Клошар — это звучит гордо
Сколько бомжей в столице, пожалуй, доподлинно не известно никому. Да, цифра эта не фиксирована. Летом — больше, зимой — меньше. Искоренить их как явление невозможно. Но Административный кодекс с нового года позволяет хотя бы налагать штрафы за «приставание в общественных местах». Правда, едва ли местные клошары их платят…
По принципу свободы
Как и почему эти люди попали «на задворки», мало кого интересует. Каждый из бомжей может рассказать душещипательную историю своей жизни, которой хватит на внушительный роман. Через несколько дней он расскажет другую, не менее душещипательную историю, и снова о своей жизни. Не из внутренней подлости и мерзости, а потому, что знает: жалость прокормит. Бизнесом на жалости действия попрошаек вряд ли назовешь, потому как прибыль в виде подаяний спускается тут же, в ближайшем магазинчике, но и отдавать кровно заработанную зарплату «свободным» согражданам тоже как-то не хочется.
Места кучкования столичных нищих всем известны. Вокзалы, базары… На Левый берег их заносит редко — не та среда обитания: мало людей, много полиции, нет укромных закутков, где можно поспать или справить нужду. В общем, вылизанные зеркально-бетонные кварталы не для них. Но зато Правый берег — их вотчина. Своя группировка есть почти в каждом районе, где они спят на трубах, оставляя после себя невыветриваемый запах и кучу мусора. А если случится поломанный домофон — не преминут оккупировать подъезд. От визитов участкового стараются скрыться, просят 50 тенге исключительно во внутридворовой территории, подстерегая сочувствующих мамочек с детьми, руководимых больше боязнью за свое чадо, чем человеколюбием.
Просить — не строить
Посмотреть на попропашаек в городском масштабе мы уговариваем сотрудников Сарыаркинского РУВД. Нас сразу же отправляют на вокзал. Это центр сосредоточия всяческих сомнительных личностей. Грузят в полицейскую машину и начинают «экскурсию».
Первые «клиенты» обнаруживаются сразу же, под деревцем. Сцена полотна «Три охотника» исполнена двоими товарищами.
— Нет, эти не попрошайки, — стараются разбудить их полицейские. — Алкоголики просто.
Мат из кустов свидетельствует о том, что пробуждение прошло успешно. Скоро доносится аромат застарелого, безысходного перегара и появляются красные глаза. «На автомате» разбуженные пытаются скрыться. Но отпускать таких опасно. Поэтому полицейские за шкирку держат их до приезда машины. Доставить их нужно в вытрезвитель, но своей техники у наркологии нет. Ждать нужно полицейскую «ГАЗель».
— А это все местные товарищи? — спрашиваем мы.
— Есть иногородние, есть местные, есть люли, но их мало, — говорит начальник отдела административной полиции УВД района Сарыарка Армен Иманкулов. — Если иностранцы — есть статья, по которой их ждет выдворение или арест. Но объективно мать-попрошайку не могут арестовать, потому что у нее дети есть. Ребятишек мы не можем отдать в ЦВИАРН (Центр временной изоляции и адаптации несовершеннолетних), потому что они не безнадзорные, с родителями. В итоге отпускаем их. Некоторые судьи накладывают штрафы, но те не платят…
— С согражданами проще?
— Да и с местными то же самое. Таксисты, проститутки… В статье 449 Кодекса РК об административных правонарушениях одна и та же процедура. Ну закроем мы проститутку, она посидит, выйдет, ей работать надо. Только за сводничество уголовная ответственность…
— Рынок, вокзал, «Коктем»?
— «Коктем» мы почти очистили. Там знак стоит, что парковка запрещена после закрытия магазина.
— А старушки, которые просят милостыню? Их тоже под арест?
— Бабушек мы не забираем, хотя проверяем. Часто бывает, что их дети вывозят, чтобы попрошайничали. Выясняем, кто родственники, почему не помогают.
— И куда бомжей в итоге?
— В центр адаптации, или в «приют», как говорят в народе. Зимой сами просят: «Отвези нас туда, домофоны везде, не зайти, не погреться». Но как потеплеет — уходят. Им одежду, документы дадут, медики подлечат… Насильно никого не держат. Большинство снова на стакан садится…
Полицейские ведут нас по околовокзальным дворам. Они знают тут все. Знают «явки», «пароли». На встречу идет пожилой мужчина. Шал — так его тут называют. Появился дней пять назад, вроде бы из Кокшетау. В столице совсем запился. Правоохранители продумывают, как бы отправить его домой. Где его, скорее всего, никто не ждет.
— Нам директор автовокзала помогает, бесплатно забирает вот таких. Правда, водители не хотят. Соглашаются, только когда задние сиденья свободны. Все, что мы можем, — отправить бродягу помыться в умывальнике…
Судьба человека
Идем дальше. Наши гиды объясняют, что это гостиница. Выглядит она явно не на пять звезд. Но тем не менее. Через дорожку — полудостроенное или полуразвалившееся здание. «Бесплатная гостница», — шутят полицейские. На первом этаже без окон и дверей свалена куча хлама, тряпок, матрасов. Здесь ночуют те, кому больше негде. Сейчас ночлежка пуста. За домом, присев на корточки, беседуют двое помятых мужчин.
— Попрошайничаешь? — строго спрашивает полицейский.
— Нет, я семейный. У нас дом под Карагандой затопило, жену к родителям отправил, тут работу ищу. Я в охране работаю, тут обещают работу.
— На что живешь?
— В мечеть хожу, там кормят. Я законопослушный. Такой случай — до колена вода поднялась. Что делать теперь?
На извечный вопрос Чернышевского «что делать?» правоохранители ответа не знают. По факту задерживать мужчину не за что… И мы отправляемся дальше. Улица Гете, обычный двор обычного дома. На лавочке снова группа разношерстных бродяг.
— Что-то ты сегодня красивая, похмелилась? — приветствуют полицейские старую знакомую.
Знают друг друга все. Терпят и разводят руками. Полицейские вывешивают на досках объявлений памятки для жильцов с выдержками из Адмкодекса и номерами телефонов участкового. Их планомерно заклеивают другими объявлениями. Круг беспрерывен, замкнут. Сочувствовать или наказывать таких нерадивых сограждан — непонятно.
На скамейке трое. Инвалид, который настойчиво требует денег, девушка непонятного возраста по имени Самал и бабушка Маша. Самал 16 дней назад выгнали из дома. Там у нее остался сын. Выгнала мать, за то, что не работала и пила. За более чем две недели женщина даже не попыталась повидаться с сыном или помириться с матерью. Баба Маша живет на улице, несмотря на то что у нее двое взрослых детей. Она им не нужна. Потому что пьет. Жила у брата на Лесозаводе, но и с ним поругалась. Теперь ждет пенсии. Говорит, что этих 40 тысяч тенге ей хватает. Она не бедствует, не жалуется.
— А пьете зачем? Вот бросили бы, и жизнь бы наладилась?
— Честно скажу… Чистосердечное признание смягчает наказание, 20 процентов скидки. Бывает, такая тоска нападет, не с кем пообщаться. Выпьешь — и все забывается. Но ничего, все будет нормально.
Ждут, когда будет нормально, и жильцы дома, наотрез отказывающиеся смириться с таким соседством. Устав бороться и жаловаться, они ждут, что когда-нибудь дом снесут. Под «Экспо». Активисты ходили, узнавали. Вроде бы тут проходит какая-то «красная линия». Но дом еще вполне приличный, и снесут его, на наш взгляд, едва ли.
— Может, вывезти их, раньше были ЛТП, — жалуется жительница дома. — Вывезите под Караганду хоть. Каждый месяц у нас новые лица. 1 мая вот этот подружку привел, в шесть утра уже 15 человек готовченко. Разбавили водой, и мы уже хорошие. Всосалось все. Несколько дней нет их, а потом опять приходят свеженькими.
Полицейские помочь не могут. Бомжи есть во всех странах мира, и рецепта от них пока не существует. Так и живут бездомные, отравленные свободой и алкоголем. Пара часов, проведенных с полицейскими, порядком изматывают. На службе, правда, приходится несладко.
Решаем ехать в редакцию. По дороге останавливаемся около попрошайки, традиционно «дежурящего» на Бейбитшилик.
— Как фамилия? Иди-ка ты отсюда, — устало говорит наш провожатый. Штраф в десять тысяч тенге и этот бедолага не оплатит. Можно арестовать, конечно. Но нужно ли…
По принципу свободы
Как и почему эти люди попали «на задворки», мало кого интересует. Каждый из бомжей может рассказать душещипательную историю своей жизни, которой хватит на внушительный роман. Через несколько дней он расскажет другую, не менее душещипательную историю, и снова о своей жизни. Не из внутренней подлости и мерзости, а потому, что знает: жалость прокормит. Бизнесом на жалости действия попрошаек вряд ли назовешь, потому как прибыль в виде подаяний спускается тут же, в ближайшем магазинчике, но и отдавать кровно заработанную зарплату «свободным» согражданам тоже как-то не хочется.
Места кучкования столичных нищих всем известны. Вокзалы, базары… На Левый берег их заносит редко — не та среда обитания: мало людей, много полиции, нет укромных закутков, где можно поспать или справить нужду. В общем, вылизанные зеркально-бетонные кварталы не для них. Но зато Правый берег — их вотчина. Своя группировка есть почти в каждом районе, где они спят на трубах, оставляя после себя невыветриваемый запах и кучу мусора. А если случится поломанный домофон — не преминут оккупировать подъезд. От визитов участкового стараются скрыться, просят 50 тенге исключительно во внутридворовой территории, подстерегая сочувствующих мамочек с детьми, руководимых больше боязнью за свое чадо, чем человеколюбием.
Просить — не строить
Посмотреть на попропашаек в городском масштабе мы уговариваем сотрудников Сарыаркинского РУВД. Нас сразу же отправляют на вокзал. Это центр сосредоточия всяческих сомнительных личностей. Грузят в полицейскую машину и начинают «экскурсию».
Первые «клиенты» обнаруживаются сразу же, под деревцем. Сцена полотна «Три охотника» исполнена двоими товарищами.
— Нет, эти не попрошайки, — стараются разбудить их полицейские. — Алкоголики просто.
Мат из кустов свидетельствует о том, что пробуждение прошло успешно. Скоро доносится аромат застарелого, безысходного перегара и появляются красные глаза. «На автомате» разбуженные пытаются скрыться. Но отпускать таких опасно. Поэтому полицейские за шкирку держат их до приезда машины. Доставить их нужно в вытрезвитель, но своей техники у наркологии нет. Ждать нужно полицейскую «ГАЗель».
— А это все местные товарищи? — спрашиваем мы.
— Есть иногородние, есть местные, есть люли, но их мало, — говорит начальник отдела административной полиции УВД района Сарыарка Армен Иманкулов. — Если иностранцы — есть статья, по которой их ждет выдворение или арест. Но объективно мать-попрошайку не могут арестовать, потому что у нее дети есть. Ребятишек мы не можем отдать в ЦВИАРН (Центр временной изоляции и адаптации несовершеннолетних), потому что они не безнадзорные, с родителями. В итоге отпускаем их. Некоторые судьи накладывают штрафы, но те не платят…
— С согражданами проще?
— Да и с местными то же самое. Таксисты, проститутки… В статье 449 Кодекса РК об административных правонарушениях одна и та же процедура. Ну закроем мы проститутку, она посидит, выйдет, ей работать надо. Только за сводничество уголовная ответственность…
— Рынок, вокзал, «Коктем»?
— «Коктем» мы почти очистили. Там знак стоит, что парковка запрещена после закрытия магазина.
— А старушки, которые просят милостыню? Их тоже под арест?
— Бабушек мы не забираем, хотя проверяем. Часто бывает, что их дети вывозят, чтобы попрошайничали. Выясняем, кто родственники, почему не помогают.
— И куда бомжей в итоге?
— В центр адаптации, или в «приют», как говорят в народе. Зимой сами просят: «Отвези нас туда, домофоны везде, не зайти, не погреться». Но как потеплеет — уходят. Им одежду, документы дадут, медики подлечат… Насильно никого не держат. Большинство снова на стакан садится…
Полицейские ведут нас по околовокзальным дворам. Они знают тут все. Знают «явки», «пароли». На встречу идет пожилой мужчина. Шал — так его тут называют. Появился дней пять назад, вроде бы из Кокшетау. В столице совсем запился. Правоохранители продумывают, как бы отправить его домой. Где его, скорее всего, никто не ждет.
— Нам директор автовокзала помогает, бесплатно забирает вот таких. Правда, водители не хотят. Соглашаются, только когда задние сиденья свободны. Все, что мы можем, — отправить бродягу помыться в умывальнике…
Судьба человека
Идем дальше. Наши гиды объясняют, что это гостиница. Выглядит она явно не на пять звезд. Но тем не менее. Через дорожку — полудостроенное или полуразвалившееся здание. «Бесплатная гостница», — шутят полицейские. На первом этаже без окон и дверей свалена куча хлама, тряпок, матрасов. Здесь ночуют те, кому больше негде. Сейчас ночлежка пуста. За домом, присев на корточки, беседуют двое помятых мужчин.
— Попрошайничаешь? — строго спрашивает полицейский.
— Нет, я семейный. У нас дом под Карагандой затопило, жену к родителям отправил, тут работу ищу. Я в охране работаю, тут обещают работу.
— На что живешь?
— В мечеть хожу, там кормят. Я законопослушный. Такой случай — до колена вода поднялась. Что делать теперь?
На извечный вопрос Чернышевского «что делать?» правоохранители ответа не знают. По факту задерживать мужчину не за что… И мы отправляемся дальше. Улица Гете, обычный двор обычного дома. На лавочке снова группа разношерстных бродяг.
— Что-то ты сегодня красивая, похмелилась? — приветствуют полицейские старую знакомую.
Знают друг друга все. Терпят и разводят руками. Полицейские вывешивают на досках объявлений памятки для жильцов с выдержками из Адмкодекса и номерами телефонов участкового. Их планомерно заклеивают другими объявлениями. Круг беспрерывен, замкнут. Сочувствовать или наказывать таких нерадивых сограждан — непонятно.
На скамейке трое. Инвалид, который настойчиво требует денег, девушка непонятного возраста по имени Самал и бабушка Маша. Самал 16 дней назад выгнали из дома. Там у нее остался сын. Выгнала мать, за то, что не работала и пила. За более чем две недели женщина даже не попыталась повидаться с сыном или помириться с матерью. Баба Маша живет на улице, несмотря на то что у нее двое взрослых детей. Она им не нужна. Потому что пьет. Жила у брата на Лесозаводе, но и с ним поругалась. Теперь ждет пенсии. Говорит, что этих 40 тысяч тенге ей хватает. Она не бедствует, не жалуется.
— А пьете зачем? Вот бросили бы, и жизнь бы наладилась?
— Честно скажу… Чистосердечное признание смягчает наказание, 20 процентов скидки. Бывает, такая тоска нападет, не с кем пообщаться. Выпьешь — и все забывается. Но ничего, все будет нормально.
Ждут, когда будет нормально, и жильцы дома, наотрез отказывающиеся смириться с таким соседством. Устав бороться и жаловаться, они ждут, что когда-нибудь дом снесут. Под «Экспо». Активисты ходили, узнавали. Вроде бы тут проходит какая-то «красная линия». Но дом еще вполне приличный, и снесут его, на наш взгляд, едва ли.
— Может, вывезти их, раньше были ЛТП, — жалуется жительница дома. — Вывезите под Караганду хоть. Каждый месяц у нас новые лица. 1 мая вот этот подружку привел, в шесть утра уже 15 человек готовченко. Разбавили водой, и мы уже хорошие. Всосалось все. Несколько дней нет их, а потом опять приходят свеженькими.
Полицейские помочь не могут. Бомжи есть во всех странах мира, и рецепта от них пока не существует. Так и живут бездомные, отравленные свободой и алкоголем. Пара часов, проведенных с полицейскими, порядком изматывают. На службе, правда, приходится несладко.
Решаем ехать в редакцию. По дороге останавливаемся около попрошайки, традиционно «дежурящего» на Бейбитшилик.
— Как фамилия? Иди-ка ты отсюда, — устало говорит наш провожатый. Штраф в десять тысяч тенге и этот бедолага не оплатит. Можно арестовать, конечно. Но нужно ли…