны только сейчас, когда случилось прочитать его воспоминания, присланные его родственницей. Она справедливо отмечает, что и здесь он предельно сдержан и лаконичен. Замечу со своей стороны, что Александр Ильич как настоящий художник снова доверился только бумаге…
«Александр Ильич Поникаров родился в селе Ульянково Апастовского района Татарской республики. В семье было семеро детей, Саша был средним. Он оставил уникальные воспоминания, которые живо и достоверно передают наиболее яркие и значимые события его жизни, а также создают общее представление о давно ушедшем, тяжелейшем периоде в истории России, на который пришлись годы детства, юности и зрелости Александра Ильича…»
Ирина Ланг, родственница художника Поникарова
«МАМУ НАСИЛЬНО ВЫТАЩИЛИ В ЧУЛКАХ НА СНЕГ»
«В деревне Ульянково до 1930 года жизнь была очень простая, крестьянская… В школе… учитель, Александр Прокофьевич, за провинность ставил нас на колени, иногда бил линейкой по голове, но это воспринималось как должное. Он был строг, однако родители его хвалили. Авторитет у него был непререкаемый.
Председателем сельсовета в 1929 году в деревне Ульянково был Егоров, двоюродный брат моего отца. Он приходил и уговаривал отца все продать и уехать из деревни, так как наша семья подлежала высылке, но мама с отцом к его совету не прислушались. Рассуждали так: »Куда мы с семьей поедем маяться, с детьми таскаться по свету, искать другое место». Вот и решили никуда не уезжать, жить на месте.
Но пришло время, и под руководством директора школы явились уполномоченные в наш дом и вывели нас на улицу. Мама не хотела уходить из дома, ее насильно вытащили в чулках на снег. Было холодно. Мне в ту пору было 10 лет, младшему брату Ивану — два года, Нюре — 13, Кате — 7, дедушке — 75, маме — 50, тете Шуре 35 лет. Отца накануне арестовали и посадили в тюрьму в Казани. Боялись, что он помешает высылке семьи.
Нас вместе с тетей Шурой посадили на телегу и отправили в Свияжск, а затем поездом в телячьих вагонах из Татарии в Сибирь. В поезде была теснота, люди заболевали тифом, многие умирали, их санитары уносили на носилках и родные не знали, где и как их захоронят…
Взрослые зимой мыли золото в ямах, порода была навалена вокруг ям. Эти навалы назывались бугор. Из этих навалов мы, мальчишки, брали песок и промывали его еще раз, и даже намывали по 300 — 500 мг золота. Мне в ту пору было 14 лет…»
Из воспоминаний Александра Поникарова
«МЫ ПОШЛИ ПО ЗАПАДНОЙ ДВИНЕ НАВСТРЕЧУ НЕМЦАМ»
«С июня 1941 года я участвовал в Великой Отечественной войне в составе 385 стрелкового полка Уральского военного округа, являлся участником разведывательных операций на Западной Двине. Сразу же после объявления войны в июне 1941 года мы пошли по Западной Двине навстречу немцам. На дорогах видели убитых и обгоревших бойцов, лошадей, сгоревшие машины. Война чувствовалась повсюду. Первыми вступили в бой курсанты офицерского училища. У нас на вооружении были винтовки 1881-30 (винтовка Мосина), в то время как у немцев — автоматы. В дальнейшем бои прекратились, и мы начали отступать по Западной Двине. Шли ночью, хотелось спать, шли и спали, иногда приходилось вступать в бой с немцами. Они старались нас окружить, сбрасывали перед нами десант, мы окапывались. Авиация бомбила с воздуха. Шли дожди, в окопах сидели в воде, голодали, так как немцы уничтожили нашу базу с продовольствием. Вместе с нами отступало и гражданское население. С боями прорывались через линию фронта. В одном из боев в конце 1941 года меня ранило в ногу.
После прохождения курса лечения в госпитале меня отправили с командой выздоравливающих в тыл, в город Уфу. В Уфе я окончил курсы младших лейтенантов. Продолжил службу в Башкирии в Алкинских военных лагерях. В 1942 году вернулся в строй. Служил командиром взвода, готовил для передовой бойцов. До окончания войны подготовил для фронта 18 взводов. В 1944 году меня направили на курсы «Выстрел». Это было прославленное военно-учебное заведение по переподготовке и повышению квалификации командирских кадров. Выпускники курсов отлично справлялись с управлением своими подразделениями в сложнейшей боевой обстановке, всегда своевременно и точно выполняли поставленные боевые задачи. По окончании курсов в 1945–1946 годах служил в Фурмановском райвоенкомате инструктором четвертой части. Здесь мы жили, как на гражданке, ходили по вечерам на танцы, знакомились с девушками. В мае 1945 года война закончилась. Меня наградили медалями: «За боевые заслуги», «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов», «За безупречную службу в Советской армии».
Из воспоминаний Александра Поникарова
«ХУДОЖНИК НЕ УМЕЛ ЖИТЬ БЕЗ СОЛНЦА»
«В 1946 году я демобилизовался из армии в воинском звании старший лейтенант общевойскового соединения и вернулся в Казань. Поступил учиться в вечернюю школу в восьмой класс. Затем в Казанское художественное училище, которое окончил в 1953 году. Продолжать учебу поехал в Ленинград. Поступил в Ленинградское высшее промышленное художественное училище имени Мухиной по специальности «Художник декоративно-прикладного искусства». Моя жизнь в Ленинграде была замечательной, как в учебе, так и в повседневной жизни…
Летом, приезжая на каникулы в Казань, старался запечатлеть достопримечательности города. Но главным моим увлечением была природа, и больше всего — Волга. Я бродил с этюдником, свободный от всяких забот, по берегам Волги. Писал этюды вблизи Займищ, Шеланги, около Казани. Ходил и на Глубокое озеро, где вода была ледяная. В озеро впадал родник с чистой водой. Мой обед состоял из черного хлеба и дешевеньких конфет. Я макал в ручеек хлеб, ел с конфетами, и был счастлив… Осенью сдавал этюды на кафедру живописи. Большинство этюдов попадало на выставки. Это было интересное время. После закрытия выставок был обязательный разбор работ, лучшие оставляли в фонде училища».
Из воспоминаний Александра Поникарова
«Его картины — это радость жизни человека, пришедшего в искусство трудными дорогами, но сохранившего в душе чуткость, нежность, любовь. В его воспоминаниях нет ужасов войны, он никогда не рассказывал о ней, как будто вычеркнул все тяжелое, оставил в прошлом, а в дальнейшую жизнь взял только счастье творчества. Красота вокруг — вот что его привлекало…»
Ирина Ланг
«В последний год своей жизни Поникаров редко выходил на улицу из-за болезни. В один из теплых майских дней мы с художником Хуторовым, его другом, навестили уже больного Александра Ильича. Мастерская его в новом доме (наконец-то он получил квартиру как участник Великой Отечественной войны)… оказалось просторнее и светлее прежней. Но, как и прежде, она была плотно заставлена картинами, им и здесь было тесно, неуютно. Сложенные аккуратно штабелями, покрытые холстом, они жили, сокрытые от глаз, как в темнице. А художник Александр Поникаров не умел жить без солнца… Он ушел от нас 30 сентября 1999 года».
Наталья Аксенова