Последний

Бродского не раз называли наследником романтической, в байроновском варианте, поэзии: одинокий певец, противостоящий миру, толпе, черни. Но такое противостояние у Бродского идет не от психологического надлома бунтаря-индивидуалиста, а от ясного и горького сознания утраты смыслов и бесполезности любого бунта. Ему ни в коем случае не свойственна романтическая, героическая поза.