Горсть священной земли
Перед великим, светлым Праздником Победы журналисты «Коммуны» вместе с главой Администрации Бобровского района Воронежской области Анатолием Балбековым решили поехать к одному из самых известных в районе участников войны Дмитрию Касаткину, чтобы вручить ему юбилейную медаль в честь Победы.
– Дмитрий Тихонович – удивительный человек, – сказал нам Балбеков, – его энергии, светлому уму, оптимизму и радости жизни многие молодые могут позавидовать.
После журналисты задержатся в светлой, просторной квартире ветерана, и Касаткин будет рассказывать нам о своей судьбе. Вспомнит, что пришлось испытать под Сталинградом, вспомнит, как, демобилизовавшись, взял свидетельство об окончании педучилища и пошёл в школу – преподавал математику, биологию, даже пионервожатым был, а самое главное, не уставал учить ребят быть патриотами своей Родины. В ноябре 2014 года он отметил своё 90-летие.
Когда надевает праздничный пиджак с наградами, ребятня «липнет» к нему: каждый за счастье почитает прикоснуться к знакам солдатского подвига.
Удивительные это люди, ветераны войны – сколько нравственных испытаний и страшного физического напряжения пришлось им в жизни испытать, а они, несмотря на возраст, не согнулись. По-прежнему и рука крепка, и во взгляде радость.
Борис Ваулин
г.Бобров, Воронежская область
В начале июля 1942 года жившие по соседству приятели Димы Касаткина и его бывшие однокурсники по Бобровскому педучилищу начали получать повестки из военкомата. Восемнадцатилетние парни призывались в армию на защиту Родины. Уже год шли кровопролитные сражения, и каждый день чёрная тарелка репродуктора тревожным голосом Юрия Левитана сообщала названия всё новых городов, которые «после тяжёлых и упорных боёв» были оставлены частями Красной Армии.
Война неотвратимо подкатывалась к Дону, от которого до Боброва рукой подать. Самолёты со свастикой всё чаще появлялись в небе, на бреющем полёте пролетали над домами и сбрасывали бомбы.
– Завтра нас вызывают в военкомат с бельём и харчами, – сказали Димке его друзья в один из летних дней. – Значит, завтра и отбываем, но ты не волнуйся, стукнет тебе восемнадцать, получишь повестку и догонишь нас…
Восемнадцать ему должно было стукнуть через четыре месяца – 8 ноября. Но оставаться дома он не хотел: легко сказать «догонишь». Где и как он будет догонять? Это ведь не на велосипеде в соседнюю деревню сгонять. Нет, надо держаться вместе, а потому пришел домой и сказал Анастасии Федоровне:
– Мама, я завтра ухожу с ребятами в армию, собери мне вещмешок.
Мать молча опустилась на табуретку и заплакала. Положила в мешок бельё, кружку-ложку, сухари, сало, и отправился сын в военкомат. Встал в общий строй призывников и начал слушать зычный голос офицера. Военком в соответствии со списком называл фамилии. Парни выходили из строя, прощались с родными и выстраивались в маршевую колонну. Когда последний из списка встал в неё, перед военкомом остался один Касаткин.
– Ты кто такой? – спросил военком строго. – Где твоя повестка?
– Фамилия – Касаткин, зовут Дмитрий, повестку не получил, потому что нет восемнадцати, – ответил парень.– Но через четыре месяца исполнится, а на фронт я сейчас хочу идти. Вместе с друзьями, – добавил он решительно.
Военком подумал, полистал какие-то бумаги, внимательно взглянул на стоящего по стойке «смирно» юношу и махнул рукой:
– Становись в колонну, потом разберёмся.
Команда «Равняйсь!», «Шагом марш!», слёзы матерей, наказы регулярно писать письма – и колонна новобранцев запылила по просёлочной дороге на север к райцентру Анна. Потом были Трегуляевские учебные лагеря недалеко от Тамбова, где учили штыковому бою, меткой стрельбе, умению быстро выскакивать из окопа и бежать в атаку. Хотя вместо штыков приходилось привязывать к винтовкам заострённые палки, рубить и колоть ими чучела.
Поначалу сил и выносливости у семнадцатилетнего бойца Касаткина, явно, не хватало: едва звучала команда «отбой», он замертво валился на нары и сразу засыпал. Но сельскому парню к тяжёлому труду не привыкать, и он быстро втянулся в размеренность армейской жизни.
Дмитрий Касаткин. Фото Михаила Вязового
На ежедневных занятиях замполиты рассказывали о злодеяниях оккупантов на советской земле, об издевательствах, которые творили фашисты над людьми. В душах молодых солдат всё острее возникала ненависть к врагу, хотелось побыстрее попасть на фронт и начать мстить.
Но неожиданно через несколько недель из тамбовских лагерей Дмитрия Касаткина отправили в чувашскую деревню Зеленовка на курсы младших командиров. Здесь он учился владеть пулемётом, автоматом, прицельно стрелять из винтовки, бросать учебные противотанковые гранаты, организовывать отражение атак врага. Его командир сказал, что, возможно, он будет определён в разведывательный взвод, а потому особо надо обратить внимание на изучение топографических карт. Ну и, конечно, уметь бесшумно проползать под колючей проволокой.
Через три месяца, в октябре сорок второго года, выпускник учебных курсов сержант Касаткин в составе маршевой роты погрузился в теплушку воинского эшелона и отправился на фронт. В его отделение попали и земляки-бобровцы – Василий Авдеев и Павел Панов. Состав из солдатских теплушек и вагонов с лошадьми мчался на юг, и хоть никто из командиров не объявлял «куда следуем», солдаты ответ знали – в Сталинград.
Ночью высадились на станции Иловля. Каждому выдали сухой паёк: банку американской тушенки, буханку хлеба. Одни из бойцов получили автоматы, другие – карабины, и всем велели брать как можно больше патронов и гранат.
Прошагали несколько километров до пристани, а под утро погрузились на плоты и небольшие катера. Отчалили на правый берег Волги, и тут, откуда ни возьмись, над рекой появился самолёт с противным воющим звуком и крестами на крыльях. Сделал круг над плавучей армадой, дал несколько очередей из пулемёта и скрылся. А через несколько минут, когда бойцы начали выгружаться на берег, прилетели бомбардировщики. Бомбы с воем падали на прибрежную полосу, на катера и плоты, разнося их вдребезги. Кто успел выпрыгнуть на берег, укрыться в канавах, под береговыми откосами, среди камней, те и уцелели. Однако многие запаниковавшие и метавшиеся от страха по берегу погибли.
Война уже на подступах к ней учила молодых солдат науке выживания. Из первого испытания сержант Касаткин вышел без царапины, но в душу легла первая тревожная зарубка: столько убитых людей ещё не приходилось видеть.
…Отделение Касаткина попало в дивизию генерала Родимцева. Бойцы заняли траншеи, оборудовали «лисьи норы», в которых можно было укрыться от бомбёжки. Немецкие штурмовики и бомбардировщики с раннего утра волнами шли на советские окопы. Нередко с неба раздавался жуткий свист и вой.
Поначалу необученные бойцы терялись от такой психической атаки и падали на дно окопов.
Оказалось, немцы сбрасывали с самолётов продырявленные со всех сторон металлические бочки, которые и издавали эти душераздирающие вопли. Но вслед за этой какофонией на позиции летели стокилограммовые бомбы, вот тогда и открывался настоящий ад. Небо и земля смешивались воедино, огненно-чёрные султаны взрывов рвались ввысь, гигантские воронки перепахивали позиции советских войск. Казалось, ничто живое не сможет уцелеть в этой кровавой мясорубке.
Но самолёты улетали, и из щелей и окопов выползали люди – раненые, оглохшие, но не сдавшиеся. Приходили в себя, ругались, очищали оружие от земли, вытаскивали из «лисьих нор» боеприпасы и готовились к бою. Потому что через 30-40 минут с вражеской стороны всё отчётливее доносился рёв моторов: начиналась танковая атака. Неповоротливо грозные «тигры» и «пантеры», грохоча моторами, двигались к Волге. Подпустив их как можно ближе, бойцы ползли им навстречу с бутылками зажигательной смеси и гранатами в руках. Кто-то успевал попасть в танковые башни и вернуться в окоп, кто-то навсегда оставался на поле боя.
Когда чадные костры бронированных чудищ начинали пылать один за другим, танки отходили. Прилетали штурмовики и методично прошивали окопы пулемётным огнём. Потом наступало кратковременное затишье, а после шли в атаку цепи гитлеровцев. Волны атак следовали одна за другой и беспощадно выкашивали защитников города.
То в одном, то в другом месте вскрикивали от боли бойцы и сползали с бруствера на дно окопа. Другие молча утыкались лицом в промёрзшую землю и затихали. Вот осколком мины разворотило живот земляку Васе Авдееву, и его отправили в медсанбат.
Сержанта Касаткина беда обходила стороной. В одной из рукопашных схваток его, невысокого ростом, чуть было не задушил здоровенный рыжий мадьяр, но вовремя подоспел на подмогу моряк Каспийской флотилии, пришедшей на помощь сталинградцам.
– Перед боем моряки снимали шапки и фуфайки, доставали из своих «сидоров» бескозырки, одевали их, подпоясывали чёрные бушлаты ремнями и с криком «За Родину! За Сталина!» рвались в штыковую атаку, сметая всё на своём пути, – вспоминает Дмитрий Тихонович. – Разъярённые немцы, ввязавшись в рукопашную и увидев тельняшки, бескозырки и морские ремни, орали в испуге «марина, марина» и бежали назад в свои окопы. На их плечах мы врывались в первую, а порой и вторую вражескую линию. Итальянцы и мадьяры панически боялись наших моряков.
В иные дни наступающий враг предпринимал по 5-6 атак. Окопы переходили из рук в руки. На обороняющихся наваливались всё новые и новые силы: линия обороны трещала, изгибалась, приближалась почти вплотную к берегу Волги, но, обретя неведомые силы, сжималась и отбрасывала врага назад.
В один из предновогодних дней в окоп, где располагалось отделение Дмитрия Касаткина, приползла санитарка из медсанбата, тянувшая за собой сумку с подарками из тыла. Открыли небольшой картонный ящичек – и увидели письмо от десятилетней девочки с Урала: «Дорогие солдатики! Гоните немцев с нашей земли. У меня папа на фронте и нам с мамой очень плохо без него. Мы вас любим. Дедушка посылает вам табачок, бабушка носки связала, а я сберегла 5 кусочков сахара. Поздравляю с Новым годом. Маша».
– Помню у многих бойцов слёзы сами собой навернулись, особенно у тех, чьи семьи оказались в немецкой оккупации, – рассказывает ветеран. – После таких писем и посылок мы с удвоенной яростью сражались.
Паше Панову, бившему из пулемёта по наступающим фашистам, пуля грудную клетку насквозь прошила. Упал на дно окопа, отдышался, санитарка его перевязала, а он в медсанбат идти отказывается: «Я с этими гадами рассчитаться ещё должен», - говорит.
Сержанта Касаткина судьба испытывала несколько месяцев, но в боях за завод «Красный Октябрь» и его нашла беда. Окружённый дивизией Родимцева завод немцы стали готовить к взрыву. Предотвратить его приказали разведчикам. Через заброшенную водосточную трубу Дмитрий с бойцами отделения проник на территорию предприятия. Подобрались к одному из опорных пунктов и забросали его гранатами. В ответ немцы открыли миномётный огонь по группе, тут осколок мины и распорол валенок Дмитрия. В горячке боя он даже не почувствовал боли и только минут через пять ощутил, что не может встать на ногу, а в валенке хлюпает кровь. Подбежавший санитар под непрерывным огнём умудрился преодолеть проволочное заграждение и притащить его в медпункт на берегу Волги.
Помня пламенные слова снайпера Василия Зайцева «За Волгой для нас земли нет!», он отказывался ехать в медсанбат на левый берег до тех пор, пока пожилой капитан медслужбы не прикрикнул на него: «Ты что, без ноги хочешь остаться, а кто дальше воевать будет? Грузите его на катер».
Привезли в медсанбат на Иловле, где три месяца назад начался его боевой путь, сделали операцию, вытащили несколько осколков и отправили в Уфу на долечивание. Через три месяца был отправлен на 2-й Украинский фронт и попал на курсы младших лейтенантов. И в этом звании через три месяца участвовал в переправе через Днепр. Причем так удачно переправился, что пуля лишь «поцеловала» его в скуловую кость и жикнула мимо глаза.
А потом опять бой, и опять он вместе с товарищами сдерживал танковые атаки, теперь уже на правом берегу Днепра.
Немцы во что бы то ни стало стремились сбросить их десант в воду.
Потом еще ранения и медсанбаты, награды за захват «языка» с документами, за бои на знаменитом озере Балатон и освобождение военнопленных, работавших на подземном заводе в Брно.
Наконец пришёл май, Праздник Победы и грохот выстрелов из всех видов оружия, но выстрелов в небо, несущих не смерть, а людское ликование. Через несколько дней опять воинский эшелон с теплушками, но только не домой, а через всю страну на Дальний Восток, вновь на войну, теперь уже с императорской Японией.
И где бы он ни был, в солдатском вещмешке фронтовика Дмитрия Касаткина бережно хранился кисет. В нем находился не табак, а священный амулет. В октябрьский день 1942 года, когда фашистские бомбы поднимали на дыбы землю Мамаева кургана, он положил пару её пригоршней в холщёвый мешочек и дал клятву, что пока жив, эта земля будет всегда с ним. Он остался жив, и теперь священная земля в гильзе из-под снаряда передаётся эстафетой из одной школы Бобровского района Воронежской области в другую – как символ мужества, славы и геройства тех, кто 70 лет назад защищал и защитил родную землю от ненавистного врага.
Источник: газета «Коммуна», №№ 49-50 (26438-26439) | Пятница, 8 мая 2015 года