Одна черная, черная русалочка... Что принципиальнее для сказочного персонажа в эпоху модернити — цвет кожи или хвост

Вот уже неделю я слежу за реакцией соцсетей на новость о том, что Русалочку в голливудском ремейке "Русалочки" будет играть черная актриса. На Руси в ответ — скрежет зубовный: "Вы! Там! Америкосы! Толерасты! Вконец сдурели!" Это, заметьте, кричат не пропагандисты, а искренне оскорбленные. Задавать оскорбленным вопрос: "Ребят, а ничего, что у нее вообще хвост?" — бессмысленно. В ответ получишь совет катиться туда, куда… — в общем, к трансформерам. Ведь те, кто против черной Русалочки, защищают традиционные ценности, включая белый цвет кожи у сказочной героини. Защищаемая в данном случае ценность называется расизмом. Низовая Россия, то есть та самая страна, которая действует по зову сердца, — страна расистская. Если не верите, то попробуйте снять в Питере жилье, говоря с акцентом и представляясь Фамилем Сакит–оглы Исмайловым или, не знаю, Абдуразаком Мардановичем Мирзабековым. У меня есть друг, врач, татарин из казанской глубинки по имени Рафис Фанисович. Он как раз недавно квартиру искал и теперь много чего о русском гостеприимстве может рассказать. Однако нынешний расизм "снизу", как и парный ему патриотизм "сверху", имеет другую основу, чем, например, идеологизированный нацизм Германии 1930–х. Наш расизм — всего лишь одна из многих утешительных "традиционных ценностей", за которые хватаются люди, не знающие, чем можно утешиться в застое, которому нет конца. Как ценности расизму в этом смысле равновелики и сталинизм, и тоска по советскому пломбиру, и культ силы, и ортодоксальная церковность. Посмотрите на Зюганова — он живой носитель всех таких ценностей сразу. Каждая из них отвергает другую, но его синкретизм не смущает. Важно, что все эти ценности — ценности прошлого: они позволяют избегать разговора о будущем. Расисты, сталинисты, коммунисты, православные патриоты, отрицатели гендерного разнообразия сходны в том, что отвергают саму идею модернити, на которой держится современный Запад и которая состоит в работе с будущим. Вариативность и изменчивость — суть модернити. Сюжет о Русалочке модернити воспринимает не как канон, а как метасюжет, каждая вариация которого способна порождать новый смысл. Вместо белой (ха!) девочки–русалки, влюбившейся в принца, может быть черный мальчик–русал, влюбившийся в нищего, и ни у кого (включая сказочника Андерсена) исключительных прав на трактовку сюжета нет. Суть в том, что любовь способна пробить сословные, расовые, видовые, родовые, гендерные границы, — а вариаций здесь миллион. Так что проблема России вовсе не в расизме как таковом. Он следствие, а не причина, он — реакция на уход в третий мир. Эта реакция заставляет танцевать гопака, вопя: "Пиндосы с гейропейцами! У вас там скоро будут одни черные, п*** и мусульмане!" — в наивном гопничестве своем полагая, что Европа и Запад тоже живут ценностями прошлого, только боятся признаться. Белый расизм был ведь реальной ценностью во времена Киплинга, когда белый человек колонизовал дикарей, неся им свет просвещения. И набожность была ценностью до эпохи Просвещения. И коммунизм был ценностью — до прихода коммунистов к власти. И нуклеарная гетеросексуальная семья была единственным одобряемым типом семьи в индустриальную эпоху. Но это все кончилось и стало музеем (что, и семья? — да, и нуклеарная семья тоже. Многие ли из ваших знакомых прожили жизнь в единственном браке?). В музей идут ради занятий наукой или из любопытства, но жить там невозможно… И завершая… Забавно, но в том древнем немецком городе, где я сейчас живу, этим летом на открытой сцене под средневековыми крепостными стенами идет рок–опера "Иисус Христос — суперзвезда". Так вот: Иуда Искариот и Мария Магдалина там — черные. А если бы победил на прослушивании, то черным был бы и Иисус. И никого бы это не смутило и не возмутило. Может быть, потому, что черный актер Карл Андерсон сыграл Иуду в фильме "Иисус Христос — суперзвезда" еще в 1973 году. Тогда это многих покоробило (включая афроамериканцев), но с тех пор полвека вода текла. Возможно, это довольно точно выраженная в годах дистанция между Россией и Западом.